людьми вне спортивной программы.
Но в этих стенах, в этих раздевалках? Все было честно. А когда в тебе видели конкурента, твои товарищи по команде могли быть безжалостными.
Этот урок я усвоила на собственном горьком опыте.
Я больше не собиралась повторять те же ошибки.
Когда мои волосы высохли, я схватила рюкзак, лежавший рядом со шкафчиком, и, не попрощавшись с командой, вышла из комнаты, не обращая внимания на то, что голоса перешли на шепот, прежде чем я исчезла.
Девочки могли говорить обо мне все, что хотели. Худшее, что они могли сказать, это то, что я была стервой или снобом.
Я сомневалась, что они будут слишком суровы, учитывая, что в этом сезоне мы были непобедимы, а мой процент попадания в цель собирался установить рекорд. Я отыграла шесть игр, ни разу не покидая волейбольную площадку, и нам еще предстояло встретиться с командой, которая могла бы меня заблокировать.
Мне было насрать на сплетни. Я была здесь, чтобы играть. Не ради них. Не ради тренера Куинн.
Ради себя.
В этом году я играла ради себя.
Когда я шла по коридору полевого дома, у меня в кармане завибрировал телефон. Учитывая, как мало людей мне теперь звонили и какой сегодня был день, я знала, кто это, еще до того, как ответила.
— Привет, мам.
— Ты получила мое сообщение?
Вот тебе и привет.
— Да.
— Но ты мне не перезвонила. — Вероятно, она нахмурилась. — Дженнсин, я пытаюсь спасти твою карьеру.
Подождите. Она звонила, чтобы поговорить о моей карьере? Сегодня?
— Ч-что?
— Ты меня слышала? Я сказала, что пытаюсь спасти твою карьеру.
Карьеру, которую было не спасти. Из-за этого разговора я проигнорировала ее последнее сообщение, а также три ее последние смс.
— Я была занята учебой и тренировками, мам.
— Ты можешь выделить на это десять минут из своего плотного графика, — отрезала она. — Я только что разговаривала с Майком Симмонсом.
Я так резко остановилась, что мои теннисные туфли заскрипели по бетонному полу.
Майк Симмонс был одним из самых элитных спортивных агентов в стране.
Если бы я хотела когда-нибудь попасть в национальную команду по волейболу, если бы я хотела попасть на Олимпийские игры, Майк был бы тем, кто мог бы помочь мне добиться этого.
— Он предложил тебе стать его клиентом, — сказала мама.
Мое сердце билось слишком быстро, чтобы ответить. Только это не было похоже на учащенное сердцебиение от счастья. Это было больше похоже на страх.
Разве это не было моей мечтой? Год назад этот звонок заставил бы меня улыбнуться от уха до уха. Но сейчас? Я не чувствовала своего лица.
— Он считает, что переезд в Монтану был бы хорошим решением. — Мама тихо усмехнулась, как будто сомневалась в оценке Майка. Президент Международного олимпийского комитета мог бы сказать ей, что я сделала правильный выбор в пользу «Диких кошек», а она все равно не поверила бы.
— Майк считает, что ты сможешь продемонстрировать свой талант в «Штате Сокровищ», — сказала она. — Твои показатели будут выше всяких похвал. И хотя в этом году у тебя не будет большой конкуренции, риск получить травму меньше.
У Майка Симмонса сложилось мнение обо мне. Майк Симмонс предложил мне стать его клиентом. Майк Симмонс считал, что я приняла правильное решение.
Это казалось нереальным.
Мама продолжала говорить, но я не могла перестать повторять его имя.
Майк Симмонс. Майк Симмонс. Майк Симмонс.
— Он хотел бы в ближайшее время созвониться с тобой, чтобы обсудить дальнейшие шаги. Как мы и планировали, тебе нужно будет некоторое время поиграть на международной арене. Он надеется получить для тебя предложение в Италии. Это позволит тебе сделать лучший шаг в долгосрочной перспективе, когда ты вернешься в Штаты.
Италия. Еще одно слово, еще одна возможность, которая должна была заставить меня прыгать от радости.
Таков был план, верно? Играть в колледже. Переехать в Европу и, играя профессионально в течение нескольких лет, заработать денег. Вернуться домой и присоединиться к национальной команде. Поехать на Олимпийские игры. Выиграть золотую медаль.
Прямо как мама.
— Дженнсин, ты здесь?
— Я здесь, — мой голос был хриплым. — Прости. Это… — Хорошие новости? Плохие новости? — Есть о чем подумать.
— А о чем тут думать? Это мечта.
Раньше это было мечтой. Но была ли она моей? Нет. Не совсем. Это была мечта, только не моя.
— Я договорюсь о звонке с Майком, — сказала мама.
— Нет, — выпалила я, затем закрыла глаза, съежившись, когда мамино разочарование просочилось в трубку.
— Нет? — вскипела она.
— Пока нет.
Между нами повисло молчание, такое же напряженное, как в тот день, когда я позвонила ей и сообщила, что переезжаю в Монтану.
Все наши важные разговоры велись по телефону. Так было проще.
Мама не знала, как остановиться. Она не знала, как оставить все как есть. Она не знала, как проиграть спор.
Именно по этой причине мой отец бросил ее, когда мне было семь лет, и с тех пор я его почти не видела.
Разговаривать с ней лично было невыносимо. Поэтому я научилась приберегать тяжелые слова для телефонного разговора, потому что могла нажать кнопку, чтобы отключить ее.
— Ты упустишь свой шанс, — сказала она. — Я потянула за многие ниточки, чтобы добраться до Майка.
Ниточки. Она всегда дергала за ниточки. Она не забывала напоминать мне об этом каждый раз. Только я не просила ее об этом. Она делала это сама.
— Я подумаю об этом, мам.
— Хорошо.
Я ждала, давая ей возможность сказать что-нибудь еще. С каждой секундой мое сердце сжималось.
Мама звонила не для того, чтобы поздороваться. Она звонила, не потому что скучала по мне. Она позвонила мне сегодня не для того, чтобы поздравить с днем рождения.
Она позвонила по поводу волейбола.
Всякое желание разговаривать с ней
