— Он прав, — наконец сказал Адам. — Маркус, я понимаю, что тебе не по себе от такого рода вещей, но…
— Что, черт возьми, это должно означать? — рявкнул он, подходя и хватая свой стакан виски с бокового столика, куда он его поставил.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что это значит, — сказал Адам. — Тебе не нравятся чувства, особенно те которые сближают тебя с другими людьми.
Маркус усмехнулся, качая головой, и опустился в одно из кресел перед камином.
— Ты не знаешь, о чем, черт возьми, говоришь.
Вслед за этим он сделал большой глоток виски, но больше ничего не сказал, что означало, что он понимал, что Адам был прав, но не хотел этого признавать.
— Да, — сказал я с ухмылкой. — Мы все это чувствуем, чем быстрее мы сможем принять это как факт и двигаться дальше, тем лучше.
— Она, нечто особенное, да, — сказал Адам. — Я рад, что мы обсудили это до того, как отправились на задание, но все равно, нам придется отложить вопрос об Обри до тех пор, пока мы не вернемся, чтобы убедиться, что мы справимся с задачей. Тем не менее, трудно не прийти в восторг по этому поводу.
Маркус покачал головой.
— Вы, ребята, действительно такие наивные? Тебе нужно, чтобы я напомнил тебе о том, что случилось с последней женщиной, с которой мы пытались это сделать?
Настроение в комнате остыло, ни Адам, ни я не сказали ни слова.
Он был прав. Мы упомянули Тиффани в разговоре с Обри. Однако чего мы не сделали, так это не рассказали ей почему вся эта ситуация пошла наперекосяк и почему она ушла.
— Именно так это было с Тиффани, — продолжил Маркус. — Все мы были глупы и легкомысленны из-за того, как идеально все складывалось, как мы не могли поверить в нашу удачу, когда эта удивительная, красивая женщина увлеклась безумной идеей быть со всеми нами одновременно. Вы двое, возможно, смотрите на все это сквозь розовые очки, но я чертовски уверен, что нет.
Мы с Адамом обменялись взглядами.
Образы из тех нескольких дней всплыли в моем сознании так ясно, как в кино. Я вспомнил, как мы все вместе отправились в город, зашли в один из местных баров. Мы пили, шутили, флиртовали. Группа, подобная нашей, четыре брата и одна женщина, привлекла к себе все внимание, о котором можно было только догадываться.
Я вспомнил это ощущение в воздухе, ту напряженность, которая появилась, когда посетители бара медленно поняли, что мы не просто группа людей в городе, мы были чем-то большим. Люди глазели, люди разговаривали. К тому времени, как мы оплатили наш счет и отправились на ночь, мы, сами того не подозревая, подготовили почву для сплетен, которые все разрушат.
Мы поняли, что что-то не так, два дня спустя, после того, как Тиффани отправилась в город, чтобы забрать наш еженедельный запас продуктов. Она ушла с улыбкой на лице, горя желанием вернуться и провести вечер со всеми нами. Когда она вернулась, выражение ее лица было мрачным.
Что-то случилось.
Потребовалось некоторое время, чтобы вытянуть это из нее, но, в конце концов, мы докопались до сути. Люди разговаривали в магазине, перешептываясь друг с другом, когда она проходила мимо. Сначала она пыталась не обращать на это внимания. Ну и что с того, что люди заговорили? К тому времени, когда она добралась до кассы и девушка, управляющая ею, отказалась обслуживать ее, сказав ей, что она даже не хочет смотреть на кого-то, кто участвовал в чем-то настолько “неестественном", Тиффани было достаточно.
Мы пытались успокоить ее, сказать, что это не имеет значения, что горожане привыкли бы к этому. Сначала казалось, что мы достучались до нее. Конечно, она ушла в свою комнату, чтобы побыть одной той ночью, но я был уверен, что мы успокоили ее нервы.
Может быть, так оно и было. Однако в течение следующих нескольких дней она достигла своего предела. Все это достигло апогея во время фермерского рынка в те выходные. Мы были там с ней и имели возможность воочию увидеть, с чем она имела дело. Мы впятером не могли сделать и шага без того, чтобы кто-нибудь не указал, не посмотрел свирепо или не прошептал что-то. В середине прогулки Тиффани разрыдалась и побежала обратно к машине.
