Мэгги начала читать.
4 октября
Макинтош уезжает в Черногорию. У Ширли выходные до понедельника. Встретил в американском посольстве Айзенбергера. Кажется, он полагает, с «Ай-би-эм» может что-то выйти. Потратил 450 шиллингов на новую пижаму для поездки в Венецию.
«Когда это он планировал поехать в Венецию? — удивилась Мэгги. — Не припоминаю разговоров об этом». Она перевернула пару страничек. Этот текст вряд ли мог бы заинтересовать издателя.
8 октября
Звонил Мойсхен. Освободится только на следующей неделе.
Что еще за Мойсхен? Кажется, по-немецки это означает «мышка»?
12 октября
Встреча с Мойсхен в «Захере».[2] Тафелъшпии[3] и хороший гевурцтраминер[4]. Креветки для Мойсхен. ++ В министерстве просят финансовый отчет. Позвонить Макинтошу.
Интересно, что значат два плюсика? И могло ли у кого-нибудь в министерстве иностранных дел в Вене быть прозвище Мышка? Насколько Мэгги помнила, никто из служащих посольства не походил на грызуна. На приемах, которые устраивали они с Джереми, за столом в основном мелькали свиные рыла. Сам министр, с его волосатыми ноздрями и кривыми зубами, смахивал скорее на кабана, чем на мышь; но, возможно, Мойсхен — его кодовое имя для британской разведки. Сотрудники секретных служб вечно скрываются за разными инициалами, паролями и псевдонимами.
18 октября
Мойсхен присоединяется ко мне в ресторане «Вильдроссштуберль» на берегу Дуная. Наша любимая форель. Зеленый вельтлинер[5] — так себе. Прекрасный вечер. +
На этот раз лишь один плюсик. Определенно Мойсхен — кто-то из MI5.[6] Поэтому Джереми ни разу не упоминал об этом человеке…
24 октября
Мойсхен в голубом. Где обычно, Мойсхен ест осьминога, обжаренного во фритюре, — жалуется, что он жестче обычного. Позволили себе немного пошиковатъ — выпили шампанского. +
Опять один плюсик. Часть кода, наверное.
30 октября
Ходили в маленький кабачок неподалеку от площади Святого Стефана. Мойсхен понравилось все, кроме сельди пряного посола. Выпили по кружке пива.
Названия рыбных блюд наверняка были шифром, обозначающим места расположения секретного оружия, или еще что-нибудь в таком роде. В последнее время Джереми много занимался вопросами разоружения.
Следующая запись была сделана в день рождения Мэгги. Джереми вынужден был пропустить его, поскольку уехал на несколько дней на конференцию в Брюссель.
3 ноября
Забрал Мойсхен от ее дома и отвез на озеро Аттерзее. Дождливо. Мойсхен в отличной форме, каждый вечер ест радужную форель. Этот Крахер делает отличное вино. +++
Три плюсика! «…от ее дома»?! Мойсхен — женщина-агент? И почему Джереми не был в Брюсселе?
Неторопливо, как таяние ледника, в сознание Мэгги закрадывалась тень сомнения. И вдруг безмятежная уверенность, двадцать пять лет безраздельно владевшая ею, исчезла в один миг, рассыпалась, как упавшее на пол печенье под каблуком неосмотрительного прохожего. Рука, сжимавшая записную книжку, задрожала, а язык, внезапно ставший огромным и неповоротливым, будто прилип к нёбу…
Впереди была длинная ночь. Мэгги выключила телефон из розетки, вынула из ящика все записные книжки Джереми и разложила в хронологическом порядке. Начав с самого начала, то есть со дня приезда в Вену три с половиной года назад, она изучила пятьдесят пять записных книжек, пока добралась до дня смерти мужа. Первые упоминания о Мойсхен появились довольно давно. Там и сям, между напоминаниями о светских мероприятиях и необходимых указаниях для Макинтоша и Золтана — шофера Джереми, попадались скрупулезные записи о свиданиях с Мойсхен — ненасытной пожирательницей рыбных блюд. В конце обычно стоял ряд плюсиков, значение которых постепенно стало доходить до Мэгги.
Она вдруг с ужасом поняла, что не может вспомнить их с Джереми последнего плюсика. Когда же это было? Может, после новогодней вечеринки в перуанском посольстве… Вскоре после знакомства с Мойсхен Джереми праздновал с ней день ее рождения, и они ели омара. Омара! С женой он никогда не заказывал омара, считая это непозволительной роскошью. А тут мало того что позволил себе подобную роскошь, так еще и сладострастно описывал, как сексуально Мойсхен облизывает с пальцев масло!
Голова у Мэгги стала тяжелой от гремучей смеси амонтильядо и забурлившего в душе гнева. Глядя на свое отражение в зеркале над камином, она боролась с безудержным желанием разнести блестящую безупречную поверхность, ударив по ней каминным прибором. Но зеркало было собственностью государства, все в этом доме было собственностью государства, да и они с мужем на протяжении долгих лет не принадлежали сами себе…
Судя по записям, однажды Мойсхен и Джереми побывали в Риме. Видимо, как раз в то время, когда мать Мэгги была при смерти. Мэгги жила тогда у своей сестры Сью в Херефорде. Значит, когда у нее было горе, муж в это время развлекался в Риме с любовницей? Она была сильно уязвлена этим известием. Джереми водил Мойсхен в ресторан, который они с Мэгги очень любили, когда жили в Италии. Она подумала — интересно, поменялись ли официанты с тех пор? Они наверняка помнили Мэгги и должны были бы заметить, что Джереми ужинает не с женой. Скажем, Джузеппе. Он, должно быть, удивленно приподнял бровь, увидев их… И сколько еще людей видели ее мужа с Мойсхен? Знали ли об этом в посольстве? В замкнутом коллективе трудно сохранить подобные отношения в тайне. Неужели все подталкивали друг друга локтями у Мэгги за спиной, с жалостью глядя ей вслед? И почему обманутые супруги всегда являются поводом для насмешек? Надо же, они покупали обувь «Феррагамо»! А Мэгги приходилось из соображений экономии довольствоваться неудобными туфлями.
Записи о свиданиях с Мойсхен встречались в дневнике Джереми минимум раз в неделю. И еще обращали на себя внимание загадочные цитаты из телефонных разговоров. Мойсхен была на концерте, Джереми прислал ей цветы. Ха, вот откуда взялся флорист! Господи, он покупал ей туберозы… Она встретила кого-то из сотрудников посольства в спортивном зале. Она сделала красивую стрижку. После обеда они ходили в кино. Ну, это не возбраняется: в области кинематографа у Мэгги и Джереми были разные вкусы. Она предпочитала романтические картины, тогда как он любил кровавые боевики и фантастику. Правда, тот фильм шел в кинотеатре, где показывали исключительно старые ленты, и имел отношение к французской «Новой волне».[7] Очень странно…
