— Это его бой. Ты просто продолжаешь быть той матерью, которой тебе нужно быть, и позволяй им вести свои собственные битвы.
— Это хорошая мысль. Мне нужно заблокировать номер моего бывшего мужа.
— Я сделал это с Тэмми. Потом она стала приходить ко мне домой.
— Она все еще так делает?
— Слава Богу, нет.
— Ну, по крайней мере, это прогресс. Дает мне некоторую надежду на мою ситуацию.
У нас действительно было так много общего. Было жаль, что я был так одержим Ирис, что не мог видеть и даже думать о других женщинах.
Когда мы закончили, я проводил ее до машины. Это была серебряная Тесла (понимаете, что я имею в виду? Столько общего!)
Она слегка обняла меня, одним коротким нажатием на наши тела, и поцеловала меня в обе щеки. Мы попрощались по-дружески, и я случайно упомянул, что позвоню ей позже.
Я смотрел, как она уезжает.
Я нахмурил брови, когда заметил, что позади нее подъезжает темный седан. Окна были затемнены (незаконно), но я могу поклясться, что разглядел за рулем большого человека со светлыми волосами.
Мне было хорошо известно о моем сверхактивном писательском воображении, поэтому я быстро избавился от этой мысли.
Это просто не имело смысла.
После этого я довольно долго просидел в машине и попытался проанализировать, что я чувствую.
Разочарование.
Но почему? Чего я ожидал?
Ответ был нелегким, и когда он пришел, я почувствовал себя еще большим дураком.
Я ожидал увидеть ее. Ирис. В каком-то уголке своего разума я делал все это в надежде, что встреча с другой женщиной привлечет ее внимание, если она будет где-то поблизости.
По сути, я провел день, настраивая себя на разочарование и вовлекая в это кого-то еще.
ГЛАВА 3
Я с облегчением вернулся к своей машине. Меня не было всего неделю, но неделя с родителями на каникулах была больше, чем я хотел.
Неделя притворства, что я в порядке, что все нормально, что это развод заставил меня вести себя как робот — асоциальный, совершающий движения, тихий и застрявший в моей голове, если к нему прямо не обратиться.
Но, конечно, это был не развод. Я об этом больше не думал.
Это была Ирис. Вернее, ее отсутствие.
Мои родители вернулись к протоколу, ведя вежливые светские беседы. Они были цивилизованными и безупречно воспитанными. Они могли волноваться, но никогда не любили. Даже в детстве они всегда давали мне пространство, иногда даже по ошибке.
Получилось к лучшему. Мне не о чем было с ними говорить.
Но молчание заставило меня думать о большем. И думать тогда было для меня не лучшим делом.
Если посчитать, Ирис не было два месяца.
Это были тяжелые два месяца.
Два месяца тоски и горя.
Два месяца отрицания и скорби.
Насколько извращенным было осознавать, как сильно ты влюблен в почти незнакомого человека, только после того, как узнал, что она ушла навсегда? Возможно уже мертва. Наверное, мертва.
Я мог процитировать это загадочное последнее письмо от нее наизусть, но все равно не знал, как расшифровать его истинное значение.
Я больше не увижу ее.
Даже после того, как я прочитал это письмо сто раз, мне приходилось постоянно напоминать себе об этом.
У нее явно были какие-то серьезные проблемы, но она никогда не подпускала меня достаточно близко, чтобы помочь ей с этим.
Я был уверен, что смог бы спасти ее. Это была та часть, о которой я думал больше всего — о том, что если.
Что если она позволит мне помочь ей? Что если она останется рядом и позволит мне защитить ее?
Письмо явно подразумевало, что если я его получил, она, вероятно, была мертва, но я просто не мог принять это.
А что до того, чтобы двигаться дальше, то мне было не до этого. Вместо этого я жил и зацикливался, мечтал и фантазировал.
Я начал писать о ней все.
Я не хотел ничего о ней забывать. Ни одной крошечной детали.
Цвет ее волос. Глубину ее глаз. Форму ее челюсти. Как ее губы формировали слова с таким выражением.
Она слушала так, будто заботилась о каждом слове и давала советы не по годам.
Она заставляла меня чувствовать себя живым.
