— Атлас, — говорю я, протягивая руку, чтобы расстегнуть лифчик. — Атлас, — я стаскиваю с ног нижнее белье, оставляя на себе только шарф, прикрывающий синяк на горле.
Я подхожу к нему, почти становясь между ним и грушей, и, клянусь, что-то внутри меня вспыхивает, когда эти лесные глаза наконец-то переходят на меня. Он оскалил зубы, пробежав глазами по моей обнаженной фигуре. Глаза дикие, дыхание тяжелое, он казался сейчас скорее зверем, чем человеком. Бешеным. Неприрученным.
Кровь стекает с его пальцев ровной струйкой на пол — единственный звук, который сопровождает тяжелое дыхание.
— Используй меня, — шепчу я. — Используй меня. Вымести свою боль на мне, Атлас.
Его глаза на мгновение расширяются, но шок проходит, и он начинает двигаться, делая шаг вперед. Его окровавленные руки хватают меня за бедра, а затем поднимают. Он быстро и сосредоточенно перемещает нас к скамейке, а затем с силой опускает меня на нее, так что воздух вылетает из моих легких, но я не отвожу от него взгляда, даже если страх закрадывается на границу моего сознания и угрожает умолять его остановиться.
Он не причинит мне вреда, не по своей воле.
Когда я прихожу в себя, он резко опускается на колени, звук его костей, ударяющихся о твердый пол, настолько громкий, что я вздрагиваю, но Атлас не реагирует на него, как будто боль приветствуется. Облегчение. Его глаза еще раз окидывают мое тело, в их огненной глубине загорается дикий блеск, когда он смотрит на пространство между моими ногами. Но затем его взгляд переходит на шарф вокруг моего горла. Он срывает его с моей шеи в тот же момент, когда его рука оказывается между моих ног.
Я вскрикиваю от неожиданности, откидываясь на спинку скамьи.
— Ты хочешь, чтобы я обращался с тобой как со шлюхой, светлячок? — рычит он. — Ты хочешь быть моей маленькой гребаной шлюхой? Позволишь мне выместить все это на тебе!?
— Да!
— Тебе нравится, светлячок? Когда я называю тебя своей шлюхой?
Он дразняще крутит мой клитор, и от его слов и действий у меня между бедер появляется тревожная влажность.
Страха больше не существовало, только это, только мы.
— Да, — признаюсь я, чувствуя, как горят мои щеки.
— Я буду обращаться с тобой, как со своей маленькой шлюшкой, детка, — шепчет он. — Моя маленькая любимица.
— О боже! — я дышу, мои бедра сжимаются от ощущений.
— Я буду использовать тебя, как хочу, Эмери. Помни, что ты сама предложила это.
Я киваю. Гнев, ярость и жестокость исчезли, а вместо них появилось жгучее желание, интенсивность которого пронзила меня насквозь. Это было для меня, этот взгляд, вожделение. Если раньше я сомневалась, то сейчас точно нет.
Я вскрикиваю, когда он убирает от меня руку. Зачем мужчина двигается вверх по моему телу, хватая мои запястья и поднимая руки вверх, пока они не оказываются над головой, и он закрепляет их шарфом. Узел крепкий, но не настолько тугой, чтобы причинить боль, и хотя я не вижу, что он делает, мне кажется, что он привязывает конец к чему-то. Эта теория подтверждается, когда он отходит, а я пытаюсь пошевелиться и не могу.
— Посмотри на себя. Связанная и вся моя, — он проводит большим пальцем по нижней губе, любуясь моим скованным телом. — Раздвинь ножки, светлячок, покажи мне свою красивую киску и то, как много с нее капает для меня.
Я раздвигаю бедра, сглатывая.
— Ты чувствуешь себя грязной, Эмери? — спрашивает он. — Тебе нравится, что мы не должны этого делать? Вкус запретного слишком хорош, не так ли?
— Атлас, пожалуйста.
Он ходит вокруг меня, рассматривая, как будто я выставлена в музее только для него, не обращая внимания на бушующий стояк под шортами. Вместо этого он предпочитает пожирать меня глазами, руки остаются по бокам, даже когда пальцы подрагивают.
— Такая чертовски красивая, — хрипит он. — Ты выглядишь прекрасно в таком виде, Эмери. Такая чертовски красивая и вся в моей власти.
