— Ты подумай, Лида, не принимай поспешных решений, — сказала он напоследок, стоя на пороге.
— Я подумала, Гриша, не уговаривай меня, — ответила мама. — Я не буду больше на них работать.
Она очень зла на Демьяна. Я когда приплелась домой, мокрая и зареванная, мама как раз накануне вернулась домой. Она решила, что меня изнасиловали, я еле ее уговорила не обращаться в полицию.
Я не хочу, чтобы из-за меня у Каренина были проблемы. Единственная его вина, что он не умеет любить. И не хочет. А разве есть такая статья — за нелюбовь?
Нет такой статьи. И преступления такого нет. Человек или любит, или не любит.
Мне пришлось все рассказать — и как мы с Карениным познакомились, и как я узнала его дом. Рассказала про вазу и про наш с ним договор. Не сказала только про то, как чуть не уступила Демьяну после его боя. Не смогла.
Ночью у меня поднялась температура, мама вызвала скорую. Я сильно переохладилась в воде, и поначалу это была простая простуда. Но температура не проходила, пришла тетя Валя, осмотрела меня и сказала маме, что это не простуда, а воспаление легких. Меня отвезли на рентген, воспаление подтвердилось.
Сейчас мне лучше, просто я еще совсем слабая. Нет сил даже чтобы подняться с кровати.
И на то чтобы плакать, их тоже больше нет.
***
— Линочка, задернуть шторы? — мама входит в комнату. — Тебе свет не мешает?
Я только открываю рот, чтобы ответить, как резко звенит домофон. Мы переглядываемся, мама поджимает губы.
— Опять этот... — она не говорит кто, но мы обе понимаем. Прошла неделя с тех пор, как Каренин приходил к нам в последний раз.
Мама идет к домофону, но неожиданно оттуда звучит женский голос.
— Лидия, открой, нам надо поговорить. Это важно.
— Входите, Анна Александровна, — растерянно говорит мама и открывает дверь.
Я откидываюсь на подушки. Наверное пришла уговаривать маму вернуться.
Через несколько минут дом наполняется дорогим женским парфюмом, который я узнаю сразу же. Вишневская предпочитает именно этот аромат.
— Здравствуй, Лидия, — она сдержанно здоровается с мамой и вплывает в мою комнату. — Здравствуй, Ангелина.
— Здравствуйте, — сажусь в кровати, натягивая одеяло. Меня все еще немного знобит.
Анна окидывает меня взглядом, не предвещающим ничего хорошего. И я оказываюсь права.
— А теперь скажи, Ангелина, что ты делала в квартире моего сына?
Это звучит настолько неожиданно, что я на секунду теряюсь, но быстро беру себя в руки.
— Я у него работала.
— Неужели? И кем же, позволь спросить? — ядом пропитано не просто каждое слово. Каждый звук.
— Горничной.
— Лживая бесстыдная девка. Признавайся, ты спала с ним? С Демьяном? — Вишневская впивается в меня прищуренными глазами-щелочками, и я вспыхиваю как факел.
Представляю какого я сейчас цвета. Наверное, как вареная свекла.
Но самое обидное, что у нас ничего не было. И слышать несправедливые обвинения обидно вдвойне.
— Я не спала с Демьяном, — шепчу, закрыв лицо руками, — как вам не стыдно. Прекратите меня оскорблять.
— Это ты мне говоришь? — взвивается Анна. — Прыгнула в постель к моему сыну, и еще смеешь меня стыдить?
— Я не прыгала, — сипло говорю, но она меня не слышит.
— Легких денег захотелось? Думала, ноги раздвинешь перед богатым парнем, и он на тебя клюнет? Наивная! Наивная и тупая...
— Хватит! — Взрывается мама. — Убирайтесь вон, Анна Александровна. Вы не имеете права оскорблять мою дочь. Она слишком слаба после болезни, за которую, заметьте, Ангелина должна благодарить вашего сыночка!
— Ты лучше бы за дочерью своей следила, а не кувыркалась с моим управляющим, — с пренебрежительным видом парирует мать Демьяна.
Мама замолкает, глядя на меня с ужасом, но я не собираюсь становится на сторону зла. То есть Вишневской. Та не обращает на наш обмен взглядами никакого внимания, поворачивается ко мне.
— Демьян из-за тебя попал в аварию. Разбился на машине. Она новая была, с салона, там никаких поломок быть не могло.
