И говорит он как Джоуи Триббиани.
— Эй, детка, как у тебя дела?
Ди улыбается.
— У меня дела отлично, спасибо.
— А как насчет того, что ты и я — покатаемся в паре?
Прежде чем она успевает ответить, я уже рядом, передаю ей содовую, и отвечаю за нее.
— Следующий в паре с ней я, малыш. Отвали.
Его маленькие хулиганистые глаза осмотрели меня с ног до головы. Потом говорит Ди.
— Скоро тебя затошнит от этого быка и тебе захочется попробовать молоденького бычка, я буду там, — он показывает пальцем в сторону зала с игровыми автоматами, которые стоят вдоль стены, а потом уезжает.
— Что это за хрень еще?
Долорес усмехается.
— Вот именно таким я тебя и представляю, когда ты был ребенком.
Я пожимаю плечами.
— Ну, почти. Я был не таким беспардонным, и более привлекательным.
— Ну, может, это ты так думал, — говорит она, а потом делает глоток воды.
И из колонок доносится голос ДиДжея.
— Следующее катание только по парам… и у нас тут посвящение.
Я наблюдаю за ее реакцией. Вожидании.
— All I Want Is You от U2 посвящается Ди от Мэтью.
Она выпучивает глаза и прикусывает нижнюю губу — от удовольствия и с трепетом — потому что ничего такого она не ожидала.
Я поднимаюсь и предлагаю ей руку.
Ди немного качает головой, а потом улыбается мне.
— Ты только что исполнил мою мечту тринадцатилетнего возраста.
Она поднимается и сладко меня целует. Потом держит меня за руку, и мы катимся по полу. И слава Богу — я не падаю. Свет приглушенный так, что только разноцветные лампочки отражаются на полу. Из колонок поет Боно, а я и Ди улыбаемся друг другу, пока катимся вместе. И это смешно и по-детски — глупо и бестолково.
Но просто чертовски великолепно, не думал даже, что такое возможно.
* * *
По пути назад в город, мы остановились на красный свет. Я знаю, что сегодня вечером Долорес наслаждалась собой, и я знаю, у нее не будет проблем, чтобы провести остаток вечера у меня.
Но… я хочу услышать эти слова от нее.
Женщинам нравится, когда за ними бегают, когда им показывают, что они желанны, что в них нуждаются — ценят. И такие парни, как я упиваются возможностью побегать за девушкой — но только в том случае, если ее возможно поймать. Я хочу, чтобы Долорес признала — подтвердила — что ее можно поймать. Что она со мной заодно. Что она хочет этого также сильно, как и я.
Я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы я мог видеть ее лицо.
— Хочешь все закончить… или останешься со мной?
В моих словах двойной смысл. И когда она хмурит брови в раздумьях, я знаю, она понимает, о чем я ее спрашиваю.
— Скажи мне, что это ты, — мягко требует она. — Скажи мне, что это… реально.
— Ди, все реально, реальней не бывает.
Она бормочет сама себе.
— Какого черта…
Потом крепко держится за меня.
— Я хочу остаться с тобой.
Я улыбаюсь — с облегчением и наслаждением. Потом жму на газ и везу нас домой.
В воскресенье вечером в одной из моих любимых галерей, Агора, проходит арт-шоу. Для верхушки общества Нью-Йорка, художественный вкус — это как девушка, подающая заявку войти в состав чирлидинговой команды в высшей школе. Зачастую, это мало что общего имеет со «спортом», но много общего с показателем положения в обществе.
Но я на самом деле люблю искусство — прекрасные картины, интересные скульптуры. Хотя я и могу обойтись без выставок и определённых современных работ — писать в банку и называть это искусством — совсем не мое представление о таланте.
Я заезжаю за Ди в семь, но я оставляю свой байк дома. Долорес сказала мне, что будет в платье, так что она предпочтет добираться на такси до галереи.
И что это за платье. Когда она открывает дверь своей квартиры, все что я могу — лишь пялиться на нее. Челюсть моя отвисает — скорее всего, текут слюни.
Оно короткое и без рукавов — выделяя ее длинные загорелые руки и ноги. На ее роскошной груди ткань с рисунком из ярко-синих и зеленых точек. А выше груди и на животе тонкая сетчатая черная ткань. Никогда не видел такого платья, как это — само секс.
Наконец, закрыв рот, я протягиваю ей букет красных роз, который купил для нее.
Потому что, да, такой вот я льстивый.
Ди чрезвычайно благодарна. Держа розы в одной руке, другой она ведет вниз по лацкану моего темно-серого костюма, по моему животу и хватает мое хозяйство.
Неожиданный, но всегда приятный сюрприз.
— Очень красивые. Спасибо, — шепчет она, водя рукой вдоль моего члена, перед тем, как прижаться клубнично-цветочными губами к моим губам.
Когда она отклоняется, я бормочу:
— Бесценное искусство больше не кажется таким интересным. Может, нам просто остаться дома?
— О, нет. Это платье должны увидеть. И… ты слишком сексуален в этом костюме, чтобы сидеть дома.
Не могу с этим поспорить.
* * *
В отличие от выставок в таких известных музеях, как Мет, частные показы в галереях меньше, более душевные. Хоть они и открыты для публики, обычно их посещают только серьезные покупатели, а вино и закуски, подаваемые официантами в белых перчатках, подбираются специально, чтобы угодить дорогому вкусу тех мажоров.
Мы оба наслаждаемся бокальчиком белого вина, пока внимательно разглядываем фотографии и картины на стенах. Полы галереи из натурального дерева — стены, абсолютно белые, с театральным оформлением света, который оттеняет каждое произведение искусства. Гости рассеялись по запутанным комнатам, выражая свое мнение относительно работ тихим, напыщенным тоном. Долорес и я находимся одни в отдельной комнате, чьи стены увешаны холстами с четкими цветами и разных размеров, и на разную тематику.
— Какая тебе нравится больше всего? — спрашиваю я.
— А что? Собираешься купить?
Здесь не указаны цены, но по опыту я знаю, что каждый из этих шедевров уйдет за десятки тысяч долларов.
— Подумываю об этом.
Но я не поэтому спрашивал.
Предпочтения в искусстве — это очень личное, практически на подсознательном уровне. Это все равно, что узнать у парня, что он предпочитает — боксеры, трусы или вообще ходит без белья — искусство может сказать очень много о том, какой вы человек.
Ди прохаживается по периметру комнаты, останавливаясь перед картиной с белым сельским домиком на вершине холма, с огненным красно-оранжевым небом на горизонте.
— Кэти понравилась бы вот эта.
— Почему это?
Она наклоняет голову.
— Все очень лаконично — уютно и безопасно. Но вот небо… в нем есть какая-то дикость.
