с ноги на ногу. Чувствую покалывание в сердце.
Их слова не разобрать. Голос Стаса спокойный, Вероники — возбужденный. Потом дочь начинает плакать. Я уже порываюсь ворваться в комнату, но останавливаю себя. Это будет неправильно. Стас просил меня оставить их вдвоём.
Плач Вероники стихает. Снова голоса. Затем детский смех.
Облегченно выдыхаю и иду на кухню.
Стас проводит с Вероникой не меньше часа. Из детской доносится не очень понятный звук. Как будто что-то едет. А потом дверь комнаты распахивается, и на кухню въезжает счастливая Вероника.
— Мама-мама, папа подарил мне машину!
Дочь и вправду сидит в детском автомобиле. Крутит руль, нажимает ножками педали. Довольная.
Фух. Самое тяжелое позади. Вероника поплакала, поистерла и приняла Стаса. Теперь им налаживать контакт дальше. Думаю, все получится. Ради Вероники я должна переступить через себя и впустить в свой дом Войцеховского. Я упорно этого не хотела, но больше нельзя было держать Стаса в неведении. А дочку обрекать на страдания.
Стас остается у нас до самого вечера. Сначала они с Вероникой катаются на машине по квартире, а потом идут гулять. После прогулки мы втроем ужинаем, я купаю Веронику, а Стас укладывает ее спать. Сидит на моем месте на полу возле ее кроватки и рассказывает сказку, пока дочь не засыпает.
Я складываю посуду в посудомойку, когда Стас заходит на кухню. Приваливается к дверному косяку и просто смотрит. А у меня от его взгляда покалывание по всему телу.
— Как прошёл день? — спрашиваю, чтобы прервать гнетущую тишину.
— Прекрасно. Лучший день в моей жизни.
— Я рада, — улыбаюсь.
— Если не возражаешь, я бы хотел приезжать к Веронике каждый будний день после работы и на полные дни в субботу и воскресенье.
А не многовато ли, возникает вопрос в голове. Вслух не задаю.
— А ты во сколько по будням освобождаешься на работе? — спрашиваю тактично. — Мне кажется, иногда ты сильно задерживаешься.
— Да, бывает. Но теперь я буду стараться уходить вовремя. Если не будет получаться, то тогда не буду приезжать.
Мой главный страх, что теперь Стас будет в моей жизни почти круглосуточно, реализовывается на глазах.
— Может, все-таки выберем какие-то определенные дни, когда ты будешь приезжать? Извини, но каждый день — это перебор.
— Не перебор, учитывая, что мой ребенок четыре года жил без меня, — отвечает тоном начальника. — Нам с Вероникой предстоит многое наверстать.
Возвращаю внимание посудомойке. Засовываю таблетку, включаю нужный режим и захлопываю дверцу. Стас внимательно прослеживает за каждым моим движением. Мне становится жарко от его настойчивого взгляда. Хочется попросить не смотреть.
— Мне тяжело будет проводить так много времени в твоём обществе, — говорю правду. — Сначала целый день на работе, потом еще весь вечер дома… Извини, но нет.
— На работе мы с тобой за весь день можем ни разу не увидеться.
Справедливое замечание. Вот только тот факт, что на работе меня и Стаса разделяет всего лишь небольшой коридор длиною в метров двадцать, все равно давит бетонной плитой.
— Полин, нам с Вероникой нужно как можно скорее установить нормальный контакт друг с другом. Сегодня все прошло хорошо, но работы ещё непочатый край. Она не привыкла к тому, что у нее есть папа. Это в первую очередь нужно самой Веронике.
Да, Стас прав. И как бы мне ни хотелось ограничить его присутствие в моей жизни, а дочке это действительно нужно. Придется как-то наступать себе на горло и терпеть Войцеховского в своей квартире. А потом еще терпеть его на работе. И так каждый день.
Тяжелая задача.
— Ладно, — нехотя соглашаюсь.
— В следующую субботу последняя в этом сезоне гонка. Я бы хотел свозить Веронику посмотреть.
При слове «гонка» я ловлю дежавю. Лето, солнце, тепло, я сижу в ложе и держу кулачки за красную «Феррари», которая вырывается вперед. Стас лидирует с большим отрывом. Спустя три круга по большой трассе, приезжает первым. Я подскакиваю с воплем «Мой чемпион!» и несусь поздравлять возлюбленного.
А потом еще раз поздравляю его ночью в нашей постели.
— Середина ноября, холодно… Разве еще катаются?
— В следующую субботу хорошая погода. Ну и это последняя в сезоне гонка.
— Понятно. Кто организатор?
— Витя.
Четыре буквы этого имени еще раз бьют меня воспоминанием. Витя Смолов. Парень моей лучшей подруги, с которой я не захотела больше общаться.
Горло дерёт ком, я отворачиваюсь к окну, чтобы Стас не заметил моего состояния.
— С тобой все в порядке? — все-таки заметил.
— Д-да… А Витя еще с Дашей?
— Конечно. Они же поженились. Ты разве не знала?
— Наша с Дашей дружба прервалась.
На этих словах чувствую дрожь в своем голосе. Я безумно-безумно скучала по Даше в Париже. Иногда разговаривала с ней мысленно. Но не могла начать общаться из-за Стаса. Боялась, что Даша расскажет про меня что-нибудь Вите, а тот в свою очередь Стасу.
— Да, я знаю. Даша говорила, что вы больше не общаетесь. Ну так что? Я свожу Веронику на гонку? Если хочешь, поехали с нами.
— Естественно, я поеду с вами. Я не отпущу Веронику одну.
— Не доверяешь мне? — ухмыляется.
— Прости, но пока нет. Гулять во дворе можете вдвоём без меня, но если надо куда-то ехать, то я с вами.
— Я не возражаю, чтобы ты была с нами, — в интонации Войцеховского чувствуется нечто эдакое. Как будто какой-то намёк. — Ладно, я поехал. До завтра.
Стас разворачивается уйти.
— Как дела у Даши? — останавливаю его.
Вопрос вырывается сам собой. Грудь наполняет щемящая тоска по подруге.
— Сама у нее спросишь. Она будет на гонке.
Следующая неделя, пожалуй, одна из самых тяжелых в моей жизни. Если не считать того периода, когда Стас мне изменил. Я каждый день встречаюсь с Войцеховским на работе, а потом еще вечером он приезжает ко мне домой.
У меня такое ощущение, что Стас меня троллит. Ему по приколу видеть, как я злюсь при наших частых контактах. Войцеховский будто намеренно вызывает меня на совещания, где вопросы моей работы не затрагиваются даже вскользь. Я молча сижу два часа за столом и слушаю, как Коля рассказывает про инновации в нефтедобыче. Вот зачем мне это? В стратегию это не ляжет.
А затем Стас приезжает ко мне домой. В понедельник он
