Володя пожал плечами в знак того, что на это ему и впрямь нечего сказать.
На другой день Яна с Машенькой поехали к родственнице в Можайск, но не прошло и пятнадцати минут после их ухода, как в дверь позвонили. Володя подумал, что жена что-то забыла и вернулась, и, не посмотрев в глазок, открыл дверь.
В квартиру вломились три мордоворота.
— Где картина? — взревел один из них.
— Пошел ты…! — выругался Володя и тут же получил удар в лицо.
Они избивали его втроем до тех пор, пока он не пообещал отдать им картину. Отплевываясь кровью, достал с гардероба недавно выполненную им по заказу копию. Она была свернута в трубочку и перевязана тесьмой. «Хоть бы не развернули!» — молился он про себя. Однако один из парней развязал тесьму и, оттянув край картины, взглянул на нее.
— Звони, все в порядке! — сказал он, обращаясь к напарнику.
«В порядке?! — удивился Володя. — Так, значит, эти молодчики не знают, о какой именно картине идет речь! Конечно! Это ж обычные шавки! Им сказали забрать картину, они и забрали. А хозяева и не предполагали даже, что после такого мордобоя мне придет в голову ее подменить. Они были уверены, что я отдам то, что нужно. Вот повезло!»
Один из бандитов вытащил мобильник:
— Алло! Угу, я! В общем, забрали… Да, здесь… Конечно, сопротивлялся!.. Хорошо! Сделаем! Угу. И это тоже!
Закончив разговор, он вытащил пистолет и хладнокровно выстрелил.
— Шеф приказал убрать! — сообщил он подельникам. — Испугался, что он сразу после нас к ментам отправится. Еще велел изобразить ограбление.
И молодчики быстро принялись шарить по квартире, выбрасывая на пол вещи из шкафов.
Весть об убийстве Володи потрясла Гришу. А вскоре после похорон ему пришлось узнать и вторую страшную для него новость.
— Картину им твой брат не отдал! — сказала Ирина. — Они даже мне теперь угрожают! — Она пустила слезу. — Просили передать тебе, что сдерут с нас три шкуры, если картина не найдется!
— Да где ж я ее найду?!
— Это твои проблемы! — разозлилась Ирина. — Что ты вечно ноешь! Что, да как, да где! Прижми его жену, наконец! Уж ей-то наверняка известно, где муж мог прятать что-то ценное.
— Господи! Только этого не хватало! Привлечь Яну! Да она еще не опомнилась после похорон!
— Если не привлекать к этому Яну, тогда ей придется в скором времени помогать Веронике обслуживать твои похороны. Может, ты этого хочешь?
Он этого не хотел! Он очень этого не хотел и потому стал делать все, что диктовали бандиты, вплоть до того момента, когда его взяли оперативники на квартире Яны.
ГЛАВА 15
Егор долго не мог уснуть в эту ночь. События прошедшего дня мелькали перед его мысленным взором. Ему виделось то радостное, в счастливых слезах, лицо Яны при встрече с дочкой, то испуганное, бледное лицо Григория, его трясущиеся руки. И снова лицо Яны. Он чувствовал прикосновение ее мокрых соленых губ к его щеке, нежное, беззащитное и такое приятное. А потом… Потом перед ним проплывали хмельные искрящиеся глаза, притягивающие к себе его взгляд и излучающие помимо ее воли запрятанный в самую их глубину призыв. «Призыв ли? — волнуясь, задавал себе вопрос Егор. — Но с какой стати?! Нет, этого не может быть!» — пытался он убедить себя, будто отрицание этого замеченного им факта ставило запрет на его ответные чувства.
Неожиданно зазвонивший мобильник заставил его вздрогнуть.
Флер! Конечно, кто же еще может бодрствовать в это время суток! Он не звонил ей уже три дня. «Обиделась, наверное!» — подумал Егор и потянулся к подоконнику, на котором лежал телефон.
— Алло! Эгор!
— Здравствуй, любимая! — ответил он. — Прости, что не звонил.
— Что случилось? Я волновалась.
— Да я просто закрутился.
— Закрутился? — В голосе Флер послышались нотки обиды.
— Понимаешь, у меня дед в больницу попал.
— Что с ним?
— Предынфарктное состояние!
— О! Мне очень жаль!
— Флер?
— Да, дорогой?
— Ты только ничего не говори моим родителям, хорошо?
— Да!
— Сейчас его перевели в палату, и дело идет на поправку, так что им совсем ни к чему лишний раз волноваться.
