— Спасибо…
— О нет, только не это. Просто Эля. А то с отчеством тянет на все шестьдесят. Сегодня я уеду на пастбище, но вам и не до прогулок — после перелета. Завтра же я в полном вашем распоряжении. Покажу вам Лес, проедемся вдоль реки… Надеюсь, завтра берег подсохнет — у нас вчера была гроза. Отдыхайте.
Им отвели не комнату и не две комнаты, а целое крыло просторного и большого двухэтажного бревенчатого дома под красной черепицей. В этом крыле располагались две смежных просторных спальни, уютная гостиная в индейском стиле, своя ванная комната и даже гардеробная. В гардеробной Полина и Женя повеселились от души, так и этак развешивая свои скудные пожитки, а потом им надоело и они отправились принимать совместный душ.
Это мероприятие оказалось волнующим и возбуждающим, особенно, когда намыленный мужчина пытался обнять намыленную девушку, а она хохотала и уворачивалась, стараясь при этом не сойти с места, но в какой-то момент потеряла равновесие, ахнула, схватилась за край ванны…
И замерла в соблазнительной, но излишне напряженной позе. Женя уже вознамерился ухватить ее за наиболее вызывающие части тела, но Полина уже выпрямилась и с ужасом посмотрела на будущего отца своих детей.
— Жень! Мы забыли про Егора! Он же сварится в багажнике! Или Степан Иванович отнесет его на кухню…
Все дальнейшее происходило настолько стремительно, что осталось навеки загадкой, как это они не разбились насмерть на гладком мраморном полу, залитом мыльной водой и пеной. Едва ополоснувшись, они натянули одежду прямо на голое тело — да, да, опять деловой костюм, вернее, то, что от него осталось — и ринулись вниз.
Громов сидел на открытой веранде, потягивал виски, курил сигару и внимательно рассматривал Егора. Егор блаженствовал в открытом контейнере, где уже поменяли воду, причем на этот раз она была воистину кристально чистой.
Влажные и перепуганные любовники замерли, с облегчением глядя на открывшуюся картину, а Громов, заметив их, поинтересовался:
— Я надеюсь, вы не планируете съесть этого красавца? Давно не встречал таких великолепных карпов. Они живут до двухсот лет, вы знали об этом?
— Н-нет… И разумеется, мы не собирались его есть! Мы хотим его выпустить в реку. Подальше от людей.
— Что ж, ради этого стоило тащить его сюда. Здесь почти нет рыболовов. Завтра и поедем.
Евгений неожиданно покачал головой и произнес наигранно небрежно:
— Он и так достаточно настрадался. Мы с Полиной отправимся прямо сейчас. Ну… после обеда.
Громов недоуменно взглянул на него.
— Малыш, во-первых, ужин у нас в восемь вечера. Сейчас я собирался предложить вам домашний ржаной хлеб, солонину и пиво. Во-вторых, Полина говорила о безлюдных местах — туда можно добраться только на лошади, и для этого нам нужна Эля, а она уже умотала на дальние пастбища и вернется только утром. В-третьих, я не гожусь, потому что хлопнул вискаря и лошади меня к себе не подпустят…
Ларин надменно выпятил губу.
— Дядюшка Степа, тебя никто и не зовет. Я отлично справлюсь с лошадью, Полина научится в два счета, а здешние места, слава богам, я помню с детства. Потом, знаешь ли, трудно заблудиться, двигаясь все время по одному и тому же берегу реки!
Громов прищурился.
— Ого! Шоколадка, не сочти за дерзость, но ты пробудила в нем мужчину. Что хочу, то и ворочу — так, малыш? Или красуешься перед девушкой?
Женя хмыкнул.
— Все. Твои чары на меня больше не действуют, у меня есть собственная фея. Подначивай меня хоть весь день — я и глазом не моргну. И на реку мы с Полиной отправимся вдвоем… потому что нам надо побыть вдвоем! И не завтра, а сейчас…
— И не с солониной, а с хреном…
— И не смешно вообще!
— Посмотри на девочку, она же устала.
— Я вовсе не устала, но, Жень, может, Степан Иванович прав насчет дальнего переезда…
Женя возмущенно посмотрел на предательницу.
