ребятки?
- Вряд ли, - выражает сомнение брат, когда я озвучиваю свою догадку.
Я тем временем замечаю впереди разрыв в ограждении, не хватает одной плиты в бетонной стене между нами и полосой встречного движения. Не давая себе возможности подумать и отказаться от идиотской по всем статьям - других у меня и не бывает - идеи, я беру резко вправо, смещаюсь в крайний правый ряд, и по дуге, двигаясь поперек всех четырех полос, влетаю в узкий пролом. Перед "Мерса" проходит в дыру отлично, глазомер меня не подвел, а вот задней правой стороне везет меньше, и она лишается целостности, оставляя краску и куски искореженного кузова на бетонном блоке. Скрежет при этом стоит такой, что у меня закладывает уши и скручиваются все внутренности. Противный звук, как пошуршать пенопластом.
Этот поцелуй с барьером сильно замедляет "Мерс" и чуть разворачивает в нужном направлении, поэтому, оказавшись на встречке, он не прошивает ее поперек и не влетает в противоположную бетонную стену, а после полного оборота рулем влево до упора выправляется на полосе и по команде начинает вновь разгоняться.
Я выдыхаю и даже, вроде, издаю ликующий возглас. Машину жалко, но я знаю, что джипам мой маневр ни за что не повторить. А значит, сколько-то времени мы выиграли. Теперь нужно как можно скорее съезжать с трассы и избавляться от этого хлама. На этой тачке мы до столицы не доберемся.
- Садись! - кричу в приспущенное окно пассажирской двери Хайдену, который шарахается от незнакомой тачки, когда я с визгом шин торможу рядом с ним.
Он до невозможности округляет глаза, но, поколебавшись, в машину все же садится. Я тут же рву с места, с пробуксовкой, мгновенно разгоняясь.
Мы проезжаем мимо брошенного под мостом "Мерседеса" отца и я, не удержавшись, делаю ему ручкой.
- Это что за тачка? - с подозрением глядя на мой прощальный жест и проследив взглядом до его адресата, спрашивает брат.
- Позаимствовала у одного не очень пуганого парнишки. Оставлять "Мустанг" незапертым в наше время - эт…
- В смысле угнала?! - уже не спрашивает - орёт.
Я киваю.
- Если тебя не смущает такая формулировка, то угнала, но я предпочи…
- Ты соображаешь? - автоматически переходит он на русский, как делает это всегда, когда мы ругаемся. - Это, вообще-то, нарушение закона! Я, мать твою, только что из тюрьмы!
- Не ори, - я не повышаю голос. - Мы оба только что едва не угодили на тот свет. На той машине двигаться дальше опасно. И глупо. В ней мы - отличная мишень для наших недругов, а если не они, так копы привяжутся. А пешком долго не набегаешься. И далеко не убежишь. Или ты предпочитаешь размяться?.. - впиваюсь в него взглядом, под которым градус его негодования понижается, и брат, выдохнув, качает головой. - Так я и думала.
Некоторое время он молчит, но душа требует высказаться.
- И все же тебе не стоило этого делать.
- Слишком ты нравственен для уголовника, Хайден Кевинович… - язвлю я, но злюсь, скорее, на себя, чем на него.
Я недовольна тем, что ничего лучше, чем угнать машину, не придумала, но не добираться же до Вашига, в самом деле, на автобусе. Не самый распространенный в Штатах вид транспорта. Хуже дела обстоят только с поездами.
- Я не уголовник!
- Может, тебя осудили по ошибке? И ты не виноват, а?!
- Я виноват, - отрезает он. - И я отсидел. И ни за что больше в тюрьму не вернусь. Не дам ни единого повода меня туда упечь. Буду благодарен, если ты не станешь им в этом способствовать.
- Ну-ну… - бурчу зачем-то.
Брат долго смотрит на правую сторону моего лица, буквально ощупывает ее пронзительным взглядом.
- Ты ожесточилась, Хэвен. Я помню тебя совсем другой…
- Опа, и даже не Раей назвал… - пытаюсь я продолжить ёрничать, но осекаюсь - глупо ссориться с ним из-за ерунды.
Тем более, он тысячу раз прав. Однако и выслушивать ностальгические наставления я совершенно не настроена.
- Ничего не изменилось, Хай, - говорю миролюбиво. - Ты просто давно меня не видел.
- Навещала бы меня чаще, - хмыкает беззлобно. - Знаю-знаю, проехали. И всё же не стоило тебе брать чужую тачку. Даже ради меня.
Закатываю глаза.
- Я верну машину владельцу и компенсирую моральный ущерб. Щедро компенсирую. Теперь ты доволен?
Он отворачивается.
- Ты лучше скажи, кому и почему ты так мешаешь, что мы оказались в этой заднице и в этой машине.
- Почему ты думаешь, что это моё дерьмо? - вскидывается он.
- А чье? - заламываю брови. - Я - домохозяйка, а не киллер. Меня заказывать некому. Разве что соседям - за любовь к громкой музыке.
- А отец?
- На что ты намекаешь? Папа - честный и добропорядочный бизнесмен! - с возмущением переигрываю и знаю это.
- Не бывает честных бизнесменов. Бывают непойманные.
- Теперь ты капитанишь, - улыбнувшись, я снова серьезнею. - У папы могут быть проблемы с кем-нибудь, и я тоже первым делом подумала на него. Если бы не этот день. Кто-то ждал, когда ты освободишься. И вряд ли это папины недруги.
- Они бы гонялись за тобой, не за мной, - усмехается невесело.
Не только мы знаем, что я - папина любимица, хоть ему и неродная.
При разводе родителей Хайден был слишком мал, чтобы отец мог оставить его у себя, и мама забрала нас обоих в Россию. Но когда это стало возможно, из нас двоих только я выбрала вернуться к отцу, и снова стала Хэвен Вандербилт, оставив Раису Денисовну Измайлову в международном терминале Шереметьево.
Но добрый братец не позволял мне забыть, кто я и откуда.
- Согласен, все указывает, что братки по мою душу, но кто и почему, идей нет.
- Не на кого подумать или, наоборот, слишком много кандидатов?
- Второе, - нехотя признается.
- Ладно, - вздыхаю преувеличенно бодро. - Подумаем и над этим.
По прибытию в город на развязке я сворачиваю не на тот съезд, что ведет к отчему дому, а выбираю направление центра.
- К отцу теперь нельзя, там тебя по-любому будут искать, - отвечаю на молчаливый вопрос.
По фальшивым правам, которые я по неясной причине храню со времен старшей школы и которые ни
