Мужчина хрипло смеется и холодно произносит:
— Это тебе предстоит вспомнить.
Глава 2. Амелия — чудовище
Он не тронул меня. Выключил свет и ушёл, оставляя в полной темноте.
Я вроде бы никогда не боялась оставаться в одиночестве, но сейчас…мне было по-настоящему страшно. Везде мерещились скрипы дверей, непонятные постукивания и мерзкий шорох.
Я пытаюсь занять удобное положение, что крайне сложно сделать, и забыться сном, но паника лавиной накрывает меня с головой и не отпускает. Я всё вспоминаю слова незнакомца и не могу поверить в собственное похищение.
Терзаюсь сомнениями, путаясь в осколках памяти. Задаюсь сотнями вопросов и горько усмехаюсь, слыша в ответ лишь пустоту.
Была ли я и правда настолько отвратительна? Может быть, я это заслужила? Что стоит за темным прошлым, покрытым мраком и жуткой болью? Я же не могла…желать вреда родной сестре, точной копии меня. Я любила её. Искренне и по-настоящему. Чувствовала тепло, закрытое в сердце, и, сколько ни пыталась выкроить хотя бы частичку злости или зависти — не получалось.
Я — не монстр. И уж точно не могла причинить вред этому сумасшедшему мужчине, в глазах которого тлела боль от потери Моники.
Меня начинает клонить ко сну, и я медленно закрываю глаза, мечтая проснуться в совсем другом месте. Где угодно — лишь бы не рядом с этим чудовищем.
Я слышу громкий треск и неосознанно подтягиваю к себе пятки. Мои легкие заполняет мерзкий запах гари, вызывающий неконтролируемый кашель. Мне больно дышать, и я тщетно пытаюсь открыть глаза, но всё моё тело остается замурованным какой-то ледяной коркой, не позволяющей двинуться с места.
Где-то вдалеке раздаются жуткие крики. Люди кричат, но почему? Что вообще происходит?
Неожиданно мой слух улавливает чей-то тихий стон неподалеку. Меня начинает трясти, как от лихорадки, сердце заходится в судорожном ритме, а горло жжёт, как от самого крепкого алкоголя. Внезапно я ощущаю невесомость, словно моё тело погрузили в солёную воду, и я качаюсь на волнах. Убаюканная колыбельной, сотканной из жестких, рвущих душу наизнанку рыданий, я забываюсь в тревожной темноте, где нет никого, кроме меня.
И всё же я чувствую чужое присутствие. Буквально нутром ощущаю далекий силуэт, направляющийся ко мне. И с каждым беззвучным шагом проваливаюсь еще дальше. Глубже. Несоизмеримо болезненнее.
Падаю, словно в Марианскую впадину, всеми фибрами души моля о спасении. Но никто не приходит.
Тьма мягко окутывает моё тело, обволакивая каждую клеточку и проникая глубоко под кожу. Наконец-то я обретаю голос и громко кричу, тщетно вглядываясь в щупальца ночи, накрывающие меня плотным одеялом.
Я не понимаю — ослепла ли я, или же мне просто нечего видеть. Вокруг меня лишь тьма, не знающая ни конца, ни края.
Резко зажигается свет. Я захлебываюсь от судорожных рыданий и трясусь, чувствуя остатки адреналина. Беспомощно мотаю головой и внезапно сталкиваюсь с холодным, хищным прищуром знакомых глаз.
— Пойдем, накормлю тебя, а то ещё сдохнешь раньше времени, — мужчина подходит ближе, и я улавливаю сомнения в его голосе, — что с тобой?
— Я не знаю. Мне никогда не было так страшно, — впиваюсь беспомощным взглядом в его бесстрастное лицо и молю, — пожалуйста, не оставляй меня здесь. Я…боюсь темноты.
И всё резко меняется. Мне начинает казаться, что сомнения и тревога в низком баритоне мужчины — просто очередная иллюзия, дробящая мой мозг на куски.
До хруста он сжимает руки в кулаки. На его щеках проявляются желваки, которые еще сильнее выделяют скулы и придают незнакомцу слишком опасный облик. Беспощадный. Жестокий. Злой.
— Я почти поверил тебе.
Его движения отточенные и практически бесшумные. Мужчина больно хватает меня за талию, нагибается и перекидывает моё тело через плечо. Я барахтаюсь, как кукла, и недовольно шиплю, внезапно забывая о страхе:
— Что сейчас я сказала не так?!
