Ублюдок был высоким, может быть, на дюйм выше меня. И больше, чем я думал, мускулистый и широкоплечий. Наверное, на пятнадцать фунтов перевесил меня.
Я действительно ненавидел это.
Это была небольшая прогулка, и, когда я последовал за ним, глядя на его спину тусклыми глазами, я не мог не ткнуть его.
— Ты же знаешь, что она меня любит, верно? Я не знаю, что у тебя с ней, но она хочет меня. Она принадлежит мне. Я заклеймил каждый сантиметр ее тела.
Он не сказал ни слова, просто развернулся и ударил меня кулаком в челюсть.
Я отшатнулся, но оправился, злобно направив левый хук прямо в его зубы.
Он пригнулся, и я попал ему в правый висок.
— Заткнись, черт возьми! — взревел он, светлые волосы упали на его безумные глаза, он сжал кулаки, и выглядел так, будто снова хотел напасть на меня. — Если ты снова так о ней заговоришь, я тебя прикончу, понимаешь? И я, черт возьми, не дам тебе никаких ответов.
Я ничего не сказал, просто кивнул, чтобы он продолжал идти.
У меня не было ни единого цивилизованного слова, чтобы сказать ему, так что лучше было промолчать.
У меня было много опасений по поводу того, чтобы сесть в фургон без окон, управляемый ненавидящим меня человеком, но я едва остановился перед тем, как сесть в него.
Я знал, что, возможно, это была самая глупая вещь, которую я когда-либо делал, но какой у меня был выбор?
Если у меня был шанс узнать, что с ней случилось, я должен был им воспользоваться.
На пассажирском месте не было даже сиденья, оно было полностью загорожено от кабины водителя.
По сути, я вошел в движущуюся клетку.
Он начал ехать, когда я сел. Он был маньяком-водителем, который входил в повороты с такой силой, что заставлял меня скользить по полу, ускоряясь так быстро, что я врезался в заднюю дверь.
И это была не короткая поездка.
У меня не было возможности отслеживать время, но, должно быть, прошли часы, прежде чем он начал замедляться, затем резко повернул и остановился.
У меня было достаточно времени, чтобы пожалеть, что я надел костюм, чтобы уехать из дома родителей. Но у них это было привычкой. Никаких джинсов для Мастеров, нет. И всякий раз, когда я шел домой, мне приходилось притворяться одним из них, хотя на самом деле я проводил большую часть своего времени в поту перед ноутбуком.
Я развязал и, наконец, снял галстук, расстегнул три верхние пуговицы моей белой классической рубашки и снял темно-серый пиджак.
— Как долго мы ехали? — спросил я, когда он открыл заднюю дверь и уставился на меня.
— Я не собираюсь тебе отвечать, и даже не пытайся подсчитать. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Во всяком случае, мы еще не приехали. Это просто остановка.
Он кинул мне бутылку воды.
— Попей.
Я поймал воду. Он снова закрыл дверь.
Было около трех часов дня, когда мы уехали, а солнце уже начинало садиться. Я предположил, что сейчас примерно четыре часа езды.
Прошло еще несколько часов. Много часов.
Все это время мои мысли неслись куда-то.
Я немного поспал, прислонившись к борту фургона, мой пиджак прижимался к виску как самая бесполезная подушка в истории.
Даже во сне мне снилась Ирис.
Куда мы ехали? Невозможно было сказать, но когда я вначале считал повороты, имея некоторое представление о том, где мы находимся, я подумал, что мы направлялись на восток из города.
На мой взгляд, к этому моменту мы были где-то в Юте, но, опять же, это были самые смутные предположения.
Фургон, резко остановился, снова разбудив меня, а когда задние двери открылись, все было в темноте.
Он бросил мне еще одну бутылку воды и протеиновый батончик, сказал мне заткнуться, прежде чем я заговорил, и снова закрыл дверь.
Больше езды. Больше сна. Двери открылись на этот раз в ярком утреннем свете.
— Приведи себя в презентабельный вид. Не хочу, чтобы ты выглядел из-за этого как неряха. После этого повернись и вернись ко мне. Хочешь сделать это, тогда позволь мне завязать тебе глаза. Мне не нужно, чтобы ты видел какие-либо чертовы подробности.
