– Вот здесь ты права, – согласился Игорь, – вот чего не умею, так это шум вокруг себя поднимать.
– Это не только твоя, это наша общая беда.
– Но мы же не для этого, Лена, – ласково пожурил ее Игорь, – мы же не для шума работаем, а тем более не из-за денег! Мы же для людей! Смотри, как песню принимают! Все тетки в зале рыдают поголовно!
– Да, мы такие, мы для людей, – кивнула Ленка, – но, как сказал один мой знакомый поэт, «Да, я поэт, но жрать чего-то надо!»
– Со звездами всегда так, – уныло пробормотал Игорь, – звезды денег не берут.
– В каком смысле? – не поняла Ленка.
– Ты что, не знаешь этот анекдот?
– Не-а...
– Ну вот сейчас я тебя как раз и рассмешу, – обрадовался Игорь. – Приходит поручик Ржевский к проститутке и спрашивает: «А это можешь?» – «Могу!» – «И это можешь?» – «А как же!» – «А если так?» – «И так сумею!» Короче, обслужила она его по полной программе, и он усталый, но довольный направился к выходу. «А деньги?» – спрашивает барышня. «Гусары денег не берут!» – ответил Ржевский и был таков.
Игорь радостно засмеялся, и Ленка посмотрела на него с благодарностью.
– А нехай, Игореша, нехай! – улыбнулась она. – Как говорят на терещуковской родине, нехай он живе и ни в чем себе не отказывает.
– А мы будем писать новые песни, да?
– А як же! – ответила Ленка на чистейшем украинском и тоже засмеялась...
* * *
Из телефонной трубки послышался обиженный голос Игоря:
– Ты чего ржешь?
Ленка очнулась от воспоминаний:
– Анекдот вспомнила.
– Мне сейчас не до анекдотов, – строго сказал Игорь. – Ты помнишь, что завтра мы едем в Дубки?
– Ё-мое! – схватилась за голову Ленка и честно призналась: – Представляешь, совершенно из головы вылетело.
– Ну, мать, ты даешь!
Игорь долго ей выговаривал, каких трудов ему стоило пристроить ее в качестве почетного гостя на конкурс русского городского романса в Дубках, где сам он должен быть членом жюри, а Ленка, соответственно, свадебной генеральшей. Потом еще полчаса доказывал, что новые впечатления необходимы художнику как воздух, поэту, на ровном месте впавшему в депрессию, как лекарство, а одинокой женщине, выходящей из дома только за коньяком и сигаретами, как шанс встретить мужчину своей мечты.
– Я уже встретила мужчину своей мечты, – прервала его Ленка.
– Да ну?
– Причем не только встретила, но уже успела потерять.
– Ну, слава богу, – выдохнул Игорь, – а я уж испугался.
– Чего ты испугался?
– Что ты опять мне изменяешь с другим композитором.
– Что ты, Игореша, я ваша навеки.
– Слушай, так это ж здорово! – обрадовался Игорь. – Любовь – это прекрасно, любовь – это вкусно, питательно, жирно, а главное, спокойно. Ибо только любовь дает нам редкую возможность перековать свои страдания в звонкую, вернее, зеленую, сытно пахнущую и приятно хрустящую монету!
– Банкноту, – поправила его Ленка.
– Да какая разница! Вместо того чтобы страдать и глушить коньяк бутылками, взяла бы тетрадочку и накропала пару текстиков людям на радость, нам на прокорм. Ведь свято место пусто не бывает! Ушел мужик – пришло вдохновенье, правильно я говорю?
– Это я ушла, а не он, – возразила Ленка.
– Да какая разница! – повторил Игорь. – Разверни ситуацию под себя! Красавица моя, умница, талантище мое неиспользованное!
– Использованное, – прошептала Ленка, – причем по самую что ни на есть...
– Бедная моя, тебе очень плохо?
В его голосе Ленка услышала еле различимые соболезнующие нотки и тут же почувствовала, как обильная прозрачная влага наполняет тяжестью ее веки, предметы расплываются, меркнет свет и только звуки остаются по-прежнему раздражающими и непривычно звонкими.
– Ты слышишь меня, родная? – не на шутку испугался Игорь.
– Все хорошо, Игореш, – вытирая лицо краем халата, успокоила его Ленка, – не волнуйся за меня.
– А хочешь, я прямо сейчас к тебе приеду?
– Зачем? – не поняла Ленка.
– Как зачем? – удивился Игорь. – Поплачешь мне в жилетку.
– Я и так не просыхаю, – всхлипнула Ленка, – а с тобой мне себя еще жальче будет.
– Лен, а может, не все потеряно? – сказал Игорь еще более проникновенно. – Ты же знаешь, надежда умирает последней.
– Нет уж. – Ленка смутно вспомнила свой недавний сон. – Лучше я после нее.
Утром снова зазвонил телефон, и капризный женский голос требовательно спросил:
– Вы Бубенцова?
– Да, – растерянно ответила Ленка.
– Повторите, я вас не поняла, – настаивала трубка, – вы Бубенцова?
– Да! – сказала Ленка громче.
– Вы все помните? – не унималась обладательница опереточного сопрано.
– Простите, а что вы имеете в виду?
– Не разыгрывайте меня! Вы Бубенцова?
– Да.
– Вы все помните?
– Да.
– А говорите, что не Бубенцова!
– Я ничего не говорю.
Разговор стал напоминать сломанный телефон. Кто говорит? Слон! Ленка спросонья и перепоя соображала слабо, а тетка, видимо, слабо соображала от природы. В конце долгих и утомительных переспрашиваний Ленке все же удалось понять, что ей звонила координатор конкурса молодых исполнителей в Дубках, для того чтобы напомнить, что, где и когда будет происходить.
Ленка живо представила, как она ранним сентябрьским утром с рюкзаком за спиной тащится на другой конец Москвы, чтобы вскарабкаться в комфортабельный «Икарус» и, посадив на колени одного из молодых исполнителей, двинуться в путь под звуки бравурного марша. С исполнителем она, конечно, переборщила, но одна только мысль о трехчасовом путешествии в компании незнакомых молодых людей и не менее юных особ заметно подпортила ей настроение и лишила всякого энтузиазма.
Ленка совсем уже было расклеилась, но почти тут же позвонил Игорь, и жизнь стала проще. Куда приятней ехать на его новеньком, только что с конвейера «Ауди», наслаждаясь видом среднерусских лесов, полей и равнин.
Время тянулось в пустых хлопотах, но Ленка с удивлением заметила, что привычная домашняя работа благотворно влияет на ее душевное состояние. Нескончаемая тупая боль слева и вверх от области солнечного сплетения медленно отпускает, мысли из длинных и путаных становятся конкретными и понятными, воспоминания утончаются, разрываются на короткие бессвязные отрезки и, взмахнув легкими нитяными крылышками, улетают в открытую форточку вслед за косяком эмигрирующих в теплые края журавлей.
Альтернатива алкоголю есть, сделала вывод Ленка, ее не может не быть. Жаль только, что такая примитивная сублимация не бесконечна во времени и пространстве, но денек-другой вполне можно продержаться, а там, глядишь, и в привычку войдет. Не такие ж мы горькие пропойцы, в самом деле, чтоб загубить свою молодость на самом корню.
