Я думала о нас с Валей. Она наконец-то ответила на мой звонок. Мы поговорили и вроде все замяли, сегодня даже решили сходить в бар как в старые добрые.
Я думаю о письме. Внутри все леденеет и я невольно отгоняю от себя эти мысли, стараясь забить голову более насущными проблемами. Хотя понимаю, что это совсем по — детски и мне придется в самое ближайшее время принять это решения.
В одиночестве и добровольной изоляции, я наконец решила разобрать свои коробки. Их оказалось довольно много, но с каждой разобранной на душе становилось легче. Здесь были открытки, милые подарки, записки, совместные фотографии. Я выкинула почти все. Это было сложно, но еще сложнее перечитывать все эти слова. Я до сих пор уверена, что они были искренними, мы верили в них. Но они уже не для меня. Они для той Веры, которая осталась в прошлом, в новостройке на шестом этаже.
Я оставила фотографии. Вложила их в небольшой фотоальбом и положила к остальным. Мне приятна эта память. Я не забуду Илью и я не смогу стереть его из памяти, уничтожив фотографии. Я хочу помнить.
Было много безделушек. Нашлась коробка с косметикой, которую я выкинула за ненадобностью. И была еще одна, самая тяжелая коробка. Я обнаружила в ней свои старые дневники, записные книжки, тетрадку со стихами. Я перестали их писать, когда встретила Илью. Наверно, когда ты влюблен, ты счастлив. А стихи пишутся, когда тебе грустно. Так странно, но эти строчки до сих отзывались во мне. И даже без подписей, спустя столько лет, я помнила, кому посвящен каждый из стихов.
Я перевернула страницу и увидела последний стих в тетради.
Я не любила, не ждала
Мне просто страшно оставаться
Одной, когда глаза слезятся,
Когда уже нельзя сорваться
В пустое небо октября.
Провожу пальцами по чернильным строчкам и упираюсь затылком в стену. Как же одиноко мне было в ту осень. Всего через пару месяцев, в южном, но все же снежном декабре, я встречу Илью. Тоска по Саше и нашим несбывшимся отношениям отступит на второй план, но не уйдет совсем. Редкие встречи в станице, которые будут становится еще более редкими, еще более пустыми и молчаливыми, прекратятся совсем через два года. Еще через год наша переписка будет ограничиваться вежливыми, но сухими поздравлениями на дни рождения.
Я так и не пойму, были ли у него ко мне хоть какие-то искренние чувства? Почему он так легко отступил? Он хотел мне счастья, потому что я ему дорога? Или он был рад избавиться, в тот самый момент, когда мы наконец смогли открыться друг другу?
Я почти забыла о нем. Но вот он снова здесь, в моей жизни, и я не могу понять для чего и что мне с этим делать.
Нащупываю рукой телефон и палец замирает над именем "Саша" в телефонной книге. Почти решившись, на экране появляется сообщение от Кости.
"Привет! ДР 20 июня. Парк на набережной, 14.00, беседка № 14. Жду".
Вздыхаю и смотрю на календарь. Через три недели.
Голова начинает гудеть и закрываю глаза. Снова принимать решение. Держаться подальше от бывшего мужа или перестать прятаться?
Из груди вырывается стон. Как же я устала от этих взрослых решений, которые нужно принимать буквально каждую минуту моей жизни.
Оставляю сообщение непрочитаны, давая себе время подумать.
Снова открываю контакты и ищу в них номер Саши, но телефон снова звякает и сердце звенит в унисон. Открываю вотс ап и читаю короткое Сашино "привет".
"Привет. Не поверишь, но хотела тебе звонить только что".
"Тебе — верю:) Хотел поговорить лично, но если хочешь, могу позвонить".
"Не нужно. Давай лично. Может, приедешь сегодня в "Подвал"? Я буду там с Валей с 21.00".
"Я приеду".
Пальцы зависли над клавиатурой, но подумав, я не стала больше ничего писать. Мы увидимся и поговорим. Все наладится. Я приму одно решение за другим, постепенно.
Ко мне как будто вернулись силы и с улыбкой я стала собираться в бар.
ГЛАВА 22
ИЮНЬ, 9 ЛЕТ НАЗАД
— Такое чувство, что вы собираетесь на встречу с кумиром, — я медленно делаю глоток холодного пива из стеклянной бутылки.
