– Может. Я кто, по-твоему, человек или манекен?
– Человек… И это, прости, предполагает…
– Чувства. Это предполагает чувства, Луиза.
Она промолчала.
– А ты почему не спишь? – спросил Френсис. – Перенервничала?
– Нет. Я еще до всего этого не хотела спать…
– У меня есть успокаивающий чай. Заварить? Завтра все-таки много работы.
– А ты еще и в травах разбираешься? – улыбнулась Луиза.
– Да, но, увы, больше пока в европейских. Ничего, исправлюсь.
– Ты сверхчеловек. Или супермен. Про тебя будут рисовать комиксы. О, кстати, нужно подать идею Джил.
– Издеваешься?
– Нет. Ни капельки. Так чай будет?
Луиза действительно заснула очень быстро, но перед тем, как провалиться в ласковое беспамятство, успела подумать, что Френсис самый необыкновенный мужчина на земле. Здорово, что в ее жизни встретился не только Кристиан… А потом достала из бокового кармашка рюкзака зеркальце, осветила лицо фонариком и долго рассматривала себя, пытаясь понять, в самом ли деле она могла показаться Френсису красивой…
Только перед рассветом в джунглях наступает мгновение тишины. Обычные звуки их почти оглушительны: пение, чириканье, уханье птиц, крики обезьян, еще каких-то животных, заливистое кваканье древесных лягушек, треск и щелканье насекомых, шелест листвы на деревьях. Но когда небо над сетью лиан и ветвей становится сизым и прячутся ночные существа, а дневные еще не спешат выбраться из своих гнезд, нор и укрытий, да еще если ветер не шумит наверху, становится так тихо, что, кажется, вот-вот услышишь биение собственного сердца, ток крови по сосудам, шорох ресниц. Джил сидела у костра. Странное чувство: зябнут плечи, спина покрывается мурашками от холода, а лицу, рукам и ступням – жарко.
Она смотрела на замысловатый танец язычков пламени, на переливы пепла – от оранжево-розового до серебристо-белого, на узор из черных трещинок на раскаленной головне. Успокаивает. Наверняка есть какое-то рациональное объяснение, физические законы, которым подчиняется горение дерева, но все равно веет чудом. Магией. Джил с радостью примкнула бы к какому-нибудь обществу огнепоклонников, вот только в современном мире это игра или пиромания, болезнь, а в древности человек таким образом, наверное, постигал прекрасное.
К обществу больных принадлежать не хочется.
Ей вообще часто казалось, что мир болен, и она вместе с ним, и нет никому спасения.
Сложно все.
Джил вздохнула. Если отец узнает, он ее убьет. Да и не подобает юной леди хлестать виски. Но она же не хлещет, так, прикладывается. Она отвинтила пробку плоской фляжки. Холодная жидкость с резким запахом обожгла рот и горло. По животу растекалось тепло, заполняло бедра и руки.
– Вылей эту дрянь, – раздался голос за спиной.
Митчелл. Несравненный Кристиан. Джил напряглась. Была б она трезвее – покраснела бы.
– Это кока-кола, – бросила она.
– Тем более дрянь. Дай сюда.
Боковым зрением Джил заметила протянутую к ней руку.
– Вот еще. – Она демонстративно завинтила пробку и спрятала фляжку во внутренний карман спортивной куртки. – Летела сюда с одним папочкой, а теперь у меня их двое?
Он ее бесил, как бесит в детстве чужая кукла-красавица. Легче сломать, чем вынести, что такая прелесть принадлежит кому-то другому.
– Вот еще, – передразнил ее Кристиан. – Я еще не настолько грешен, чтобы Бог наказал меня такой дочкой.
Джил фыркнула, вложив в этот звук все презрение, на какое была способна. Она ему не нравится. И правильно, она даже не старалась. Не то чтобы не хотела, но бегать за мужиком, пусть даже таким, – недостойно.
– Дай, мне надо, – сказал Кристиан совсем другим тоном.
Она повернулась к нему, посмотрела снизу вверх…
Даже в таком разбавленном предрассветном свете пополам с пляшущими бликами от огня было видно, что левая скула у него посинела и отекла, а под глазом наливается фиолетовый синяк.
Джил ахнула и зажала рот ладошкой – детский жест.
– Что случилось?!
– Пойло-то дай.
Она стиснула зубы. Хмель моментально выветрился. Вытащила из кармана платок – надо же, чистый! – и опрокинула на него фляжку. Коричневое пятно на белом смотрелось неопрятно.
Джил поднялась, привстала на цыпочки, промокнула ушиб. Кристиан поморщился.
– Я не затем, – усмехнулся он и вынул из ее потерявших бдительность пальцев фляжку. Сделал два крупных глотка.
– Так что?…
– Упал, – мрачно обронил Кристиан.
– Угу. Полез за медом, укусила пчела, испугался, упал, а там тебя встретил медведь.
– Молодец, хорошо мыслишь. Для ученого главное – воображение.
– Да что ты говоришь? – Джил вздохнула, совсем как ее мама, когда Джил в детстве возвращалась домой с разбитыми коленками и гордо сдерживала слезы. – Герой-любовник.
– Что ты знаешь о любви, девочка, – тоном записного ловеласа протянул Кристиан.
Джил не догадывалась, насколько сильно его задела. Собственной репликой он только добавил перца на растревоженную рану.
– Ничего, – хмуро и как-то честно отозвалась Джил.
Он встретился с ней взглядом. Хорошая девочка. Юная разбойница с фляжкой виски в кармане, а все равно хорошая. Красивенькая. Колючая. Неженственная. Искренняя.
– Я тоже, – сквозь ком в горле проговорил Кристиан. Усмехнулся криво.
Она захлопала ресницами.
– Ну что ты так смотришь? Впервые видишь?
– Впервые.
Джил осторожно, будто боясь обжечь или обжечься, коснулась пальцами его здоровой щеки. Улыбнулась одними глазами. Села на бревно, потянула его за руку вниз – сядь рядом.
Они не разговаривали, смотрели на огонь. Кристиан думал о том, что сегодня навсегда потерял Луизу. Не потому, что ее забрал другой мужчина, а потому что сам повел себя, как идиот. И по-другому, видимо, не умеет.
А о чем думала Джил, он не знал.
Но то воистину была ночь странных разговоров и великих открытий.
12Утром в лагере начала было подниматься тревога. Тревожились при виде Кристиана. Версию «упал» никто не принимал всерьез, но неожиданно для самого Кристиана ее поддержала Джил:
– Па, прости меня, я балда, но это я поспорила с мистером Митчеллом, что залезу на дерево быстрее и выше! – опустив голову, но очень твердо проговорила она посреди установившейся тишины.
– Джи-ил… – протяжно вздохнул профессор Хаксли.
– Я признаю, я не должна губить твоих лучших специалистов. Но ты же рад, что это не я упала и расшибла голову? – Глаза Джил сверкнули из-под рваной челки.
На это профессор Хаксли не нашелся, что ответить.
Завтрак прошел за обсуждением техники безопасности и рассказами о том, как кто-то куда-то пошел и там с ним приключилось страшное, потому что он вел себя, как идиот.
