— Не хотел бы я вернуться в свои 16, - Саша выдыхает дым, такой яркий на фоне черного неба.
— А куда хотел бы?
Саша качает головой, не отводя взгляда от водной глади.
— Никуда. Мне нормально здесь.
— Неужели ты никогда не скучаешь по прошлому? Неужели тебе не хочется иногда вернуться, чтобы испытать эти чувства еще раз? — я смотрю на профиль мужчины, — или исправить что-то? Сделать по-другому.
Саша медленно поворачивается ко мне. Я вижу блеск его глаз и как они сужаются, он видит меня насквозь и смеется надо мной.
— Я не хочу ничего исправлять.
— Ничего? — напряженно переспрашиваю.
— Ничего.
Я киваю головой, утыкаясь взглядом в сплетенные пальцы на коленях. Саша рассказал мне свою историю летом, нашим первым летом, когда мне было 16. Странно, как быстро мы начали общаться близко, учитывая, что он был всегда немного в стороне от всех: приходил позже, уходил раньше, не говорил ни с кем о личном. Даже Дима, его лучший друг, проводил с нами больше времени.
Сначала это был осторожный интерес, потом неожиданное понимание, что мы в чем-то похожи: оба отшельники, оба много читаем, оба любим сложные фильмы и ненавидим сложные отношения. Потом неожиданное открытие — мы до ужаса разные. Мы много читаем, но совершенно разные книги, мы любим непростые фильмы, но критерии сложности у каждого свои. Абсолютно любая вещь вызывала противоречия. Когда мы начинали спорить об очередной ерунде по мнению наших друзей, или же очень важной вещи по нашему мнению, то вся компания, давно потеряв интерес к теме, обреченно махала на нас рукой и оставляла в покое.
Саша в своей насмешливо — равнодушной манере шутил обо мне и парнях, которые в станице проявляли ко мне повышенный интерес. Не то чтобы я была красоткой, но новое лицо привлекало внимание, гораздо большее, чем у себя дома. Я отвечала ему резко, еще не научившись реагировать правильно. Впрочем, я еще очень долго этому не научусь, пройдет еще год, прежде чем мы будем более-менее на равных общаться. Он всегда вызывал много эмоций. Общение начало меняться после моего отъезда, мы не прекращали его, просто оно перешло в онлайн. Оно не стало хуже — оно стало интимнее. Мы больше рассказывали о себе. Появились странные полутона и полунамеки. Флирт, который как будто ничего не значит. Ссоры, которые заставляли молчать неделями.
Когда я приехала следующим летом, все уже было по-другому. Стало сложно. И осталось так же сложно до сих пор.
Я выныриваю из своих воспоминаний от вопроса мужчины:
— Почему ты все время по чему-то тоскуешь? По прошлому, по людям, по несбывшимся мечтам?
— Может потому, что мне уже не 16? — я пытаюсь отшутиться.
— И никогда уже не будет, — Саша резко тушит окурок и плиту и засовывает его в пачку с сигаретами, — понимаешь? Живи сейчас.
— Я и живу. То, что выходит хреново — что мне с этим делать? — я нервно кручу колечко на пальце.
— Кто решил, что хреново?
— Я? — пожимаю плечами.
— Вот именно.
Я посмотрела на профиль Саши. Сколько у нас было подобных разговоров? И сколько раз я была на месте Саши, доказывая ему, что жизнь не такое уж и дерьмо и нужно жить легче, любить честно и радоваться тому, что просто дышишь.
— Помнишь, ты говорил, что не веришь во вторые шансы?
Саша кивает, отрывается от воды и смотрит мне в глаза. Я в очередной раз думаю, что возраст ему к лицу. Когда мы познакомились, я часто думала, смотря на него, что он совсем некрасивый, даже симпатичным было сложно назвать. Еще и этот шрам. Только голос, невероятно глубокий и спокойный, заставлял слушать и смотреть. Но чем больше мы общались, тем больше я замечала его красоту: пронзительные серые глаза, ровный нос, почти острые скулы и кривая усмешка. Его вечно расслабленная поза, как будто он не боится никого и ничего, зажатая сигарета в руке и равнодушная отстраненность. Он невероятно отталкивал: своей заносчивостью, тем как уверенно спорил, как много знал, заставляя людей чувствовать себя глупыми, как легко презирал все условности. И он невероятно притягивал: тем, что никого не осуждал, как внимательно слушал, как вызывающе спокойно не пытался никому нравиться.