Все изгибы и впадины ее тела были записаны в моем сознании, а теперь и на моем жестком диске.
В каждой лжи было немного правды, и даже если бы мне ее скармливали мельчайшими порциями, я хотел, чтобы мне нужно было помнить настоящую Ирис.
Я поставил машину на стоянку и заглушил ее, посидел какое-то время, собираясь с силами, чтобы выбраться.
Я разгрузил машину. Два маленьких чемодана, очень аккуратных, как и все в моей жизни.
Теперь это было притворством, но я потратил много времени, чтобы привести свою жизнь в порядок.
В моем сознании, однако, царил хаос.
Перед тем, как навестить родителей, я привык составлять изнурительный распорядок дня для себя, без минуты простоя, и даже во время путешествий он никогда не прекращался. Мне нужно было всегда возвращаться сразу к нему.
Если бы я позволил себе потакать своим чувствам, я бы лег в постель и никогда не встал.
Я вошел в дом через прачечную. Затем направился прямо в свою спальню, но был остановлен на шагу в гостиную.
У меня была компания.
Нежелательная компания.
— Ты, — выдохнул я, чемоданы выпали из обеих рук и ударились о пол с двумя громкими, эхом ударами.
— Я, — согласился он.
Ублюдок из Ягуара.
В моем доме.
— Как ты сюда проник?
Он улыбнулся менее чем дружелюбной улыбкой.
— Это действительно вопрос, который ты хочешь мне задать?
Мне казалось, что мою грудь сжала сильно чья-то рука.
— Что с ней случилось?
Его рот горько скривился.
— Тебе вообще не все равно?
Я дрожал, так сильно хотелось мне его ударить.
Этот человек, ответственный за пропажу моей Ирис? Что он с ней сделал?
Я изо всех сил старался сдержать свой гнев.
— Да. Да, мне не все равно. — Я тяжело сглотнул, пытаясь вытеснить следующую часть. — Пожалуйста, я тебя умоляю. Расскажи мне, что с ней случилось.
Он покачал головой.
— Я не могу этого сделать, — сказал он, и тут я потерял контроль, атаковав его там, где он сидел, мой кулак дважды ударил его в живот, прежде чем он успел среагировать.
Теоретически я знал, как сражаться, но я никогда не использовал эти навыки всерьез в реальной жизни.
По-настоящему было намного труднее, и этот ублюдок, очевидно, знал, что делал.
Он двигался так быстро, что я оказался в ловушке, прежде чем понял, что он движется. Я снова и снова сильно ударил его локтем, ярость придала мне силы и неспособность почувствовать нанесенный мне удар.
Он сжимал мою шею все сильнее и сильнее, пока я не почувствовал, как мое зрение затуманивается, а мои конечности расслабляются.
— Думаешь, это поможет ей? — прорычал он мне в ухо. — Ты думаешь, борьба со мной приблизит тебя хоть на шаг к выяснению того, что с ней случилось?
Я покачал головой и попробовал вырваться из его хватки. Наконец, столкнувшись с локтем об пах, он выпустил меня с проклятием.
— Ты сказал, помочь ей? — я ахнул, отшатываясь.
Я быстро ухватился за эту часть.
— Она в порядке? Она… жива?
Он покачал головой, и мне потребовалось все, чтобы удержаться от нападения на него снова.
— Я ничего не могу тебе сказать. Я должен тебе показать. Если она тебе действительно небезразлична, ты пойдешь со мной без всяких вопросов.
Я не колебался.
— Отлично. Пойдем.
— Оставь свой телефон. Я поведу.
Я вытащил телефон из кармана и бросил его на диван.
— Где твоя машина?
— Сразу за воротами. Ты сядешь сзади. Нельзя, чтобы ты видел, куда мы едем. И сначала мне нужно тебя обыскать.
Я позволил это ему, подняв руки, и думая о том, как хорошо будут выглядеть мои руки на его шее.
Он выпрямился передо мной, когда закончил, и усмехнулся, хотя его светлые глаза остались холодными. Ублюдку нравилась моя антипатия. Он был молод, лет двадцати пяти, если я не ошибаюсь, но что-то в его глазах подсказывало мне, что он видел и делал то, о чем я когда-либо писал.