— Говорю тебе, я тут вырос! Мы проедем по берегу, выпустим Егора на излучине реки, попрощаемся с ним и вернемся рысью. Как раз к восьми. А дядюшка Степа сготовит нам к этому времени ужин.
Громов выглядел не на шутку обеспокоенным, и это Полине не очень нравилось, но еще меньше ей хотелось бросать Женю на произвол судьбы — и насмешек Громова. Поэтому она просто кивнула.
Громов раздраженно затушил сигару о каменные плиты патио и бросил:
— Кабы ты был один, я бы и не возражал, чтобы ты заблудился. Насмерть не заплутаешь — а ума наберешься. Но я не могу позволить тебе тащить городскую девочку на ночь глядя в глушь!
— Очень хорошо. Я не потащу.
— Слово?
— Слово.
Дядя покачал головой и удалился в дом, а Евгений немедленно схватил Полину за руку.
— Скорее! Он наверняка пошел ябедничать Эли по телефону. Надо успеть взять лошадей!
— Но ведь ты ему сказал…
— А я тащу тебя? Нет! Ты же сама согласилась? И разве Егор не заслуживает этой спешки?
Полина могла бы сказать, что мужчина поступает так вовсе не из-за Егора, а из-за собственного мальчишества, но это означало бы ссору и обиду, а этого ей совсем не хотелось.
— А как мы привяжем к лошади контейнер?
Лошадка Полине досталась белая с серыми пятнышками, смирная и неторопливая, но поскольку Ларин был явно лучшим наездником, то и контейнер привязывать не стали. Упрямец водрузил его на луку седла своего чалого жеребчика и решительно тронулся шагом прочь со двора. Полина — точнее, ее лошадка с девушкой на спине — потрусила следом.
Честно говоря, ситуация была довольно глупая, тем более, что Полина стала не на шутку опасаться гнева Громова и его погони за ними, в результате чего самолюбие Жени могло пострадать самым непоправимым образом… Однако мужчина отмел ее страхи небрежным взмахом руки и презрительным фырканьем.
— Не бойся! Дядя говорил правду. Он приличный наездник, но лошади Эли на дух не переносят, когда от него несет алкаголем. Просто не подпускают его к себе.
— А если он кого-то пошлет?
— Кого? Все его на далеко, там куда отправилась Эли. Сейчас кобылы жеребятся, в это время люди здесь никого не волнуют. Мы успеем вернуться к ужину, точно тебе говорю.
Сумерки уже одевали окружающий мир в сиреневую вуаль, когда молодые люди достигли излучины реки. К этому моменту Полине открылись две истины: во-первых, здесь очень красиво и спокойно, во-вторых — она совершенно не создана для езды верхом.
От монотонной тряски в седле девушку слегка подташнивало, в пустом желудке порхали тысячи бабочек, внутренняя сторона бедер, натертая швом джинсов, горела огнем. Поэтому при виде сверкнувшей за поворотом водной глади, Полина едва не свалилась с лошади от радости.
Женя тоже устал, но старался не показывать вида. Тяжелый и неудобный контейнер не позволял ему ехать с правильной посадкой, и мужчина вынужденно сгорбился, с трудом удерживая равновесие. К тому же он даже не мог помочь Полине слезть с лошади, и потому в течение нескольких секунд, показавшихся столетием, она весьма неграциозно сползала с седла бесформенным кулем, а потом еще и подвернула ногу.
Стараясь не наступать на нее, Полина приняла из рук Жени контейнер, отчего в спине что-то хрустнуло, дождалась, пока мужчина спешится и заберет у нее Егора, и с облегчением повалилась на траву, которая оказалась мокрой и холодной. Впрочем, это уже было неважно. На самом деле только сейчас Полина осознала, как привязалась к большой серебристой рыбине.
Впервые в жизни она целых десять дней была нужна живому существу, впервые в жизни ее не оценивали, не осуждали и не осмеивали, впервые в жизни ей самой довелось принимать решения… И вероятно, именно благодаря этому она и смогла измениться. Измениться до такой степени, что в ее жизни появился Евгений.
А ведь если бы не Егор, ничего этого не было бы, подумала девушка с каким-то мистическим восторгом. Рыбка Золотые Перышки… Старая, старая сказка со счастливым концом.
