— Он ничего не хочет.
Она фыркнула.
— Ты его обвиняешь? — с некоторым раздражением спросил Тэд.
— Не моя это забота — обвинять кого бы то ни было, — резко ответила Лайла. — Моя работа — максимально использовать то, что осталось у пациента. И не сюсюкать с ним, когда он оплакивает свои потери.
Тэд смущенно пригладил волосы.
— Я понимаю, извини. Но, черт возьми, если бы ты только видела, как он лежит на этой чертовой больничной койке не в состоянии двигаться и выглядит таким… жалким.
Лицо Лайлы смягчилось.
— Я врачую таких пациентов ежедневно. Встречаются жалкие, но Адаму Кэйвано до них далеко.
— Ну конечно. — Тэд глубоко вздохнул. — Я без всяких намеков на какие-то преимущества Адама по сравнению с другими больными, тем паче на недостаток сердобольности с твоей стороны.
— Все дело в том, что Адам — наш друг, — спокойно продолжила Элизабет. — И очень близкий.
— И мой самый заклятый враг, — напомнила ей Лайла. — С самого первого взгляда мы почувствовали взаимную неприязнь. Ты, наверное, помнишь, Лиззи. Мы познакомились у тебя в «Фантазии».
— Конечно, помню.
— А ваша свадьба? Мы с Адамом едва не подрались, танцуя всего лишь один обязательный вальс.
— Он возмутился тем, что ты пыталась вести.
— Точно, точно! Мне не понравилось, как он ведет!
Элизабет и Тэд переглянулись. Не будь ситуация столь серьезной, они бы с удовольствием посмеялись над этими воспоминаниями Лайлы.
— А прошлое Рождество! Как только я появилась, он не придумал ничего лучшего, как под нелепым и неубедительным предлогом сразу же удалиться.
— Да-да, после твоей милой шуточки по поводу принесенного им гуся.
— Я лишь заметила, что, судя по всему, чертова птица не стоит тех денег, которые заплатили за то, чтобы отрубить ей голову.
— Он обиделся, Лайла, и я его прекрасно понимаю. Традиционный гусь — в знак внимания… Его превосходно приготовил шеф-повар одного из отелей и…
— Дорогуши, — прервал их Тэд, страдальчески вздохнув.
Женщины, разом замолчав обернулись к нему, он обратился к Лайле.
— Ваша с Адамом несовместимость ни для кого не секрет, но нам кажется, что в данном случае надо отбросить соображения личного характера.
— Мои личные соображения? Как терапевту мне придется быть с ним обходительной и любезной. Он же будет вытворять что заблагорассудится, и ему все сойдет с рук.
— Не исключено, Лайла. Но ведь речь идет о жизни человека.
— Он жив.
— Да, но не в его собственном понимании. Я сейчас имею в виду качество жизни. Уж тебе-то известно, что до этого происшествия жизнь била в нем через край — честолюбие, энергия. Он, как лавина, устремился вперед, сметая все на своем пути.
— Он возродится, — возразила Лайла. — Все врачи до единого утверждают, что этот паралич носит временный характер.
— Но Адам сомневается, и поэтому не имеет значения, что говорят врачи. Нужно убедить его, что такое состояние не вечно, и по возможности поскорее. Кто-то из врачей дал мне понять, что надежды на полное выздоровление растают без следа, если и дальше тянуть время.
— Это уж точно.
Элизабет подошла к сестре и сжала ее руки в своих:
— Пожалуйста, Лайла. Знаю, я прошу почти невозможного. Но почему бы тебе не поработать на Гавайях?
— Не честно, Лиззи. Как можно отказать женщине в твоем положении?
Элизабет улыбнулась одними губами, глаза ее оставались серьезными.
— Прошу тебя!
— Тогда мне придется взять бессрочный отпуск на своей постоянной работе. — Она просто придумывала предлоги, и все трое это прекрасно понимали. И тем не менее Лайла хотела еще немного поломаться. — Придется бросить своих пациентов, не доведя до конца курс лечения.
— Здесь целый штат квалифицированных терапевтов, вполне способных заменить тебя.
— Ну так наймите одного из них, чтобы работать с этим прославленным коридорным.
— Но лучше тебя никого не найти.
— Лесть.
— Ты станешь зарабатывать втрое больше.
— Взяточничество.
— Твой фантастический загар по возвращении сведет всех с ума.
— Принуждение. — Искоса взглянув на них, она в задумчивости прикусила губу. — Давайте по-честному. Сколько терапевтов пытались лечить Кэйвано?
— Я не уверена…
— Трое.
Невинная ложь Элизабет была прервана прежде, чем успела сорваться с губ. Она с негодованием повернулась к мужу.
— К чему скрывать, — сказал он, пожимая плечами. — Лайла узнает сразу же по приезде.
— К тому времени нас уже будет разделять Тихий океан.
Лайла засмеялась:
— Трое, вот как! Боже мой, он даже хуже, чем я предполагала. Какие претензии к терапевтам?
— Первому, мужчине, — ответил Тэд, — Адам заявил, что у него руки мясника с пудовыми гирями внутри и он, должно быть, прибыл прямо из тренировочного лагеря Рокки Бальбоа.
— Какой милый парень, — усмехнулась Лайла, широко раскрыв глаза. — Ну, дальше?
— Следующая в слезах просто выбежала из его палаты. Не буду наверняка утверждать, что он ей сказал…
— Ей? И она молоденькая?
Тэд кивнул.
— Могу себе представить. Ей Богу, вас неприятно бы удивили непристойные и немыслимые требования, которые срываются с уст паралитиков, — заметила она. — Ну а что же третий?
Тэд поморщился.
— Попробовал еще один мужчина. Адам брякнул, что он… э-э-э…
— Гомик, — подсказала Лайла.
— Да, что-то в этом роде.
Покачав головой, Лайла произнесла:
— Ваш друг — классический случай, это уж точно.
Она поднялась с софы и, сунув руки в задние карманы джинсов, повернулась спиной к Тэду и Элизабет. Затем задумчиво подошла к окну и невидящим взглядом посмотрела на улицу. Третий день подряд шел мелкий, моросящий дождь. Все было по-осеннему серым. Гавайи, конечно, могли бы стать приятной переменой климата и пейзажа.
Неужели она всерьез подумывает о том, чтобы лечить Адама Кэйвано, человека, одно только имя которого заставляет вздрагивать от неприязни?
Но ведь это же пациент, жертва несчастного случая, он серьезно болен, и еще неизвестно, сможет ли снова вернуться к нормальной жизни. Многое зависит от степени повреждений. Не меньше и от предписанной ему терапии. А она — профессионал в своем деле. Именно так.
Лайла обернулась к родственникам.
— Вы обсудили эту идею с персоналом больницы в Гонолулу?
— Да, нам дали добро.
— Я должна полностью контролировать ход лечения. Не потерплю никаких сомнений в моих методах, никаких подсказок, никаких медсестер с горящими от восторга глазами, готовых исполнить любую его прихоть и тем самым свести всю мою работу на нет, никаких дублеров или командиров.
