нашего дома не переступит.
— Зачем это? Зачем мне с ним говорить?
— Игнат не последний человек тебе, вы год были вместе. Я не знаю, что в один момент поменялось в ваших отношениях, что пошло не так, но… — мама замолчала. Было очевидно, что они сошлись с отцом на таких условиях. И если я хочу мира в семье, то стоит согласиться.
— Ладно, — выдохнула я без особого желания. — Во сколько он придет?
— В девять. Он придет с Леной. Мы с отцом тоже будем дома. Чтобы все было предельно корректно, и без всякого рода… эмоций.
— Хорошо, я согласна.
На том и разошлись. Хотя мне не хотелось видеть Игната, не хотелось этих разговоров, но возможно, родители правы. Мне стоит объясниться, рассказать все как есть. Может быть, мы смогли бы остаться друзьями.
Оставшуюся часть вечера я посвятила повторению темы к экзамену. Он был последний, но не менее важный. Завтра в два часа дня свершится чудо, и начнутся каникулы. Надо будет поискать подработку, чтобы не слоняться без дела.
К десяти вечера я вспоминаю про телефон. Корю себя, что не ответила Соболеву. Набираю его, хочу извиниться и просто услышать его голос, только на другом конце без ответа. Обиделся что ли? Набираю снова. Назойливость не в моем стиле, но переживания не дают просто так сидеть на месте. Кирилл не отвечает.
Волна грусти и безысходности накатывает, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Все только-только начало налаживаться, но опять двадцать пять. Как будто кто-то сверху вставляет палки в колеса.
Выключаю свет, лажусь на подушку, закрываю глаза и пытаюсь успокоиться. Нужно подумать о чем-то хорошем. Не накручивай себя, Арин! Может у него просто на беззвучном. А может, вышел куда и забыл мобильный. Всякое возможно. Не обязательно сразу плохое.
Кладу телефон рядом, и под тяжестью мыслей засыпаю. Сон затягивает с головой и показывает мне разные небылицы. Море, соленное-соленное, и песок такой ярко-желтый. Впереди чьи-то следы, а я пытаюсь по ним наступить, попасть в отпечаток. Прыгаю, улыбаюсь. И задаюсь вопросом, кому они принадлежат. Потом поднимаю голову и вижу Кирилла. Он расправляет руки в разные стороны и ждет… ждет меня в своих объятиях.
Не успеваю досмотреть до конца, просыпаюсь под настойчивую вибрацию от телефона. Протираю глаза, на часах час. Смотрю на дисплей, вернее всматриваюсь. Большими буквами написано «Кирилл». Что? В такое время? Подскакиваю моментально с кровати, а вдруг приключилось чего.
— Але! Все нормально? — Спрашиваю с ходу тревожным и сонным голосом.
— Арин, срочно спускайся! Я тебя жду возле подъезда! — Требовательно заявляет Соболев.
— Чего? В смысле? Кирилл, что-то случилось?
— Да! Выходи! Это очень серьезно! — Холодным тоном отзывается его голос на другом конце, и у меня мороз пробегает по коже.
— Хорошо, я… я уже выхожу.
Глава 21
К счастью, уснула я в одежде и с макияжем, поэтому могу позволить себе просто схватить толстовку, на случай если на улице прохладно. Украдкой пробираюсь к входным дверям, все уже спят. Даже телевизор в родительской не вещает, хотя обычно мама смотрит его долго, а бывает он работает фоном. Тянусь к дверному замку и медленно поворачиваю язычок. Не дышу совсем. Если кто-то проснется, меня ж точно не выпустят. Когда два оборота остаются позади, оглядываюсь. Кажется, тихо. Повезло.
Выхожу в подъезд, тихонько прикрываю за собой дверь и закрываю замок на один раз. Надеюсь, никто не услышал. А дальше бегу вниз по ступенькам, старательно отбрасывая все плохие мысли в голове. Что за срочность, да еще в такое время. В глазах мелькают не самые приятные кадры, и мне почему-то становится не по себе.
На улице едва не врезаюсь в Кирилла, который стоит возле машины с надписью "Убер". Смотрю на него озадачено: ноги целы, руки целы, царапин на лице нет.
— Пришла, — то ли спрашивает, то ли констатирует факт Соболев. Затем хватает меня под руку и практически силой запихивает в такси.
— Что… что происходит? — голос дрожит, выдает мои переживания.
— Скоро узнаешь, — без всяких эмоций отзывается Кирилл, усаживаясь рядом. — Поехали. — говорит парень таксисту, и машина моментально двигается с места.
По пути я задаю наводящие вопросы на тему самых страшных ситуаций, которые только могут произойти. Соболев на все отрицательно качает головой, а водитель иногда выдает едва слышные смешки. Вот же. Он, наверняка, знает, куда мы едем.
Не выдерживаю, скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь. Раз не говорит, то и я помолчу. На месте разберемся. Рассматриваю в окне ночной город, который пестрит ярким неоновым светом. Надписи на зданиях одна сменяет другую, а фары от машины похожи на горящие огоньки. Мы проезжаем мимо нового делового центра, где на самом высоком этаже еще кто-то зависает на работает. Выворачиваем на мост, который недавно открыли после ремонта. Дороги теперь кажутся гладкими, словно намазаны маслом.
В какой-то момент городские пейзажи пропадают и им на смену приходят частные дома: где-то высокие и масштабные, целые замки, а где-то скромные с ветхими крышами. Свет горит не везде, а местами трассу очерняет темнота. Мне становится немного не по себе. Куда мы вообще едим. Явно находимся уже загородом. Только вот зачем.
Когда из виду пропадают коттеджи, а дорога становится ухабистой, внутри меня включается нервный маячок. Пытаюсь присмотреться, но настолько темно, хоть глаза выколи. Машину иногда заносится от глубоких ям, и водитель нет-нет ругается.
— Где вас высадить? — бурчит таксист, явно недовольный поездкой.
— Вот там, за поворотом, — наклоняется Соболев вперед и показывает жестом, где остановить. Минуты полторы мы еще едем по кочкам, а затем водитель дает по тормозам. Я вновь оглядываюсь: темно, вокруг поля какие-то, ни людей, ни зверей… вообще никого. Мамочки. Куда мы приехали.
— С вас восемьсот рублей! — оповещает таксист. Кирилл расплачивается, вежливо благодарит за услугу, и даже желает приятного вечера. Я тем временем выхожу на улицу, и лицо пронзает прохладный ветер. По телу пробегает стая мурашек, поэтому невольно скрещиваю руки на груди.
Соболев вытаскивает из багажника два больших рюкзака, затем закрывает его, и машина с наклейкой