Я провел рукой по волосам, приглаживая их назад, затем принялся за пуговицы на воротнике, наблюдая за ним, чтобы увидеть, серьезно ли он относится к тому, чтобы придать мне презентабельный вид.
— Снова надень галстук и пиджак, — приказал он мне.
Я сделал то, что он сказал, живо представив себе, что все это время причиняю ему телесные повреждения.
Я попятился к нему на коленях.
— Мне нужно в туалет, — сказал я ему.
Он натянул мне на голову тканевый мешок и крепко застегнул наручники на моих запястьях.
— Минута. Если ты не предпочитаешь помочиться на шину, поблизости есть настоящая уборная.
Я надеялся, что он имел в виду буквально эту мелкую часть.
По логике вещей, я знал, что мне следует волноваться, и в некоторой степени волновался. Но чувство, которое управляло мной в тот момент, было предвкушением, потому что, наконец, я получил несколько ответов, и это было намного сильнее, чем любое беспокойство, которое я чувствовал за себя.
Что меня здесь ждало? Что я узнаю, и смогу ли я жить с ответами? И, если случилось самое худшее, действительно ли я хотел знать?
Он схватил меня за плечо и повел по гравию на тротуар, от солнца в тень.
Я слышал, как он вставляет ключ в замок, а затем он рявкнул, чтобы я вошел внутрь.
— Иди в ванную, а потом оставайся на месте. Сделаешь шаг из этой комнаты, и пожалеешь об этом.
Он расстегнул мои наручники, и я услышал, как за мной захлопнулась дверь.
Я снял сумку с головы, оглядываясь по сторонам.
Это был старый гостиничный номер. Я направился прямо в ванную комнату, использовал ее и исследовал, выглядывая в окно, которое было покрыто инеем и, очевидно, заперто на засов.
Вся установка была до крайности жуткой. Как раз из тех мест, куда тебя отвозят, чтобы прикончить.
Я проверил свою внешность в зеркало и подумал, что у меня неплохо получилось, учитывая все обстоятельства. Костюм лишь слегка помялся, волосы растрепаны, но не более, чем обычно. Глаза лишь слегка налиты кровью, но не так уж и страшно. Небольшой синяк на челюсти, но ничего.
В комнате не было телефона, но был будильник, показывающий десять минут восьмого.
Между двумя двуспальными кроватями стоял старинный телевизор, и, подождав тридцать минут, я включил его. Оказалось, что у него действительно хороший набор каналов.
Я закончил смотреть одно из реалити-шоу, которое любила Ирис. Оно называлось «Моя большая цыганская свадьба», и это было ужасно.
К сожалению, то, как плохо это звучало, заставило меня еще больше по ней скучать.
Примерно через час после того, как меня оставили в комнате, дверь открылась. Этот светловолосый сукин сын просунул голову внутрь с обычным взглядом.
— Выключи это дерьмо, — прорычал он и снова закрыл дверь.
Не прошло и минуты, как я услышал его слабый голос снаружи снова, хотя, судя по его ровному, не враждебному тону, он явно не разговаривал со мной.
— Привез тебе кое-что, — произнес он.
Последовала долгая пауза, затем мягко ответил более тихий, слабый голос.
Что-то в этом голосе заставляло меня встать, дыхание стало прерывистым, сердце колотилось в груди.
— Иди внутрь и посмотри, — ответил ублюдок.
Я смотрел на дверь, напрягшись в ожидании.
Руки липкие и трясутся.
Наконец, к счастью, дверь открылась. Она медленно заскрипела, открываясь шире, и зрелище, которое наполнило комнату, чуть не поставило меня на колени.
— Ирис, — выдохнул я.
Там стояла Ирис.
Она выглядела иначе.
На ней были серые спортивные штаны и очки в толстой оправе, ее светлые волосы были заплетены в косу на набок и спадали ей на плечо. Ее лицо было чистым от макияжа и таким же красивым, как всегда.
На вид ей было лет пятнадцать, в такой одежде. Это было тревожное событие, но оно было полностью омрачено взрывом чистой радости в моей груди при виде ее.
