Зик усмехнулся и не ответил.
— Говори, когда спрашивают, — сказал Тони.
— Это не расскажешь, — покровительственно сказал Зик. — Самому надо отведать. — Он напустил на себя томный вид. — Лора сегодня звала зайти, если будет время. — Он посмотрел на часы. — Ну, ребятишки, я пошел. Завтра в школе увидимся.
Примолкнув, они долго смотрели ему вслед. Да и о чем им было говорить. Зик ушел, оставив их с ощущением какой-то страшной пустоты. Стояли, смущенно пересмеиваясь.
— Отчаянный парень Зик, — сказал, покачав головой, Рыбий Пуп.
— Это да, — согласился Тони.
— Этого у него не отнимешь, — почтительно вздохнул Сэм.
— А ты, Пуп, чего теряешься? — сказал Тони. — Чем тебе плоха Берта Льюис, вон и живет прямо за вами. Давай, друг, берись за дело.
Рыбий Пуп улыбнулся, но ничего не сказал.
— Ладно, я иду спать, — вдруг сказал Тони. — Счастливо.
Рыбий Пуп и Сэм постояли вдвоем. Обоим было неловко, оба молчали. Что надо говорить, что делать, когда становишься мужчиной? Они не знали.
— Пора двигать. — Рыбий Пуп зевнул.
— Мне тоже. Ну, будь.
— Ага.
Что ж, если может Зик, значит, может и он. Мог ли знать Рыбий Пуп, как врежется ему в душу каждый шаг, который ему суждено пройти по тому же пути; мог ли догадываться, что стоит на пороге крещения иным огнем, которое скажется на его чувствах сильнее, глубже, основательнее, нежели то крещение, которому подвергся Зик.
Однажды в полдень, дожевав бутерброд со свиной отбивной и запив его пинтой молока, Рыбий Пуп вышагивал в одиночестве по дальнему краю школьного двора, сжимая в черных пальцах учебник по алгебре. Он старался вызубрить свойства бинома. Он волновался. Через час экзамен, будут гонять по всем вопросам, а тут долбишь-долбишь правило, вроде твердо усвоил, но подступишься к уравнению — каждый раз осечка. Захлопнуть бы этот учебник и зашвырнуть подальше, с глаз долой.
— Пуп!
Он оглянулся, нахмурясь. По двору прыжками неслась долговязая фигура, остановилась перед ним. Грудь Тони ходила ходуном, глаза блестели.
— Скорей, старик! Пошли!
— Отстань, Тони, — проворчал Рыбий Пуп.
— Гляди не пожалей, там такое… — Тони ясно давал понять, что винить потом будет некого.
Рыбий Пуп опустил учебник и раздраженно выкатил на друга глаза.
— Неужели не видно, что человек занимается?
— А неужели не интересно поглядеть на райские кущи?
— Чего-о? — Это звучало так заманчиво, что Рыбий Пуп невольно поддался соблазну.
— Зик снимки принес, рыло! На них белые!
Рыбий Пуп машинально захлопнул книжку.
— Где ж он, Зик? — В нем уже шевельнулось любопытство.
— В мужской уборной.
— А не разыгрываешь? — В его голосе послышалась скрытая угроза.
— Ты что!
Рыбий Пуп всхрапнул и помчался через двор, увиливая от мальчишек, которые толклись повсюду, — Тони не отставал от него — влетел в уборную и, работая локтями, стал прокладывать себе путь вперед.
— Зик! Эй, Зик! — позвал он.
— Несется, как очумелый, ни одному бейсболисту не угнаться, — одобрительно пропыхтел Тони.
Под шум падающей воды и многоголосый гомон Рыбий Пуп протискивался сквозь густую толпу, вдыхая аммиачный запах мочи, вонь испражнений.
— Зик, ты где? — гаркнул он.
В ответ раздался дружный гогот.
— Не застревай, Пуп, — торопил его Зик. — Звонок скоро.
Рыбий Пуп врезался в плотное кольцо мальчишек и отыскал в нем Зика.
— Осади назад, пропустите его, — велел Зик.
Рыбий Пуп пролез вперед и увидел, что Зик протягивает ему пачку открыток.
— Вот оно, вокруг чего земля вертится, — промурлыкал Зик.
Рыбий Пуп взял открытки, и мгновенно у него по бокам и из-за плеч высунулся десяток черных лиц.
— Подними повыше, балда!
— И мне покажи!
Курчавые головы мешали смотреть; Рыбий Пуп вывернулся и стал лицом к стене. Сзади навалились; сдерживая спиною напор тел, он глянул вниз, и сразу его охватило ощущение, что это не наяву, рот у него приоткрылся — перед глазами в откровенно бесстыдных позах напряженно изогнулись белые нагие тела, мужские и женские.
— Ни фига-а себе, — подавленно протянул Рыбий Пуп.
— Кончай толкаться!
— Да мне не видно!
— Белые там, да?
— А ты думал кто! Разуй глаза, негр!
Рыбий Пуп переложил верхнюю фотографию под низ, и извивы обнаженной плоти предстали перед ним в иных положениях.
— Тьфу, дьявол! Ты на лицо ее посмотри. — Удивление.
— Глаза закрыла! — Растерянность.
— Видать, нравится! — Недоумение.
— Фига с два меня бы так сняли! — Гадливое осуждение.
— Додумаются же, черт, эти белые! — Боязливое любопытство.
Рыбий Пуп опять стянул верхнюю карточку, открылся новый непотребный снимок.
— Мерзость одна, эти белые. — Высокий паренек сплюнул и отошел в сторону.
Сердце у Пупа стучало, как молоток. Что только позволяют себе белые! Снимок куда-то отодвинулся — перед ним в нещадном желтом свете электрической лампочки простерлось на столе окровавленное нагое тело мертвого Криса. Его кинуло в жар, потом в холод. Вот он, ничем не прикрытый мир белых людей, который убил Криса, — мир, который может убить и его. Он мельком взглянул на последнюю фотографию и отдал пачку Зику.
— Да, сила. — Он потер влажные ладони.
— Это верно, — сказал Зик.
— Откуда взял-то?
— Фэриш дал, старый пес. Надо скорей нести назад.
— ШУХЕР, РЕБЯТА! — Возглас, полный злорадства.
Черные лица в смятении обернулись на крик.
— ДИРЕКТОР! — Настойчивое предостережение.
Поднялся галдеж, у дверей образовалась свалка. Зик спрятал фотографии в руке и, став на цыпочки, заглянул поверх голов. У Пупа екнуло сердце — попасться с «грязными» картинками означало, что тебя исключат из школы. Он прерывисто вздохнул — у входа показалось черное лицо директора Батлера, который протискивался в уборную.
— Держи, Пуп! — Зик, опешив от неожиданности, совал ему открытки.
— Нет, — шепнул Рыбий Пуп. — Кидай и смывайся, раззява!
— ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ? — раздался голос Батлера.
Зик опустил правую руку, в которой держал открытки, разжал дрожащие пальцы и торопливо нырнул в толпу, неохотно раздающуюся под нажимом и сердитыми окриками директора, которому никак не удавалось пробиться вперед.
— Что тут у вас происходит? — выкрикнул снова Батлер.
Рыбий Пуп и его приятели поднаперли и кучей вывалились из дверей во двор.
