Так, чтобы тому стало понятно: к чему ещё у меня сформировался иммунитет.
— Можно? — взглядом прошу его отойти, и Островский кивает.
— Ладно, Варвара, увидимся уже в Питере.
— Увидимся, — бормочу я и прячусь в машине.
В салоне за закрытой дверью мне намного спокойнее. Сердечный ритм становится ровнее, и глупые мысли не лезут в голову.
Когда большая чёрная машина, наподобие тех, которые я про себя называю «танками», проносится мимо, я понимаю, что это он уехал.
Впервые за день ко мне окончательно возвращается моё душевное равновесие. Всё-таки опасно находиться рядом с Островским. Категорически опасно. Я не знаю, что у него на уме. Герман может строить из себя кого угодно, но я знаю… знаю, что он не забыл. Потому что таких подстав, как я ему устроила, просто так не прощают и не забывают о них. Да, возможно, покупая фирму, он не ожидал найти меня в списках сотрудников. И получилось так, как получилось. Только это не значит, что он не воспользуется предоставленным шансом и не… Что? Отомстит? А если отомстит, то как?
Боже…
Роняю голову на руки, обхватившие руль.
Эти мысли сведут меня с ума.
Да не только мысли сведут, ещё и воспоминания, так настойчиво лезущие в голову.
04
Почти шесть лет назад
Аэропорты всегда наводили на меня ужас. Гигантские пространства, в которых можно заблудиться. Гигантские машины, летящие сквозь хмарь облаков и трясущиеся, словно шейкер в руках бармена. Вот и сейчас я еду от терминала «А» в терминал «С» на чём-то напоминающим вагон метро. Здесь, кроме меня, только парочка немецких пенсионеров. Сидят поодаль под ручку, лопочут на своём. Небольшой самолётик, на котором я прилетела из Питера, молниеносно выплюнул пассажиров. И те разбежались кто куда, оставляя меня абсолютно одну в пустом терминале Франкфуртского хаба.
Даже не зная, куда мне двигаться дальше, я просто пошла вперёд, в надежде встретить кого-то или найти информационное табло с подсказками о пересадке, так оно в итоге и получилось.
Погода за окном сейчас просто мрак. Уже на подступах к аэропорту мой желудок скрутило от страха. Летели, вроде, нормально. Относительно нормально. Но, нырнув под облака, оказались в ливневом апокалипсисе. А ещё, сев у иллюминатора, я во всех подробностях смотрела, как вереницы самолётов целеустремлённо направляются к аэропорту на разных эшелонах. Видеть столько летящих воздушных судов и так близко друг к другу мне ещё не приходилось. Думается, «Полёт валькирии» Рихарда Вагнера стал бы прекрасным саудтреком к разворачивающемуся передо мной зрелищу.
Выйдя в терминале «С», долгим безлюдным коридором я бреду, сама не зная куда. Пока внезапно не возвращаюсь в цивилизацию. Здесь снова светло, много народа, открытые дьютики — транзитная зона, словом. Я будто вынырнула из-подо льда и оказалась на поверхности, где по-прежнему кипит жизнь.
Время до следующего рейса решаю скоротать в «Старбаксе». Кофе тут так се… зато вай-фай отличный.
Не могу ничего с собой поделать, но лезу на страничку в соцсети к Русику. Кажется, у него всё хорошо, даже обнимает очередную блондинку. Вон как она на нём виснет, ещё не знает, дурочка, что её ожидает. Радуется, что такого шикарного парня отхватила. Прям как я когда-то… Ну…он будет шёлковым какое-то время, будет самым внимательным, самым заботливым, самым-самым… даже его гиперопека и как бы наигранная ревность будут казаться ей милыми. До поры до времени. А потом?..
А потом она забудет, что у неё есть иная жизнь, кроме жизни Руслана. Забудет про друзей, родных, про планы на будущее… свои личные планы, а не Руслана устремления. И… а может ей понравится? Тебе же самой когда-то нравилось, так?
С долгим раздражённым «пф-ф-ф» я отбрасываю телефон на столик и смотрю в окно. За ним как раз очередной самолёт-гигант подъезжает к одному из свободных «рукавов» терминала. Может, это даже и мой следующий борт. С трудом сглатываю, даже не желая представлять, что скоро окажусь внутри: беспомощная и напуганная полётом. Проклятая аэрофобия досталась мне от мамы по наследству, слишком часто она рассказывала про ЯК-40, махающий крыльями в полёте, на котором ей пришлось как-то лететь в молодости из Крыма.