— Что с ним? — отшатываюсь назад. — Он жив?
Наверное, тон у меня не совсем нормальный, потому что следом за мной отшатывается и Анна. Ее лицо делается еще более жестким.
— Жив. Но у него поврежден позвоночник. Пока никаких прогнозов врачи не дают, но самый оптимальный — это инвалидное кресло.
— И вы вините в этом меня? — спрашиваю потрясенно. Ответ убивает еще больше.
— Не я, — качает головой Вишневская. — Он. Демьян.
Глава 19
Ангелина
Демьян и авария. Демьян и инвалидное кресло.
Этого не может быть.
Это невозможно.
Демьян такой сильный красивый парень. Он не проиграл ни одного боя, а теперь из-за какой-то аварии может быть прикован к инвалидному креслу?
Нет, этого нельзя допустить.
Кружу по комнате, как зверь по клетке. Я бы сейчас к нему бежала, но мама выразилась коротко и ясно.
— Только через мой труп.
Поэтому я еще не там, не возле него.
Я выжидаю, мама не может сидеть дома вечно. Она разместила свои резюме и ходит по собеседованиям.
Сегодня должна уйти в обед, и я не нахожу себе места. А ведь надо маскироваться, иначе она заподозрит и останется дома. Тогда я сегодня снова никуда не попаду.
Я уже почти здорова, но мама меня не выпускает из квартиры под надуманными предлогами. То я еще слаба, то меня продует, то есть риск получить тепловой удар.
Я должна, просто обязана увидеть Демьяна. Спросить, почему он считает виноватой меня. Предложить помощь.
А мама как чувствует, не уходит, будто что-то подозревает.
— Может мне не идти, Лин? — спрашивает в сотый раз, заглядывая в зеркало.
— Как хочешь, мамуль, — демонстрирую сдержанное участие. — Но если тебе интересна эта вакансия, почему не сходить?
Слишком настаивать не спешу, чтобы не вызвать лишних подозрений. И как только она уходит, достаю телефон и набираю Григория.
— Здравствуйте, Григорий Константинович. Это Ангелина. Мне очень, очень надо знать, где лежит Демьян. Пожалуйста! — быстро тараторю и слышу в трубке тяжелый вздох.
— Ангелинка, я вижу, что это ты. Ты ставишь меня в неудобное положение...
— Знаю, — перебиваю его, — мама просила вас ничего не говорить. Но я вас не выдам, клянусь. Она и не узнает, я только проведаю его, и все. А если что, скажу, мне его друг рассказал, Артур. Мы с ним знакомы, не подумайте ничего, у меня просто нет его телефона.
— Ох, Ангелина, подводишь ты меня под монастырь, — ворчит в трубку Григорий, но называет клинику и номер палаты.
Это частная клиника в центре. Беру такси и еду, без всяких передач, соков и апельсинов. Не думаю, что это сейчас нужно Демьяну.
Выскакиваю из такси, влетаю в двери, но на пороге торможу. Меня же могут не впустить, такую взмыленную и запыхавшуюся. Оглаживаю волосы, расправляю подол платья. Делаю вдох и вхожу в холл.
— Я к Каренину в шестнадцатую палату, — говорю на ресепшене с как можно более невозмутимым видом и поворачиваюсь к лестнице.
— Простите, а как вас представить? — спрашивает девушка-администратор.
— Я его знакомая, Ангелина, — говорю, стараясь унять учащенное сердцебиение. На всякий случай улыбаюсь, хоть и выглядит это со стороны довольно глупо.
— Надевайте бахилы, я вас провожу, — говорит админ.
Натягиваю бахилы поверх босоножек, и мы поднимаемся на второй этаж. У двери с номером шестнадцать я невольно останавливаюсь и прижимаю руки к груди. Боюсь, что сердце сейчас выпрыгнет из-за ребер и поскачет по больничному коридору.
— Демьян, к вам пришли, — администратор стучится, затем распахивает дверь передо мной, — проходите, Ангелина.
Вхожу как в воду ныряю. Темную и глубокую, точно как та, по которой мы плыли с Демьяном после дня его рождения.
— Привет, — стараюсь казаться непринужденной и даже улыбаться, но когда вижу его, лежащего на кровати с заостренными выступающими скулами и бескровными губами, выдержка мне изменяет.
