у тебя задание? Ты же все еще меня охраняешь, да? Значит, должен все время быть рядом и обеспечивать мою безопасность.
- Мы оба знаем, что охрана тебе не нужна. Никто за тобой не охотится, ничто тебе не угрожает, и сбегать ты вряд ли собираешься.
- А вот в этом я на твоем месте не была бы так уверена, - улыбаюсь с невинным видом и надвигаю на глаза очки с желтыми стеклами. - Ретроградный Сатурн, и… приветик.
Не знаю, зачем я его дразню и почему с маниакальной настойчивостью тащу на склон. Какое мне дело до того, что он не стоит на лыжах? Ну не хочет и не хочет. Но испытываю странный азарт. Даже готова потратить день на скучнейшее катание с детских горок, лишь бы вдоволь насладиться беспомощностью Сойера и своим превосходством над ним.
У Зигмунда нашего Фрейда наверняка есть какое-нибудь позорное определение моему навязчивому желанию. Ну да мне по барабану на его теории.
- Поехали! - командую и несильно толкаюсь палками.
Оглядываюсь через плечо - Сойер все же следует за мной, слегка коряво, но старательно повторяя все то, чему его учили я и призванный на помощь инструктор более двух часов.
Склон плёвый, но я все равно еду как надо, не пижоня и не пренебрегая техникой.
Несомненный плюс зеленой[1] трассы в том, что я могу позволить себе отвлечься и насладиться красотой горы-вулкана. Ослепительно белый на ярком полуденном солнце, хрустящий под лыжами снег, густо припорошенные - подозреваю, что запушенные - им шеренги пушистых елей и уходящие далеко ввысь обледенелые вершины.
Засмотревшись по сторонам, я немного выпадаю из реальности, и понимаю это, лишь когда лыжи Сойера наезжают сзади на мои, и он неуклюже хватается за мою куртку, а потом обхватывает за талию.
- Ой! - вскрикиваю от неожиданности и немного от боли - хватка у него железная, в чем я не раз уже могла убедиться.
Но и боль, и испуг быстро отступают перед волной кардинально других эмоций.
Когда приходит осознание, что я в плену его рук… снова… меня обдает жаром, а глаза самопроизвольно закрываются. Голова начинает откидываться назад в естественном движении, но останавливается, не коснувшись Сойера, когда я слышу:
- Ты убить нас решила?
Он не наезжает, а интересуется спокойно, без истерики, хотя должен сейчас и психовать, и высказываться о моих неблондинистых мозгах.
Окажись я на его месте, то за создание опасной ситуации рвала бы и метала, поминая его и его родственников до седьмого колена не самыми лестными эпитетами.
- Просто задумалась. Прости.
- Красиво тут, - понимающе тянет и отпускает меня.
Тут же ощущаю укол разочарования, а тело отзывается мелкой дрожью озноба. Будто температура воздуха резко упала. Или я вышла на улицу нагишом.
Ни то, ни другое, конечно же.
Я молча возобновляю спуск. Внизу бурчу, не глядя на Волчека:
- На первый раз хватит или хочешь продолжить?
- Хочу, - отвечает неожиданно. - Предпочитаю закрепить теорию практикой. Иначе быстро забуду все, чему научился. Одного раза недостаточно.
Игнорирую непрошеные ассоциации, связанные с этой фразой и, равнодушно пожав плечом, толкаюсь к месту посадки на подъемник.
Мы скатываемся еще дважды с зеленой трассы, а на четвертый Сойер смело предлагает свернуть на пересекающуюся с нашей голубую, чуть более сложную, трассу. Она прямее, оттого короче, и я соглашаюсь.
Робкий голос сомнений заглушает урчание голодного желудка и невыносимая скука слишком долгих спусков. Красотами я уже налюбовалась и просто отбывала повинность, уже не раз пожалев, что вписалась в обучение Сойера.
Но когда он успешно справляется и с голубой трассой, я испытываю необоснованную, но оттого не менее приятную гордость за его первый успех. И радость оттого, что у меня получилось пробудить его интерес к нежно любимому мною виду спорта.
И тут самое время еще раз спросить себя: "а какое тебе дело до его одобрения?"
Но неприятных вопросов я всегда избегала, и сейчас не разбежалась отвечать. Пусть и самой себе.
После обеда, неразумно заполированного щедрой порцией тирамису, я чувствую, что мне больше хочется вернуться в номер и поваляться на кровати под сериал на тв, чем совершать слаломные подвиги. Но расслабиться себе не позволяю и решительно двигаюсь к дверям, ведущим в переодевалку, где я оставила все свое снаряжение.
Мы договорились, что сейчас я отправляюсь на склон одна и продолжу тестировать синие и, быть может, черные трассы. Сойер изъявлял готовность кружиться на подъемнике туда-сюда, но, когда я ставлю перед собой ботинки, чтобы переобуться, он вдруг кладет мне на колени цветной буклет.
Это уже неоднократно виденная мною реклама проката спортивного инвентаря, но сейчас она раскрыта на странице со специальной техникой. Я поднимаю на него непонимающий взгляд, а он, пожав плечами, предлагает, вроде не особо заинтересованно:
- Можем взять снегоход. Исследуем маршруты для фристайла…
- А тут есть такие?
- Да, если потрудиться и прочесть легенду к карте склона.
- Я читала!
- Значит, если читать внимательно.
Отворачиваюсь. Критика справедливая, но я все равно злюсь на его капитанство. Тоже мне, само совершенство…
Однако перспектива пересидеть свое обжорство на снегоходе видится мне сейчас крайне заманчивой - наклонившись к ботинкам, я в полной мере осознала, как сглупила, поддавшись чревоугодию. Кататься, вообще, лучше на голодный желудок, а не набитый десертом.
- Чур я поведу! - вскакиваю со скамейки.
- Ну уж нет! Не при мне.
[1] цветовая маркировка горнолыжных трасс, обозначающая трассы для начинающих. в Штатах они отмечены зелеными кружочками
Это невероятный опыт. И невыразимый сгусток эмоций спектра восторг.
Катание на горном снегоходе по девственно чистому, никем не тронутому плотному снежному покрову на бешеной скорости - это, без преувеличения, первый номер в списке обязательных развлечений для любого любителя экстрима. В принципе, я всегда относила себя к таким любителям, но по странному - до жути обидному - стечению обстоятельств до сих пор не испробовала этот чистый, бескомпромиссный адреналин.
Ощущения, которые завладевают тобой, когда снегоход несется по белому крупянистому морю, описать и передать невозможно.
Дух захватывает и хочется кричать, когда Сойер, приподнимаясь в седле, прыгает с пролетом с валуна, приземляется, не притормаживая, и тут же пускает махину вплотную к частоколу пушистых елей. Лавирует между их нестройными рядами, едва не врезаясь в шершавые стволы. Зад вместе со мной заносит то влево, то вправо, и сердце уходит в пятки, и я
