бутербродов и дымящийся чай, Александра поняла, как на самом деле она была голодна. Просто чертовски голодна. Она набросилась на еду с энтузиазмом человека, вернувшегося из трехдневного похода, при условии, что пакет с провиантом он забыл дома.
Было немного обидно, что посторонний Константин Павлович знает о ней больше, чем она знает сама о себе. Спустя какое-то время Александра поймала себя на том, что есть уже не хочет, но все равно медленно потягивает чай из кружки, будто не желая, чтобы ужин заканчивался.
Почему-то ей было проще сидеть здесь, на кухне, вдвоем под теплым уютным светом абажура и молчать, и слушать молчание, спокойное и умиротворяющее. И не чувствовать себя такой одинокой. И мысль о том, что придется возвращаться в пустую гостиничную спальню, вызывала тоску и отчаянное сопротивление.
Она резко отставила чашку. Не хватало еще до утра торчать тут, вынуждая Константина Павловича оставаться рядом караулить ее. При неярком свете были хорошо видны глубокие тени у него под глазами, слишком явно прорезавшуюся морщинку между бровей, осунувшееся лицо.
А ведь он, должно быть, ужасно устал. Конечно, устал… Пока Александра находилась в своем пустом безвольном оцепенении, именно он взял на себя все хлопоты по организации похорон. Да, он таскал ее везде с собой. И по всяким учреждениям, оформляя бумаги, и по каким-то агентствам, и даже в полиции сидел в коридоре и ждал. Насколько она теперь понимала – просто не спускал с нее глаз. Похоже, ему эти дни дались не легче, чем ей.
– Пора, – сказала она и поднялась из-за стола.
Константин Павлович поднялся следом. Но, когда они вышли, Александра растерянно огляделась по сторонам. Вряд ли она найдет нужную комнату в незнакомом доме.
– Я тебя провожу, – сказал Константин Павлович, явно заметив ее замешательство.
Александра кивнула. Несколько шагов, поворот, – и вот они уже стояли напротив двери. Оставалось лишь пожелать хозяину дома спокойной ночи и переступить через порог. И оказаться наедине. Наедине с мучительными мыслями, воспоминаниями. Наедине с болью, пришедшей на смену блаженному отупению. Наедине с самой собой…
Нет!
Не сейчас, пожалуйста, не сейчас…
Она не готова…
Александра развернулась к Константину Павловичу, обвила его шею руками, отчаянно прижалась к сильному, крепкому, такому теплому мужскому телу. Всхлипнув от внезапно нахлынувшего ощущения надежности, защищенности, привстала на цыпочки, дотянулась губами до его губ.
И зажмурилась, замерев от странной смеси смятения и сладкого ужаса, от того, что сама не ожидала от себя ничего подобного. В висках стучала кровь, сердце испуганно колотилось где-то в горле, и в ответ ему тяжело бухало его сердце. Она чувствовала даже сквозь махровый халат, каким напряженным и горячим стало его тело, и дыхание стало горячим, и губы стали горячими и ответно дрогнули…
Не одна. Пусть только на сегодня, но не одна…
Несколько секунд они так и стояли. А потом он… осторожно ее отстранил.
– Нет, Аля, – сказал Константин Павлович тихо и хрипло. – Это совсем не то, что тебе нужно.
Он…ее отверг?.. Душная волна острого, почти невыносимого стыда поднялась откуда-то снизу, разом затопив ее всю, от кончиков пальцев ног до макушки. Щеки вспыхнули, захотелось провалиться сквозь землю. Господи, что она натворила? Глупый, глупый порыв… Александра стиснула кулаки, не замечая боли от впившихся в кожу ладоней ногтей. В голове прояснилось и отчетливо пришло осознание, от которого стало совсем тошно: Константин Павлович – совершенно чужой, посторонний человек, друг ее погибшего отца. Он считает своим долгом о ней позаботится, и ничего интимного эта забота не предполагает.
– Я… Простите… – забормотала она, уставившись в пол. Никакая сила не смогла бы заставить ее сейчас поднять голову и посмотреть ему в глаза. – Не знаю, что на меня нашло, просто боялась… одна, наверное.
– Ты и не будешь одна, я посижу рядом, пока ты не уснешь. Годится?
– Нет, – поспешно воскликнула Александра. – Не надо, пожалуйста, – взмолилась она. – Я не хочу, не могу.
После того, что только что случилось, оставаться с ним наедине было совершенно невозможно. Немыслимо.
– Спокойной ночи, – выговорила она и торопливо юркнула за дверь.
Как ни странно, уснула она сразу, гораздо скорее, чем могла бы предположить. Ей снилось что-то мутное и непонятное. Утром она проснулась в слезах и долго лежала, уткнувшись в подушку. Вставать не хотелось. И вообще ничего не хотелось.
В комнату постучали.
– Да… – вяло отозвалась Александра.
Дверь открылась и на пороге появилась немолодая женщина в форменной одежде. А ведь он тут и вправду устроил что-то вроде отеля. Впрочем, для человека, который привык быть в разъездах, такая организация быта должна быть наиболее удобной и привычной.
– Меня зовут Мария, – мягко улыбнулась женщина. – Константин Павлович уже уехал по делам, обещал вернуться после полудня. А мне было велено проследить, чтобы вы обязательно позавтракали.
Александра украдкой вытерла слезы, надеясь, что это будет незаметно, и тихо сказала:
– Я пока не хочу, может быть, позже.
Может, эта во всех отношениях приятная женщина кивнет и уйдет? Но та явно разгадала ее уловку, укоризненно покачала головой и сообщила:
– Константин Павлович обещал меня уволить, если вы не позавтракаете. Так что вставайте, умывайтесь. Я жду вас в столовой.
Александра тоскливо вздохнула и выползла из постели. Константин Павлович, Константин Павлович… Даже само имя больно кололось. Может, потому что вспоминать вчерашнее совсем не тянуло. И хотя виновата была она сама, но досадовала на него. Никому не понравится то, что его отвергают. С другой стороны, и это она тоже отчетливо понимала, если бы вчера он воспользовался ее состоянием и поддержал ее дурацкий порыв, сегодня утром она чувствовала бы себя куда хуже. И наверняка злилась бы на него еще больше.
Она копалась в сумке, в которую вчера второпях сбрасывала все, что ей может понадобиться в первое время, и сама себе удивлялась. Там обнаружилась куча каких-то совершенно ненужных вещей. А вот обычной одежды, в которой можно было ходить дома, практически не было.
В результате раскопок ей все-таки удалось отыскать спортивные брюки и майку на тонких бретельках.
Нужно будет еще раз вернуться домой и собрать вещи уже по-настоящему. Или