— Да, Эгор, я все поняла!
— Как тебе отдыхается, Флер?
— Хорошо, но без тебя так скучно! Когда ты думаешь возвращаться?
— Теперь и не знаю! Все зависит от здоровья деда.
— Я буду ждать тебя, Эгор, и скучать!
— Жди, но старайся побольше развлекаться! Зачем скучать на отдыхе?!
Попрощавшись с Флер, Егор отключил телефон и, шумно вздохнув, откинулся на подушку.
Стоило ему закрыть глаза, перед его мысленным взором снова возник образ Яны. Теперь он видел, как она подносит к губам бокал с коньяком, держа его в обеих ладонях, чтобы теплом усилить аромат напитка. Взгляд его скользнул к плечам, к лицу, на котором глаза сияли не то от радости, не то от коньяка!
И тут вспыхнуло чувство вины перед Флер.
— Нет! Об этом даже думать не следует! — строго сказал он себе.
Сон упорно не шел. Егор встал, зажег светильник, подошел к старинному дедовскому трельяжу и открыл один из верхних ящиков. Там лежал добытый им в Петербурге архив. Покопавшись в желтых потрепанных бумагах, он вытащил дневник Софьи и, открыв его на первой попавшейся странице, принялся читать.
«Сегодня Р.П.А. был грустен. И я не могу объяснить это. Ведь три дня назад мы были с ним так счастливы!»
— Любовь, любовь, любовь! — Егор шумно вздохнул. — Нет более сладостного коварства, как сказал древний поэт! Кто же такой этот загадочный Р.П.А.?
Он закрыл дневник и принялся расхаживать с ним по комнате, а потом бросил его на кровать и направился в прихожую. Зачем, спрашивается? А чтобы посмотреть в глазок и увидеть хотя бы дверь Яниной квартиры.
ГЛАВА 16
Духом творящий — таким должен быть человек искусства. А коль не творит он духом своим, рвущимся наружу и страстно желающим воплотиться в творении его, а всего лишь идет на поводу своего умения, превращается он тогда из творца в самого обыкновенного ремесленника.
Николай Степанович Ордынцев, художник-портретист по призванию, занявшись одной только иконописью, в последнее время стал заметно сдавать. И проявлялось это не только в работе, но и в здоровье, ибо дух его начал чахнуть, как побег, лишенный света.
— Что-то папенька к столу не идет, — нетерпеливо воскликнула Софья и послала Пелагею справиться о причине его отсутствия.
Обед, и так уже затянувшийся почти на час, никак не мог начаться без хозяина. Домочадцы, сидящие за столом, с нетерпением поглядывали на источающие аппетитный пар щи, холодные закуски, расставленные на столе, заставляли то и дело проглатывать голодную слюну.
Вернулась перепуганная Пелагея и сообщила, что барин лежит в постели, чего никогда с ним к этому часу не бывало.
— Я, Софья Николаевна, окликнула его, а он ничегошеньки мне не ответил!
Пелагея, умолкнув, взялась за кончик платка, подвязанного под подбородком, принялась нервно его теребить.
Софья и Алексей Спиридонович тотчас же поспешили в спальню Николая Степановича. Он лежал недвижимо, накрытый одеялом почти до самого подбородка.
— Папенька! — тревожно окликнула его Софья и, не дождавшись ответа, на цыпочках приблизилась к постели.
Николай Степанович был без чувств, однако сердце его достаточно ритмично билось. Проверив это, Алексей Спиридонович самолично, из экономии времени на объяснения с бестолковой прислугой, поспешил в конюшню и велел конюху Максиму немедленно отправляться за доктором. Доктор, прибывший вскоре, определил состояние больного как «удар» и, влив ему в рот какие-то лекарства, принялся приводить в чувство. Николай Степанович скоро очнулся, однако состояние его после этого случая в корне изменилось. Речь стала вялой, движения медлительными, а левая рука и вовсе непослушной, двигающейся с трудом. Отчаянию его не было предела, и он, забросив работу, бесцельно слонялся теперь по дому, изливая копившийся от безысходности гнев на домашних. Его старшая дочь Елена, жившая с семьей в подмосковном родовом имении мужа, по просьбе Софьи перебралась с сыном на Мытную. Сестра решила, что пребывание в доме малолетнего племянника Алешеньки в какой-то степени повлияет на поведение Николая Степановича и усмирит его гневные вспышки. Отчасти так и получилось, однако длилось это совсем недолго, и вскоре не только Софья, но и Елена в полной мере ощутила отеческий гнев.