— Пожалуйста, — мольба сорвалась с моих губ в виде задыхающегося стона. Мне было больно, и я нуждалась в том, чтобы он остановил эту тупую пульсацию в моей сердцевине.
— Заработай это, светлячок, — прорычал он. — Не умоляй, мать твою.
Я не знала, как мне это заработать, связанная и лежащая на спине, но тут он подходит ко мне, просовывает руку под резинку шорт и достает свой член. Он поглаживает себя, глядя в мои глаза.
— Открой рот, — требует он.
Мои губы раздвигаются, и мой взгляд мечется между его огненно-карими глазами и членом, с которого течет сперма, которую он размазывает по головке большим пальцем. Он наклоняется, чтобы его лицо оказалось над моим, и сплевывает.
От шока я закрываю рот, но он быстро хватает меня за подбородок, заставляя раздвинуть губы, и тут его член оказывается внутри. Я вскрикиваю, но он лишь берет меня за затылок, поворачивая мое лицо, чтобы я могла принять еще больше, пока он не проталкивается внутрь и не касается задней стенки моего горла.
Его стон эхом отдается в моем теле, и моя киска сжимается, без возможности что-то сделать. Влажность моего возбуждения пропитывает мои внутренние бедра, и я кручу ими, пытаясь найти хоть какое-то облегчение.
Блядь. Меня это так заводило, что было больно. Унижение, плевки, доминирование и контроль.
Он трахает меня в рот, а я двигаю языком, вбирая его соленый вкус. Когда он вынимает член почти до конца, я позволяю своему языку лизнуть его головку, желая попробовать сперму, проглотить ее.
Он стонет, и когда я перевожу взгляд на его лицо, это самое эротичное зрелище, которое я когда-либо видела. Одна рука запуталась в моих волосах, другая обхватила мое горло, голова обращена к потолку, он качает бедрами и трахает мой рот.
Я хотела, чтобы он кончил именно так, я хотела, чтобы на моем языке было это великолепие. Он был разбит, и это произошло благодаря мне.
Я прогнала его демонов, дала ему нечто большее.
— Блядь, Эмери, вот так, — прорычал он, зажмурив глаза. — Возьми мой гребаный член, как моя собственная маленькая шлюха. Такая хорошая, блядь, девочка!
Я стону от его слов, и от вибрации его член дергается у меня во рту.
— Не глотай, блядь, — его глаза внезапно оказываются на мне, а затем горячие струи его оргазма ударяют в мое горло, и его стон заставляет все мое тело содрогаться.
Он продолжает качать бедрами, используя мой рот, опустошаясь на мой язык.
— Хорошая девочка, — рычит он, убирая пальцы с моих волос, чтобы нащупать затылок и поднять мою голову. — А теперь покажи мне.
Я раздвигаю губы и слегка высовываю язык, показывая ему то, что он хочет увидеть.
Рычание, которое он издал, можно описать только как одобрение, особенно когда он провел большим пальцем по моему языку, проталкивая кончу.
— Глотай, светлячок.
Мои губы смыкаются вокруг его большого пальца, и я сглатываю.
Его глаза сужаются на моих губах, но затем он снова смотрит на меня.
— Мы еще не закончили, светлячок. Если ты хочешь, чтобы я обращался с тобой как со своей шлюхой, то именно это я и собираюсь сделать.
Глава 24
◦●◉Атлас◉●•◦
Она выглядит такой чертовски красивой. Ее запястья связаны шарфом перед ее телом, когда я веду ее через дом, кожа раскраснелась, блеск пота покрывает ее кожу и волосы. Ее глаза немного дикие, грудь вздымается.
Я закрываю дверь в свою спальню с тихим щелчком и снимаю шарф с ее запястий.
— Стой на месте.
Она кивает, следя за мной глазами, пока я пробираюсь к прикроватной тумбочке, доставая нужные мне предметы. Когда они разложены на кровати, я снова поворачиваюсь к ней. Она смотрит на веревки, которые я только что достал.
— Садись, руки и колени, — приказываю я.
Ее глаза перескакивают на мои, в их выражении мелькает нервозность.
— Если ты хочешь уйти, светлячок, уходи сейчас же. Я не буду тебя останавливать.
Наклонив подбородок и глубоко вздохнув, она опускается на пол, и я усмехаюсь.
— Хорошая девочка, — я не упускаю из виду, что от моих слов по ее телу пробегает дрожь. — Ползи ко мне.