16 лет определенно стали для меня рубежом между детством и неким подобием взрослой жизни. У меня уже случилось три поцелуя, я успела убежать из дома бабушки, искупаться в речке голышом и вот, пожалуйста, пью пиво. А ведь год назад, попробовав его с одноклассницей, думала, что ничего противнее в жизни не пила.
— Ты преувеличиваешь, — Катя откинула за спину длинный хвост из волос, собранных на макушке, — просто она так редко приезжает из своей Москвы, мы соскучились. Она классная, тебе понравится.
— Угу, — промычала я без особого энтузиазма.
Оглядываюсь вокруг. Мы в заброшенном парке аттракционов, ребята разделились на группки и теперь темный заросший деревьями и травой парк будто ожил, гудел от смеха и разговоров.
— Кого высматриваешь? — Катя заметила мой взгляд, блуждающий от входа в парк к ребятам и обратно.
— Да никого, — быстро ответила и посмотрела в глаза подруги для убедительности.
— Он не придет все равно, — хмыкнула она, — я же тебе рассказывала.
- Не понимаю о чем ты.
— Ну да.
Катя красит губы, смотря в маленькое складное зеркальце. Она стояла спиной ко мне, чтобы свет луны освещал ее лицо. Но я видела лишь блеск ее глаз в отражении.
— Если честно, мне не верится, что это правда. Похоже на трагедию Шекспира.
— Зачем мне выдумывать? — Катя захлопывает зеркало и разворачивается ко мне лицом, — можешь сама у него спросить.
Она с вызовом поднимает брови и сразу смотрит в сторону входа, как бы показывая, что обсуждать тут нечего, у меня все равно не хватит смелости это сделать.
— Я слишком вежлива, чтобы задавать такие вопросы. Мы не друзья, — я смотрю на экран телефона, где открыта Аська. Саша не в сети.
— И правильно. Саша не умеет дружить. Он против всех.
Катя улыбается, но меня почему-то задевают ее слова. Наверно, несмотря на то, что я знала парня очень мало, мне хотелось думать, что все же мы немного, но друзья. Так много и так интересно я ни с кем до этого не общалась.
Я встаю с забора, который огораживает детскую карусель — паровозик, и отряхиваю с джинсовых шорт кусочки ржавчины.
— Знаешь, я, наверно, пойду, — говорю и прежде чем Катя начнет возмущаться и уговаривать меня остаться, продолжаю быстро, — завтра очень рано вставать, еду с сестрой в Краснодар. Правда не могу.
— Вееер, — начинает канючить подруга.
— Да ладно, я все равно не знаю эту вашу Алису. Один день общения с ней ничего мне не даст.
— Ладно, — обижено говорит Катя и чмокает меня в щеку, — ты завтра вернешься?
— Ага, позвоню, — машу уже уходя рукой и тихонько выскальзываю из парка, ни с кем больше не попрощавшись.
Останавливаюсь на дорожке и смотрю направо — там виднеется центральная площадь, единственное освещенное место в станице. Слышу шум машин, на которых приехала молодежь и звуки разномастной музыки, звучащей из этих машин. Еще дальше, через площадь, двадцать минут по темным улицам, мимо речки, и я буду у дома бабушки.
Я разворачиваюсь на пятках налево и ныряю в уютную темноту аллей, подальше от света, от музыки, от людей, подальше от дома.
Прохожу мимо дома, где почти месяц назад так неудачно прошел мой третий в жизни поцелуй, через дырку в заборе, мимо зарослей. Я не позвонила Саше, но что-то внутри меня подсказывало, что он там. Я отодвигаю с шелестом последний куст и выхожу на берег. На поваленном бревне, спиной ко мне, прямо у глади воды сидит парень. Он немного сгорблен, как будто локти на коленях и, хотя я не вижу дыма, знаю, что в пальцах зажата сигарета.
Я делаю два уверенных шага, но тут же останавливаюсь. Вдруг он хотел побыть один?
— Будешь стоять там вечно? — Саша обернулся на меня и улыбается.
Я, уже не так уверенно, подхожу к нему и сажусь рядом, перекинув ноги чрез бревно. Поворачиваю голову в его сторону, но он смотрит вперед, на воду.