Я моргнула несколько раз, но взгляд не отвела:
— Я просто думаю…Может я свой уже использовала? Я имею в виду… — я снова дотронулась до кольца, как будто ища поддержки, — Я перестала себе нравиться, понимаешь? Мне кажется, что Илья делал меня лучше. Я…Это не о нем совсем. Это обо мне. Я стала реже готовить, мне не хочется делать ничего сложного. Стала чаще пить и даже курить. Я перестала рисовать. В моей работе пропало творчество. Я все делаю на автомате. Получается, я жила и делала все это для него? Получается, я самая обычная и мне в общем-то не нужно ничего. Все вокруг твердят, что я изменилась. Что мне нужно сделать то, сделать это…Но я не могу. Не хочу.
Я, боясь взглянуть на Сашу, в очередной раз уже начала жалеть, что так откровенна. Боковым зрением заметила, что Саша закурил снова. Выдохнул дым и негромко произнес:
— Не помню, говорил я тогда, но сейчас скажу. Я верю в шансы, которые ты даешь себе. Я не верю в людей, но тебе не нужно так относиться к себе. Только ты принимаешь решение какая ты есть или какой хочешь и можешь быть. Не важно, что скажут люди. Даже если ты их разочаровала. Ты можешь послать их к черту и ничего не менять, и это будет правильно. А можешь выдохнуть и лепить себя заново, так как хочется тебе. И это тоже будет правильно. К.н.и.г.о.е.д.н.е.т
Он аккуратно берет меня за подбородок и поворачивает меня к себе.
— Не надо думать, что ты как все. Они ничего не знают о тебе.
Я задерживаю дыхание, внутри будто порвалась натянутая цепь, которая сжимала все внутренности. Резко выдыхаю белый пар и медленно касаюсь его губ. Поцелуй нежный и теплый. Нет страсти или борьбы. У нас почти не бывает таких поцелуев. Все наши поцелую лишь прелюдия к сексу. Кроме этого — осторожные касания руками, теплые объятия, в которых больше дружбы или поддержки, чем огонь влюбленной пары.
Мы медленно отстраняемся друг от друга, и Саша сжимает мои ладони.
— Замерзла? Поехали, — он встает сам и тянет меня вверх за руку.
— Черт, уже почти десять, — я устало хмурясь, представляя дорогу до города и ранний подъем на работу, — завалиться бы прямо здесь.
— Не могу тебе этого позволить, но в семи минутах езды предлагаю теплый душ и уютную постель.
Я задумываюсь всего на секунду, готовая согласиться, но тут же вспоминаю:
— А как же родители?
— Они у родственников в Ростове.
— Тогда я согласна.
Я отряхиваю джинсы и беру из рук Саши шлем. В последний раз оглядываюсь на поляну и неожиданно вспоминаю про наше место у заброшенного дома.
— А что с тем домом? — заминаюсь на секунду, — ну помнишь…Нашим.
Саша бросает короткий взгляд на меня:
— Его купили три года назад.
ГЛАВА 20
Я медленно открываю глаза и сразу зажмуриваюсь. Яркий свет заливает комнату. Окно приоткрыто, я чувствую свежий весенний воздух и слышу такие знакомые из летнего детства звуки: крик петуха, шелест деревьев, пение птиц. Каждый сантиметр воздуха здесь наполнен звуком. Сажусь и аккуратно опускаю босые ноги на теплый деревянный пол. Старый диван скрипит подо мной, а я оглядываю комнату.
Это небольшая комнатка. Здесь стоит диван, высокий шкаф для одежды, на дверце которого висит выцветший плакат группы «Триада», письменный стол, почти пустой — на нем лишь лампа и стакан с ручками. Чего в этой комнате много, так это книг. Книжный шкаф занимает всю стену. Я подхожу к нему и провожу рукой по корешкам книг: романы про рыцарей и корабли, книги по биологии и генетике. Целая полка занята книгами по истории разных стран и периодов.
Резко разворачиваюсь и оттягиваю вниз и так длинную футболку, когда дверь с тихим протяжным звуком открывается. Но это оказывается пушистый угольно — черный кот. Он застывает на мгновение, оценивающе смотрит на меня глазами — бусинками и лениво запрыгивает на диван.
