Я вдруг почувствовала, что краснею. Каждый раз, когда женщина в возрасте говорит тебе, что заметила, как ты относишься к ее сыну, чувствуешь себя неловко.
– Вы ведь не все мне рассказали, – сказала я торопливо. – Тони был в Лондоне, когда родился Джереми?
– Нет, Тони уже был во Вьетнаме, – ответила она. – Мы жили в маленьком доме вместе с барабанщиком из группы и его девушкой. Джереми родился там. Позже я переделала это место под Дом ветеранов. Там до сих пор приют для солдат. – Она вздохнула. – К сожалению, ветераны войн есть и в наше время, и в вашем возрасте. И мне кажется, что с каждой войной они становятся моложе. Я помогаю фонду собирать деньги и слежу за тем, как идут у них дела.
– А вы с… с барабанщиком… роман не крутили? Потом? – спросила я.
Тетя Шейла изумленно посмотрела на меня:
– Конечно, нет! Он женился и обзавелся семьей. Он нашел работу на телевидении, пишет музыку для передач, а еще помогает мне с Домом для ветеранов. Но не более того. Боже правый, как тебе такое в голову пришло?
Теперь я поняла, что еженедельные «встречи» тети Шейлы, как горько отзывался о них Джереми, не что иное, как благое дело.
– От Джереми, – сказала я. – Он знает, что вы ездите туда каждую неделю. Если бы вы сказали ему зачем…
– Одно я в вас, американцах, не люблю, – вспылила тетя Шейла. – Вашу ужасную привычку обсуждать с людьми свою личную жизнь. Это что, и есть ваша пресловутая терапия? Или что-то иное, кроме сказки со счастливым концом, для вас невыносимо?
– Ваш американский сынок может здорово пострадать из-за этого, – ответила я немного раздраженно. – Он может даже потерять наследство. Если вы и дальше будете хранить свои тайны, то лишь поможете этим Ролло. Так что, может, дадите мне адрес и телефон Джереми? Я хочу помочь ему. Если получится.
Я жутко устала, видимо, поэтому тетя Шейла быстро написала мне на листке и то и другое. Тут я вспомнила кое-что.
– Тетя Шейла, – спросила я, – а отец Джереми… видел когда-нибудь сына? Вы говорили, что он вернулся…
Она резко посмотрела на меня. Затем, не произнеся более ни слова, она встала с дивана и вышла. Тетя вернулась со старой фотографией, чуть порванной по краям и немного помятой.
– Сохрани это для него, ладно? Покажи ее Джереми, когда сочтешь, что настал подходящий момент. Но только прошу тебя, не потеряй, – сказала она тоном, которого я от нее никогда не слышала. Словно сердце у нее вдруг заныло. – И не дай Джереми разорвать ее в порыве гнева. Но если ты его успокоишь, то, возможно, он сам захочет на нее взглянуть.
Это было черно-белое фото молодого человека лет девятнадцати, с длинными темными косматыми волосами, какие носят рок-музыканты. На нем были джинсы-клеш и белая рубашка с вышивкой. Он сидел на потертом, но чистом обеденном столе. Несмотря на свой потрепанный вид, словно он действительно был болен, он все же походил на симпатичного американца с открытым лицом. А еще он выглядел счастливым. Он держал на руках малыша, и они смотрели друг на друга в немом обожании.
– Этот малыш – Джереми? – спросила я, с умилением разглядывая ребенка.
Затем бросила взгляд на тетю Шейлу. Влажные глаза выдавали ее, но голос был твердым.
– С Тони, – сказала она. – Он был таким душкой с Джереми. Он умер спустя две недели после того, как сделали эту фотографию. Джереми здесь всего годик.
Я продолжала смотреть на фотографию, когда ехала на такси в квартиру бабушки Пенелопы. Тетя Шейла волновалась за меня, когда узнала, что я буду жить там. Она сказала, что все удобства должны работать, но если что-то будет не так, то я не должна стесняться звонить ей в любое время.
Такси подъехало к темному дому. Ключи, которые дал мне Руперт, скользнули в замочную скважину и без труда отперли замок. Я открыла сначала тяжелую входную дверь из красного дерева, затем внутреннюю дверь, нашарила на стене выключатель и включила свет. Я шла из комнаты в комнату, включая свет везде.
Я заметила, что в своем возрасте бабушка Пенелопа была человеком аккуратным и организованным. Тарелки и посуда стояли на своих местах в шкафу, белье сияло белизной. На кухне обнаружилась современная кофеварка, свежая бутылка белого вина, нераспакованная пачка чаю, сахар, крекеры, банка консервированной ветчины, мармелад и джем.
Мне казалось, что я буду ходить на цыпочках, дрожа от отвращения, но вместо этого я чувствовала, словно меня поселили в ночлежке в странном городе. Я заварила чай и намазала крекеры джемом, скорее чтобы взбодриться, а не потому, что была голодна. Я съела все за кухонным столом. Затем вытерла крошки бумажным полотенцем с рисунком в виде синей окантовки и красных вишенок. Когда я закончила, была уже полночь, и я так вымоталась, что забралась в большую постель двоюродной бабушки Пенелопы, застланную новыми простынями, и тут же уснула, ни разу за всю ночь не проснувшись.
В девять тридцать следующего утра я обнаружила, что телефон работает, поскольку меня разбудил звонок. Аппарат стоял на туалетном столике. Я спросонья побежала к нему, а схватив трубку цвета алебастра, услышала голос Гарольда.
– Это партнер Джереми, – сказал он. – Вы должны помнить.
Я вспомнила седовласого мужчину, который зачитывал завещание.
– Я лишь звоню предупредить, что послал вам на подпись кое-какие бумаги, – сказал он коротко. – Формальность, касающаяся недвижимости в Англии, поскольку ваша мать хочет, чтобы вы оставили все себе. Я выслал копию юристу вашего отца по электронной почте, и они уже вернули подписанный экземпляр. Руперт привезет вам бумаги вместе с актом предварительной оценки, который вы позже можете использовать как официальный документ. Ну что, все, надеюсь, ясно? – подвел он итог таким голосом, словно собирался повесить трубку.
Но у меня были другие планы.
– А где Джереми? – потребовала я. – Мне нужно поговорить с ним.
Последовала пауза.
– Хм. Джереми сегодня в офис не придет. Ему немного нездоровится. Кроме того, он считает, что будет лучше, если дела с вами поведу я.
– Гарольд, – сказала я быстро, чувствуя, что он вот-вот повесит трубку, – а как обстоит дело с французским завещанием? Это правда, что Джереми может потерять наследство?
– Все это, разумеется, на грани абсурда, – сказал Гарольд осторожно. – Люди дополняют завещания и вносят изменения в текст все время, особенно люди пожилые, чаще, когда те, кому они завещали, уже умерли. Но существует много способов усложнить жизнь наследникам. Французское законодательство, в частности, очень сложное и отчасти архаичное, особенно касательно случаев развода. Так, например, первая жена может оспорить долю последней и оставить ту без гроша.
