Элен встала и подошла к стене, на которой висел увеличенный снимок обложки «Ле Мод» этого месяца. Она стала внимательно рассматривать его, хотя видела уже сотни раз: во время производства, в гранках, в каждом киоске на улицах. Двенадцатый номер. Фантастика! Неужели ее журнал набрал силу всего за один год? Они выпустили десять журналов за год. Журналы за июнь-июль и декабрь-январь были спаренными. Это значит, что они завоевали рынок французской моды всего за четырнадцать месяцев.
Элен изучала этот увеличенный снимок обложки так же критически, как изучала прежде все остальные. Увеличение было сделано с обложки номера за декабрь-январь. Каждая буква слепила, словно сверкающий лед: «Ле Мод. Париж. Декабрь-январь».
В самом низу, словно кубики льда, расположился другой набор букв: «Специально для зимней ночи».
Зимняя ночь. Ей нравилась эта картинка. Она сама подала идею. Фото крупным планом давало только голову модели. Огромный воротник из рыси обрамлял лицо хищницы. В ее черных, похожих на гриву волосах сверкали снежинки, лицо словно покрыто инеем, помада бледно-розовая, почти белая, ланкомовские светлые тени подчеркивают бронзовый загар. Вся комбинация была выдержана в рыже-коричневых тонах. Модель смотрелась как агрессивная, крадущаяся в ночи тигрица.
Элен мысленно поздравила себя. На сегодняшний день это лучшая обложка. Гораздо лучше, чем у «Вог». Она нажала кнопку селектора.
– Элеонора!
– Да, мадемуазель?
– Позвони в художественный отдел. Пусть подготовятся к совещанию по обложке июньско-июльского номера.
– Будет сделано.
Элен улыбалась. Наверняка Жак и Люба привезут ей нечто особенное. Поддавшись искушению, она взяла со стола последний номер журнала и открыла его. Сердце ее переполнилось радостью и гордостью за свое детище. Она пробежала глазами сведения о редакторах на первой странице:
Декабрь 1957 – январь 1958. № 12.
«Ле Мод ».
Компания «Ле Эдисьен Элен Жано».
Президент и Генеральный директор: Элен Жано.
Директор издания: Никола Дюко.
Главный редактор: Любовь Черина.
Да, что ни говори, приятно видеть свое имя. Она медленно пролистала все сто шестьдесят восемь страниц и даже сейчас, переворачивая каждую, чувствовала, что ее словно пронзает электрическим током.
До сих пор каждый тираж журнала полностью распродавался меньше чем за полмесяца. Газетные киоски еще ни разу не вернули ей ни одного номера. Фактически потребность в журнале была такова, что дистрибьюторы постоянно просили ее увеличить тираж, но Элен относилась к этому с большой осторожностью. Они начинали с тридцати тысяч экземпляров, сейчас тираж увеличился в семь раз. Пока все срабатывало. Первые десять номеров были убыточными, одиннадцатый вообще чуть не провалился, теперь вот впервые журнал оказался под угрозой. Впрочем, все не так уж плохо для издания, созданного, можно сказать, на пустом месте. Ведь порой должно пройти года три, а то и пять лет, прежде чем дело начнет приносить ощутимый доход. В общем, журнал оказался хорошим вложением капитала.
Что ни говори, а «Ле Мод» можно гордиться. Потихоньку монополия таких китов журнального бизнеса, как «Вог», «Л'Офисьель» и «Мари Клер», которые вначале с презрением смотрели на нее, пошатнулась, и сейчас им уже приходится считаться с ней. Запищал селектор. – Да?
– Здесь месье Дюко, и кроме того, вам сообщение от Карла Хеберле. Он просил передать, что находится в Париже, и остановился в гостинице.
Карл Хеберле в Париже? Ну и ну! А вдруг ему удалось что-то выяснить? Иначе, зачем бы ему приезжать в Париж? Она хорошо знала, где находится туристическая гостиница с номерами по вполне доступной цене. Элен лихорадочно соображала.
Ожидавший приема Никола Дюко, директор-распорядитель, второе после нее лицо во всем штате, был важнее самой Царицы. От него многое зависело: он занимался распространением, деньгами, имел определенный вес в отрасли. Качество журнала, его художественное оформление, подборка материала – все это важно, но еще важнее – умение ладить с торговой сетью. Она назначила с ним эту встречу, чтобы обсудить вопросы, связанные с распространением журнала в других странах и возможностью выпуска его на итальянском языке.
Все, решение принято.
– Элеонора, попросите Никола дождаться меня. Я не задержусь. Свяжитесь с Карлом Хеберле и передайте, что я готова поговорить с ним прямо сейчас.
– Я не знаю, что делать. – Элен нервно заходила, из угла в угол. – Сначала мне казалось, что все будет просто и ясно, а что вышло? – Сжав кулак, она сильно ударила им по ладони другой руки. – Я просто не знаю.
Доктор Розен, глубоко вздохнув, взглянул на документы, разложенные на потрескавшейся столешнице. С улицы доносился приглушенный шум машин.За спиной доктора на сквозняке вздымались занавески. Сгустились сумерки: зимой ночь наступает рано.
Элен перестала ходить по комнате и посмотрела на доктора. Она впервые заметила, каким же старым он был на самом деле, под какой невероятной тяжестью гнулись его узкие плечи. Ей внезапно пришло в голову, что она не вправе была приходить к нему. Он и без того уже достаточно настрадался. Розен постарел на десять лет прямо у нее на глазах. Его черные с проседью волосы и борода стали совсем белыми, резко обозначились скулы, а жилки на висках дергались как в лихорадке.
Доктор Розен не мог вымолвить ни слова. Когда он посмотрел на нее, Элен заметила навернувшиеся ему на глаза слезы. Он снял очки, вытер пальцами слезы и, собравшись с силами, дрожащей рукой дотянулся до документов. Элен и предположить не могла, что Хеберле привезет ей такое. Видимо, дело решили двести тысяч немецких марок, переведенных ею на его счет в Кельнское отделение Дрезденского банка. Он честно отработал эти деньги.
В деле было несколько фотографий. Одна из них сделана совсем недавно с помощью телеобъектива: некий мужчина садится в «мерседес-бенц» последней модели. Несмотря на некоторую расплывчатость снимка, она сразу его узнала. Бесцветная кожа, обтянутый кожей череп, бескровные жесткие губы. Это он, тот самый альбинос. Карл фон Айдерфельд. Гот, кто приказал Шмидту прижигать Мари. Тот, которого она видела через дырку в дверце лифта, и который отдал приказ «наказать» маму.
Были и другие фотографии, более старые, с загнутыми уголками и обтрепавшимися краями. На всех трех был фон Айдерфельд в аккуратной черной форме с серебряными галунами. На одной из них он, как и другие нацисты, позировал перед камерой. На обороте снимка готическим шрифтом было выведено: «Слева направо: Геббельс, фон Айдерфельд, Геринг, Гитлер, Гиммлер». Фотография была датирована 1935 годом, и на ней фон Айдерфельд был совсем молодым. На втором фото он из открытой штабной машины наблюдал за шеренгой эсэсовцев. На третьей – вместе с двумя другими офицерами инспектировал взвод застывших по стойке «смирно» пехотинцев. Последняя фотография была сделана в 1945 году, и на ней он выглядел гораздо старше.
