сладкоежке моей. А мне тренер запретил углеводы.
– Они очень вкусные, – обрадовано говорит сокурсница Шуйской, заворачивая сладости, – как член сладкие.
– Чо блять? Какой член?
– Как печень! Я сказала.
– А что у нас печень сладкая?
– Нууу, да…
– Ты говори, да не заговаривайся.
Ишь, член у нее сладкий, мой вспомнила что ли?
Хоть убей, не помню её.
Перед глазами Шу все равно стоит, будто ее трахал тогда 8 марта, а не эту селёдку Алекс.
– Вот, приятного аппетита, с вас две тысячи рублей.
– Сикока-сикока?
– Две тысячи. А вы что думали? Это авторская работа. Очень сложная и продукты дорогие…
– Ясно, на, вот тебе, – отстегиваю три.
Разумеется, за предоставленную информацию о Мицуо Судзуки, а не выпечку. Меня развести не получится, я бабки умею считать.
– Макар, а может… Поужинаем вместе?
– Ты жрать хочешь? Ну закажи что-нибудь и запиши на мой счёт, – встаю со стула и кладу в меню деньги за лапшу.
– Мудак, – шипит мне вслед рассерженная Алекс.
– Такая оригами, – отвечаю ей, не оборачиваясь.
Этому японскому разговорному научил меня господин Судзуки. Он отлично знает русский и нашел параллели со своим родным языком, и получилась ржачная смесь, которой мы троллили девок.
А потом Тако убил его родственник, и я выясню, почему он это сделал.
Дед не ночевал дома.
И впервые я этому рада, потому что выходит, он провел эту ночь с бабулей.
У меня никогда не было матери. Она приезжала наскоками, совала мне в руки какие-то подарки и снова уезжала. Поэтому ничего удивительного, что своими настоящими родителями я считала полковника и бизнес-вумен. Они обо мне заботились, в то время как мать кукушка бросила. И надо отдать им должное, недостаток ласки я никогда не испытывала.
Я за них очень-очень рада!
Хоть бы помирились.
А пока собираюсь на работу и уделяю побольше времени своей внешности. Даже пораньше встала сегодня, чтобы накраситься. Признаваться в том, что делаю это ради босса, не хочу. Даже себе.
На рабочем столе меня уже ждут охлаждённые пирожные. Где он их взял с утра пораньше?!
Мне так приятно, просто не передать словами! Какой Сам-сам заботливый.
Выходит из кабинета, чтобы… Меня поцеловать.
– Доброе утро, – клюет меня носом в щеку, потому что уворачиваюсь от его губ.
– Доброе, Макар Романович.
– А что это мы шугаемся от меня? – спрашивает строго.
– Просто… Мы на работе, я так не привыкла.
– Привыкай, – сгребает меня в охапку и целует.
Кофе, ментол, одеколон…
Схожу с ума от запаха Самарина. Ну зачем он такой вкусный, а?
Ноги как сломанные спички подогнулись, а по позвоночнику прокатилась огненная колесница.
Сама не заметила, как обняла его за талию и ответила на жаркий поцелуй.
– Кхм… Кхм…
Здесь посторонние!
Отскакиваю от босса к своему рабочему месту и поправляю блузку, которую он успел чуть-чуть смять.
Это двое охранников из Нунчаков. Как стыдно… Вот говорила же: не надо на работе. Но кто меня слушал? Теперь будут думать обо мне, что я – новая любовница шефа.
– Макар Романыч, простите, мы по важному делу.
– Что у вас там? – как ни в чем не бывало спрашивает Самарин.
– Насчёт дома на Калужской, который мы охраняем…
Сам уводит мужчин в кабинет, а я выравниваю дыхание, включаю компьютер и беру в руки маленькую ложечку. Обожаю десерты!
Начала с белого желе с клубникой. Выглядит аппетитно. Отправляю вкусняшку в рот и наслаждаюсь. Необычно. Я такие не видела нигде. Где он раздобыл их? А что такие маленькие – туда-сюда и нету? Ладно, у меня ещё есть второе. Ковыряю его ложечкой, что-то очень странное…
Отправляю порцию в рот, и мои глаза лезут из орбит.
Сладкое пирожное с острым перцем!
Ааа, во рту пожар, язык горит, па-ма-ги-ти!
Бросаюсь к кулеру, набираю воду и выпиваю целый стакан.
Ну и что за приколы?! Пошутить хотел надо мной? Не забыл записать на видео мои метания по приемной с горящим языком?!
Всё, я обиделась!
Выбрасываю горькое пирожное в урну и ещё минут десять цежу воду мелкими глотками. Вообще не смешно было. Гад такой. Язык не чувствую вообще.
– Сашуль. Принеси кофейка, – просит босс.
Месть подаётся горячей.
Держись, босс!
Потирая ручки, бегу на нашу кухню. Я точно видела там пакетики с приправой. Некоторые сотрудники предпочитают обедать в офисе и для них оборудовали столовку, в которую они натащили всякой всячины. Красный перец – то, что мне нужно!
Сардонически посмеиваясь, добавляю перец в кофе, перемешиваю напиток и несу шефу. Сейчас я посмеюсь. Когда я просила шуток Самарина, то не имела в виду издевательства надо мной. Вот теперь пусть получает!
У двери сталкиваюсь с Нунчаками, которые выходят из кабинета Макара. К счастью, они даже не посмотрели в мою сторону, чем-то обеспокоены. Зря я думала, что они будут меня осуждать за связь с начальником. Им нет никакого дела до нас.
– Открой рот, закрой глаза, – милым голосом прошу шефа.
– Нахоя? Ты хочешь плюнуть мне в рот?
– Боже, нет… Кофе.
– Ладно, – подозрительно быстро соглашается.
Раскусил мои намерения?
Тогда рот зачем открыл?
Плеснула ему на язык немного остывший кофе (чтобы не обжечь) и подождала реакции.
Перекатил жидкость во рту и выплюнул обратно в чашку.
– Шо за гадость?
– А вы мне что за гадость притащили?! – подбочениваюсь.
– Пирожные за три косаря.
– Что?! Да я бы и десять рублей за них не заплатила!
– А что в них не так? Было обещано одной… гм… кондитершей, что они сладкие, как писюн.
– Тогда это ваша… гм… кондитерша сосет перцы.
– Чиво? – покатывается со смеху. – Какие ещё перцы?
– Красные и горькие.
– Клянусь, мой перец красный, но не горький, – обезоруживающе показывает ладони. – Можешь прямо сейчас попробовать.
Краснею как болгарский перец на солнце и пытаюсь смыться. Но прыткий Макарий уже схватил меня за грудь.
– Куда? Мы ещё перцы не обсудили.
Вжимает меня в себя и яростно целует. Скрещиваем наши пылающие и горькие языки.
Ааааа! Такое чувство, что мы сейчас загоримся оба. Мощь!
Животом ощущаю его эрекцию. Даже жалко его, я-то в последнее время получаю от него один оргазм за другим, а он на голодном пайке сидит.
Упаси боже, если Томке своей начнет названивать опять.
– Сделаешь минет? – выдыхает мне в ухо.
– Макар…
Только сама об этом думала, а теперь отнекиваюсь.
Потому что опыта в этом деле ноль.
Да и на работе же…
Он быстро запирает дверь на ключ, и, расстегнув брюки, садится в кресло. Его член торчит из белоснежных боксеров, такой привлекательный