— Только Моника боялась темноты. Твои попытки скопировать её поведение до омерзения глупы, — ногой распахивает дверь и выносит меня из комнаты.
Мы оказываемся в узком коридоре. Я пытаюсь повернуться и увидеть код, который мужчина вводит в электронную панель, но он специально встает таким образом, чтобы я не посмела увидеть ни одной цифры.
— Может, ты хотя бы скажешь своё имя?
Его губы растягиваются в насмешке.
— Ты его вспомнишь. Обязательно вспомнишь.
Я замечаю огромные деревья за окном. Стеклянные окна от пола до потолка позволяют хорошо увидеть улицу, и от представшей передо мной картины я снова начинаю мелко дрожать.
С опаской спрашиваю:
— Мы что, посреди глухого леса?
— Я хорошо позаботился о том, чтобы ты никуда не делась.
Настроение мужчины меняется за считанные минуты. В одно мгновение он пронизывает меня темным, недовольным взглядом, а в другое — глаза незнакомца светлеют, и на его губах появляется нерешительная улыбка.
Возможно, он сам с трудом напоминает себе о том, что я — Амелия, а не Моника. Только мама безошибочно различала нас, и эта мысль почему-то не даёт мне покоя.
Я потеряла все свои воспоминания, но каким-то шестым чувством могла определить некие моменты, до боли привычные и оттого слишком болезненные.
Мужчина аккуратно сажает меня на стул, что совершенно не вяжется с его злым настроем, и пододвигает ко мне тарелку. Я принюхиваюсь, чувствуя, как остро бурлит в животе от голода, и хрипло говорю:
— Я же не ем мясо, — мой голос резко ломается, стоит мне встретиться с незнакомцем взглядами. Я слышу хруст его пальцев и с огромным усилием заставляю себя сидеть на месте.
Его дыхание сбивается. Нарочитое спокойствие с тихим нажимом трескается, и я не успеваю заметить, как вдруг он резко приближается ко мне.
Накручивает волосы на кулак и шипит мне прямо в губы:
— Ешь то, что я положил. Еще одно слово, и ты пожалеешь о том, что выжила в тот день.
На лбу мужчины проступает едва заметный пот. Он медленно отстраняется, когда я неумело беру вилку. Связанные ладони с трудом удерживают столовый прибор, и я срываюсь, чувствуя глухое раздражение:
— Как я буду есть? Развяжи мои руки.
— Только без глупостей, — достает из полки маленький ножик и неуловимым рывком рвёт прочную веревку. Двигается пугающе быстро, как-то даже слишком механически, словно бездушный робот.
Я разминаю затекшие кисти и тянусь к тарелке. Меня мутит от вида жареного мяса, и первым делом я накалываю на вилку тушеные овощи, понимая, что силы мне еще потребуются. Кто знает, когда этот тиран захочет накормить меня в следующий раз.
Нужно быть готовой ко всему.
Я резко замираю, когда мужчина неожиданно садится напротив меня и жадно смотрит на мой рот. Горький комок встает в горле, и, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, я неуверенно спрашиваю:
— Как долго ты планируешь держать меня здесь?
— Если не заткнешься, я заклею тебе рот, — в его голосе появляются низкие, практически рычащие нотки.
Несколько минут мы сидим в тишине, затем он вдруг срывается с места и берет пульт, включая телевизор. Огромный экран резко загорается, и я вздрагиваю, отчаянно ища средство для самозащиты. Вижу лишь маленький ножик, которым мужчина освободил мои руки, и обычные столовые приборы.
Что же, выбор невелик, но я должна хотя бы попытаться. Побороться за своё право быть свободной и сбежать из этого проклятого дома.
Мне очень мешают связанные ноги, и поэтому я аккуратно нагибаюсь, стараясь не привлекать его внимание. Глаза незнакомца прикованы к экрану. Он слишком поглощен тем, что там происходит.
Мне же было достаточно одного кадра, чтобы понять — ничего хорошего не будет. Нужно спасаться.
Я резко подаюсь вперед и вскрикиваю, так и не успев схватить ножик. Мужчина крепко сжимает мою кисть руки, причиняя десятки страданий, впивающихся в плечи и спину. Он даже не отводит взгляд от телевизора. Просто держит, медленно подтягивая к себе. Я пытаюсь сопротивляться и тщетно бью его свободной ладонью, но отдачу от ударов получаю только я.