В тот вечер мы снова попытались успокоить ее. Однако у меня не было никаких сомнений в том, что каждый из нас знал, что все кончено, что она достигла своего предела. На следующее утро она ушла, не оставив ничего, кроме записки, в которой говорилось, что с ней покончено, хотя мы навсегда останемся в ее сердце.
Это был последний раз, когда мы видели Тиффани. Хотя мы знали Обри совсем недолго, одной мысли о том, что она вот так уйдет, что я никогда больше ее не увижу, было достаточно, чтобы мое сердце бешено заболело.
— Она бы никогда этого не сделала, — сказал я. — Она смогла бы справиться с разговорами, шепотом.
Маркус пожал плечами, выглядя неубежденным.
— Может быть. Может быть, она нашла бы это забавным, как и мы. Хотя велика вероятность, что она этого не сделает. Велика вероятность, что она уйдет, как это сделала Тиффани.
Я открыл рот, чтобы заговорить, но ничего не вышло. Наблюдая за танцем пламени, я чертовски точно знал, что в Обри есть что-то особенное, что-то другое.
Чего я, однако, не знал, так это будет ли этого чего-то достаточно, чтобы удержать ее рядом с нами, когда начнется жара. И это должно было начаться.
Глава 17
Мак
— Hу, как ты себя чувствуешь?
Хотя я никогда не был из тех, кто лезет не в свое дело, я не мог не задать этот вопрос, когда мы с Обри шли по коридору.
— Хорошо. — Она произнесла это слово с уверенностью. — Очень хорошо. Как я могу не испытать это после того, что я только что сделала с вами, ребята? — она улыбалась мне, пока мы шли.
— Ты уверена?
Она рассмеялась.
— Что, ты думаешь, я не понимаю своих собственных чувств?
— Нет, не это, — быстро сказал я. — Совсем не это. Просто… хочу убедиться, что ты знаешь, что существует открытый диалог об этих вещах. Все наши двери широко открыты, если ты хочешь поговорить.
— Я ценю это. Я довольна этим, Мак. И я еще счастливее, что вы, ребята, стараетесь изо всех сил, чтобы убедиться, что мне хорошо от того, что мы сделали. Тем не менее, все, что я могу сделать, это быть честной с тобой о том, что я чувствую сейчас, а остальное обдумаю позже.
— Честность. Вот в чем дело. Если что-нибудь тебя будет беспокоить, дай нам знать.
Мы дошли до двери в дальнем конце коридора, остановились и повернулись друг к другу.
— Я так и сделаю. Прямо сейчас мне нужно немного отдохнуть.
Я позволил себе улыбнуться, довольный ее прямотой.
— Ты можешь расслабиться здесь, — сказал я, открывая дверь и показывая небольшую, но уютную комнату с двуспальной кроватью, комодом и смежной ванной комнатой. — Я постираю твою одежду и приготовлю ее для тебя утром, завтрак для тебя тоже будет готов.
— Спасибо, Мак, за все.
Я покачал головой.
— Нет, тебе спасибо.
То, как она выглядела в тот момент, ее стройное тело, покрытое мешковатой одеждой, ее кудри, все еще растрепанные после нашего веселья, лунный свет, покрытый снежными пятнами, бросал на ее лицо серебристый свет, я никак не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее.
Итак, я так и сделал. Я наклонился и прижался губами к ее губам. Часть меня ожидала, что она оттолкнет меня и снова скажет, что ей нужен отдых, время чтобы все обдумать. Она этого не сделала. Вместо этого, она встала на цыпочки и поцеловала меня в ответ. Мой рот открылся, и ее тоже, и на несколько мимолетных мгновений ее восхитительный вкус омыл меня.
Мой член напрягся, и я понял, что готов к большему. Мое сопротивление ослабевало все больше и больше по мере того, как поцелуй продолжался.
Это была не очень хорошая идея. Собрав всю волю, которая у меня была, я положил руки на мягкость ее бедер и мягко оттолкнул ее.
— Есть кое-что, что я хочу с тобой сделать, — сказал я. — Но это может подождать, тебе нужно все обдумать и отдохнуть.