Телефон на столике пиликнул, экран зажегся, снова демонстрируя мне страницу Русика в обнимку с блондиночкой.
Так, пора перестать думать о Руслане, — говорю себе твёрдо. — Тебя зачем родители в поездку отправили? Отдохнуть, развеяться, мир посмотреть, забыть о плохом. Вот, что самое главное. Так и отдыхай, развеивайся, смотри мир, о плохом не думай. И что важно: не вспоминай. Папа ведь сказал, выбирай, куда хочешь. И ты выбрала.
Куда подальше, где поменьше соотечественников и… не надо заморачиваться с визами.
Рио — мечта, а не город. Детская, наивная, приправленная воспоминаниями о бразильских сериалах, которые ты так любила смотреть после уроков в школе. Вот и думай о мечтах, а не о Руслане. Пора перевернуть страницу.
По громкой связи анонсируют посадку. Я подхватываю свою ручную кладь, документы и иду к нужному гейту, где встаю почти в самый конец длиннющей, как нотации моей бабули, очередь.
Вокруг сплошь иностранная речь, ни слова по-русски, и это мне нравится. Чувствую себя полным инкогнито. Впервые в жизни путешествую одна и впервые так далеко. Я не боюсь этого одиночества, не боюсь, что будет скучно, да вообще много чего не боюсь после этих больных отношений с Русланом. А вот летать… боюсь… Вернее, я в ужасе. И с каждым шагом, приближающим меня к более чем десятичасовому беспересадочному перелёту, мне становится хуже.
Внезапно взгляд цепляется за парня, стоящего в начале очереди. Цепляется, потому что он смотрит на меня. Не вижу чётко черт его лица, но по спортивному телосложению, небрежной свободной позе и завивающимся волосам могу догадаться, что он симпатяга. Может, француз? Тут их в очереди немало.
Я невольно улыбаюсь, и парень улыбается мне в ответ.
Бах… что такое? Какой-то непривычный жар охватывает щёки. Я, что, краснею? Ой, мамочки.
В смущении смотрю под ноги, затем делаю шаг вперёд, потому что очередь задвигалась.
Волевым усилием приказываю себе не пялиться на парня, потому что эта игра в гляделки меня смущает. Но не выдерживаю и вскидываю взгляд. А его уже нет. Прошёл контроль, видимо, и идёт в самолёт.
Ну да и ладно. Сомнительно, что мы встретимся в этой махине… на сколько там?.. Пятьсот или больше человек?
Всё идет неплохо, даже под ложечкой почти не сосёт, когда я иду по рукаву. Однако стоит мне переступить порог самолёта, всё меняется. Непривычные звуки, толпящийся в проходах народ, шумная система кондиционирования, жующее невнятное бормотание на английском, долетающее из динамиков — и паника тут как тут. Она начинается с лёгкого озноба и какой-то нервной тряски.
Я застываю в проходе, пока лёгкий толчок в спину не приводит меня в чувства.
Очнувшись, я иду вперёд, выискивая нужный ряд и нужное место. Сажусь у окна справа, тут всего два кресла: моё и соседа. Неулыбчивый мужчина под пятьдесят деловито распихивает свои пожитки на багажной полке. Рядом я пристраиваю свою сумку, а сумочку поменьше бросаю в ноги. На спинке уже лежит пледик, я живо заворачиваюсь в него, прикидывая, удастся ли мне поспать ночью? Ведь уже около полуночи, кажется.
Ну, если не будет трясти, то, может, и удастся, если я внушу себе, что всё хорошо и в этом с виду неподъёмном цепеллине мне ничего не грозит. Надо было намахнуть для храбрости перед вылетом… Интересно, а здесь мне продадут алкоголь? Мне ведь только девятнадцать? Или кроме пива ничего нельзя?
Сосед плюхается в кресло. Затем подцепляет мыском ботинка на правой ноге пятку левого, сбрасывает его, потом проделывает ту же манипуляцию со второй ногой, вытягивает обе вперёд и удовлетворённо вздыхает.
Подтягивая плед повыше, я искренне морщусь.
