— Привет, — обескураженно говорю я и сажусь рядом.
Денис мне машет рукой и возвращается к игре. Саша закрывает скетчбук и отвечает:
— Привет.
— Ты, что, рисуешь?
— Да, — откладывает скетчбук и карандаш. — Купил пару видео-курсов.
Обращаю на него недоуменный лик. Что это еще за фокусы? И жутко любопытно, что еще он нарисовал в скетчбуке кроме глаз.
— У меня не может быть хобби? — он улыбается и вскидывает бровь. — Планирую еще заглянуть на вечерние курсы масляной живописи. Кстати, недалеко от моего офиса. В будние дни на обеде возьму частные уроки.
— Что? — голос у меня понижается до сиплого шепота.
В горле пересыхает от удивления. Саша деловито ко мне разворачивается, закидывает руку на спинку скамьи и продолжает:
— И хобби много времени отнимает. Я ночами рисую…
Дыхание перехватывает, и мне совершенно не нравится моя реакция.
— С шарами и кубами вроде разобрался, а вот с анатомией, — вздыхает и не спускает с меня взгляда, — беда.
Я краснею от пристального и изучающего взгляда Саши. И дело не в том, что смотрит на меня с желанием или томностью, нет. Он взирает на меня цепко, как на объект, который можно нарисовать. Касается подбородка, вынуждая повернуть лицо чуть вправо, и мои ноги тяжелеют.
— В общем, пока носы, глаза и уши рисую, — убирает руку, разглядывая меня.
Секундная оторопь, мое изумленное молчание, и я прихожу в себя. Сердито всматриваюсь в спокойные глаза и зло шепчу:
— Найди другое хобби.
— Нет, — безапелляционно заявляет Саша.
— Поздно, Саша, — цежу сквозь зубы.
— Никогда не поздно открыть душу искусству, — он мягко улыбается. — Да и тебе какая разница, чем я занимаюсь ночами?
— Ты прав, — фыркаю, вскидываю подбородок и перевожу взгляд на детскую площадку, а у самой сердце ускоряет бег от внимательного взора Саши.
Когда он берет в руки скетчбук, открывает его и шуршит карандашом по бумаге, я совершенно теряюсь от его наглости.
— Подбородок чуть выше, Ева, — строго командует он.
Я распахиваю от неожиданности глаза так широко, как никогда прежде, и цепенею на несколько секунд, а после в возмущении смотрю на Сашу, который недовольно приподнимает бровь, застыв с карандашом над бумагой.
— Совести у тебя никакой, Саша, — голос у меня дрожит низкой хрипотцой. — Мы в разводе, а ты тут…
— Что? — он щурится.
— Ты сам прекрасно знаешь, что, — медленно выдыхаю и встаю. — Я…я… у меня нет слов!
Подхватываю рюкзак с вещами сына и торопливо шагаю к детской площадке:
— Денис! Нам пора!
Денис ловко спрыгивает с низкой перекладины, бежит ко мне, обнимает, и я сдавленно отзываюсь:
— Иди с папой попрощайся и поехали домой.
Наблюдаю, как Денис и Саша о чем-то говорят, как обнимаются и с печалью смотрят друг на друга, не желая разбегаться. Нервничаю и злюсь на себя за минутную слабость. Все-таки вывел из себя.
У машины оборачиваюсь. Наши взгляды с Сашей встречаются, и я опять вспыхиваю румянцем. Ночами, гад, рисует. Иди к потаскухам, художник!
— Мам, — Дениска отвлекает меня от сумбурных мыслей, и я удивляюсь тому, что я уже сижу за рулем. — Вы с папой поссорились?
— Нет, — пристегиваюсь и приглаживаю волосы. — Твой папа решил художником стать…
— Да, и у него неплохо получается, — Денис кивает. — Мы вот вчера с ним целый вечер рисовали.
И тут я вспоминаю, что я хотела с Сашей обсудить очень важный вопрос, а он меня взял и сбил с толка. Глухо рычу, сжимаю руль, и Денис испуганно шепчет.
— Нам нельзя рисовать?
— Нет, — оглядываюсь с неловкой улыбкой. — Нет, милый. Можно. Я забыла папе кое-что сказать. Посиди, а?
— Ладно, — Денис медленно кивает. — Посижу.
Выскакиваю из машины и зло шагаю к Саше, который опять увлекся карандашом и скетчбуком.
— Так, — сажусь и сжимаю кулаки. — Нам надо Денису сказать, что… у него будет братик или сестричка. Ты ему еще не говорил?
