снимка, до этого осознания, что перед ним не просто враг. Нет, перед ним был обманщик, вор, человек, пытающийся захватить то, что принадлежало Рафаэлю.
Ему не оставалось ничего, кроме как выяснить всё до конца.
Рафаэль вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь так, что стёкла в рамах дрогнули. Он шагал по коридору, как разъярённый бык, едва сдерживая ярость, которая требовала немедленного выхода. В голове пульсировала одна-единственная мысль: Этот падре — самозванец. И он за это заплатит.
Мауро, его безмолвная Тень, стоял у двери, ожидая распоряжений. Его лицо было непроницаемо, как всегда, глаза не выражали ничего — ровный, пустой взгляд, человек, привыкший принимать приказы и исполнять их беспрекословно. Для Мауро не было ничего странного в этой ситуации, он знал, что Рафаэль ненавидел падре Чезаре с первой же минуты. Но даже ему, хладнокровному и невозмутимому, было понятно, что сейчас этот человек, его босс, был как пантера, загнанная в угол. Готовый порвать всё на своём пути, если его осмелятся удержать.
Рафаэль остановился перед Мауро, глядя на него с неприкрытой яростью, и, не дав себе ни мгновения, чтобы успокоиться, отдал приказ:
— Каждый чёртов день этот мерзавец завтракает в том маленьком ресторане у церкви. Ты дождёшься, пока он уйдёт, и заберёшь стакан, с которого он пил. Отпечатки должны быть чистыми. Ты меня понял?
Мауро кивнул, коротко и молча, без единого вопроса. Он знал, что Рафаэль не простит ему ошибок. Сегодня особенно. Он чувствовал, как этот приказ, словно раскалённый металл, отрезает всё лишнее, превращая его в простое задание. В его мире не было места для сомнений. Задание, план — и холодный, методичный расчёт.
Рафаэль знал, что может доверить это только Мауро. Тень был безупречен. Человек без совести, без эмоций. Идеальный инструмент для выполнения грязных дел.
* * *
На следующее утро Мауро стоял в тени, у стены маленького ресторана, и наблюдал за Чезаре. Он знал, что священник всегда садится за один и тот же стол у окна, заказывает чай и пьёт его неторопливо, как будто растягивая это ритуальное время. Казалось, что он сам ловит мгновения, чтобы укрыться от чего-то, невидимого для других. Его лицо оставалось бесстрастным, спокойным, и в этом спокойствии была пугающая, почти зияющая пустота.
Мауро наблюдал за каждым его движением, не выдаваясебя, не давая ни малейшего повода заподозрить что-то неладное. Всё в этом человеке, называющем себя падре Чезаре, раздражало Мауро до глубины души. Его размеренные, точные движения, словно он продумывал каждый шаг заранее, каждый жест — как марионетка, подвешенная на невидимых нитях. Он был будто пустой оболочкой, в которой прятался кто-то другой. Мауро привык видеть людей насквозь, но с этим типом что-то было не так. Он был как зеркало, которое отражает пустоту. Как будто перед ним — только маска, а за ней ничего нет.
Чезаре медленно отпил чай, поставил стакан на стол, склонился к книге, которую держал в руке, словно забывшись. Всё вокруг него казалось каким-то постановочным, фальшивым, как будто он играл роль святого отца в дешёвом спектакле, где ни один зритель не понимает, что перед ним — театральная бутафория. Мауро следил за ним, отмечая, как в каждом его движении сквозит уверенность, словно он действительно считает себя выше всех.
Когда наконец Чезаре встал, небрежно кивнул официанту и покинул ресторан, Мауро молниеносно двинулся к столу. Он осторожно подхватил стакан, замотал его в чистую салфетку и спрятал под куртку, чувствуя, как поверхность стекла остаётся тёплой от прикосновения падре. Отпечатки — те самые следы, которые раскроют, кто этот мерзавец на самом деле, — теперь были у него.
Мауро двинулся к выходу, так же незаметно, как и вошёл. Всё прошло идеально. В этом деле не должно было быть ни малейшего следа. Рафаэль получит свои отпечатки, а значит, и свои ответы. Остальное его не касалось.
Вернувшись в особняк, Мауро передал стакан Рафаэлю, как и было приказано. Он стоял перед своим боссом, глядя на него с бесстрастной покорностью, но внутри знал: этот стакан может изменить всё. Рафаэль взял его осторожно, словно это был не просто кусок стекла, а проклятие, заключённое в крошечной капсуле. Он смотрел на стакан с холодной улыбкой на губах, чувствуя, как в груди нарастает мрачное удовлетворение.
Теперь ты мой, падре, подумал он, глядя на отпечатки, оставленные на стекле. Он мог представить, как эти отпечатки отпирают для него двери к правде. Теперь этот священник больше не скроется. Теперь он не спрячется за рясу, не укроется под именем «Чезаре дель Коста». Он передаст это своим людям, и они выудят всё, что скрыто за этим «святым» именем.
Рафаэль передал стакан Антонио, старому знакомому из криминального мира, человеку, который умел рыть землю и находить любую информацию. Антонио знал все лазейки в базах данных, умел находить сведения, которых не должно было существовать. Рафаэль не жалел денег на это дело — он готов был заплатить любую цену за ответ, потому что знал, что каждый вложенный цент вернётся сторицей. Он вложил бы даже душу, если бы это помогло узнать правду.
Дни тянулись мучительно медленно. Рафаэль чувствовал, как его одержимость затягивает его всё глубже, как тьма проникает в его мысли, питаясь его ненавистью, его нетерпением, его бешеным желанием уничтожить этого мерзавца, притворяющегося падре. Он больше не мог нормально спать, не мог думать ни о чём другом, кроме этой тени, укрывшейся за рясой. Чёрт побери, он едва не сходил с ума.
Каждый раз, когда он думал о Чезаре, когда представлял, как этот мерзкий лжец с бесстрастным лицом общается с Анжеликой, в его груди вспыхивала ярость, горячая, как раскалённый металл, и смешанная с презрением. Этот тип был насмешкой над ним, воплощённой издёвкой, и он не мог этого стерпеть. Он представлял, как схватит его за горло и вырвет из него всю эту ложь, слой за слоем.
И вот, наконец, настал момент, когда зазвонил телефон. Это был Антонио.
Рафаэль схватил трубку, сдавливая её так, что костяшки побелели. Его дыхание замедлилось, а в голове уже билась одна-единственная мысль: Скажи мне правду. Скажи, кто он такой, чёрт возьми.
— Антонио? Что ты узнал?
На том конце провода наступила тишина, густая, как предчувствие грозы. Рафаэль слышал, как Антонио делает глубокий вдох. Затем раздался его голос, глухой и напряжённый:
— Этот человек. Его настоящее имя — Альберто Лучиано.
Рафаэль замер. Альберто Лучиано. Имя, словно удар по мозгам. Альберто, которого