— Нет, — закрывает скетчбук. — А стоило?
— Нет, — откидываю волосы за плечи. — ну то есть… сказать надо, конечно… но когда? И как он отреагирует?
— Наверное, надо сказать, когда живот немного округлится?
— Это еще одна травма? — в растерянности смотрю на Сашу. — Это же… у него же там кризис впереди. Там же школа маячит… Саша, ну вот ты отличное время подгадал, когда меня осчастливить! Ты бы уже как-нибудь постарался… Либо любовница, либо беременность, в самом деле!
— Мне тебе нечего ответить на твою претензию, Ева, — он устало вздыхает.
— Вот именно! — встаю и поскрипываю зубами. — Тебе нечего ответить! — сжимаю переносицу и вновь смотрю на него. — Надо как-то его плавно подводить к новости. И тебе, и мне.
— И я бы хотел на следующее УЗИ…
— Нет.
— Но я…
— Я тебе все анализы, снимки покажу. Буду, Саша, держать в курсе, что у меня и как дела, но брать тебя с собой на УЗИ не стану.
— Но я отец, Ева, — взгляд становится темным и злым. — Тебе это очень не нравится, но так уж случилось. Я хочу с твоим врачом лично побеседовать.
— Хорошо, я дам тебе контакты, — хмурюсь. — Но на УЗИ, Саша, я тебя брать не стану.
— Почему?
— А зачем ты мне там? За руку держать? Обойдусь.
Не дожидаясь ответа, ухожу. В машине прижимаю кулаки ко лбу, и Денис подает голос:
— Вот теперь точно поссорились.
— Нет, — оборачиваюсь. — Дениска, мама и папа не ссорились. Мама и папа вновь учатся общаться друг с другом.
Глаза Дениса вспыхивают надеждой, и у меня сердце сжимается. Он так отчаянно желает, чтобы мы были вновь вместе, что я хочу расплакаться. И впереди ждет непростой разговор, который добавит в его картину еще большей нелогичности. У нас будет ребенок, который родится вне брака, вне полной семьи, и это даже меня, взрослую тетку, обескураживает. И какую модель отношений мы подарим двум маленьким человечкам?
— Ты любишь папу, — Денис вздыхает и отворачивается к окну, — папа любит тебя, а я люблю вас.
— Дениска…
— Учитесь, — насупившись, пожимает плечами. — А еще говорят, что дети глупые.
Глава 41. Смотреть и видеть
— Александр, — меня нагоняет Марта, главная бухгалтерша.
— Да?
— Мне показалось или вы… — она запинается и шепчет, — на совещании рисовали?
— Наброски делал, — захожу в приемную и кидаю беглый взгляд на Дашу. — Кофейку плесни.
Марта отличный специалист, но невероятно любопытная тетка, которая не чует границ.
— А с чего это вы вдруг рисуете? — она заходит за мной в кабинет.
— Хобби у меня такое, — устало вздыхаю и сажусь за стол, отбросив скетчбук в сторону. — Что-то еще, Марта Петровна?
Мне было сказано рисовать в любую свободную минуту. Делать наброски, практиковаться и не отлынивать. Да, я понимаю, босс с карандашом в руках и каракулями, это странно, но такой уж я человек. Если решил научиться рисовать, то я это сделаю.
— Просто удивилась, — Марта как-то подозрительно на меня смотрит, прячет улыбку и плывет к двери.
— Стоять, — цокаю я.
Марта удивленно оглядывается.
— Так, — хмурюсь. — У вас тоже какое-то особый пиетет перед художниками?
— Это люди искусства…
— Марта сядьте, — киваю на кресло перед столом.
— Простите, что подняла этот вопрос, Александр…
— Сядьте, — щурюсь. — У меня есть вопрос. Сложный, и вы, как женщина, возможно, поможете мне понять кое-что…
Да, даже в суровой тетке, которую боится чуть ли не весь офис, спрятана женщина, которую тоже, похоже, тянет к искусству. Как и мою жену. Бывшую жену, но почему?
— Я вас слушаю, — Марта садится и поджимает губы.
— Почему женщинам нравятся художники? — спрашиваю прямо и открыто. — Что в них такого кроме того, что они могут скопировать и приукрасить реальность.
Марта молчит, вздыхает и говорит:
— Они умеет смотреть.
— Что?
— Смотреть. Смотреть на женщину, — пожимает плечами. — Пристально, изучающе. Они бросают беглые взгляды, не отвлекаются. И смотрят, чтобы увидеть.
