спешат разодетые девушки. Что-то щебечут. "Подданные" Эдуарда. Его дамы лёгкого поведения. Самые дорогие эскортницы города.
Сафонов усмехается, отмахивается от них как от назойливых мух и дёргает дверь моего номера. Заперта.
Он разворачивается и вынимает сотовый из кармана брюк. Что-то говорит в трубку, не обращая внимания на красотку, виснущую на его локте.
— Он приказал тебя искать, — говорит мне на ухо муж. — Чтобы сделать своей подстилкой. В отместку за то, что я…
Эти слова почему-то очень меня пугают. Я не сомневаюсь в том, что Эдуард холодное чудовище под личной симпатичного человека.
Он мог навредить Сафонову, не раздумывая.
Но от того, что может сделать со мной олигарх, волосы встают дыбом.
Киваю. Муж выпускает меня и мы вместе бежим по лестнице вниз.
Пролёт, ещё пролёт и вот мы уже у двери. Я замираю муж набирает код. И я замираю.
Я между двумя огнями. Вправо позор, влево — почти что тюрьма, а между этим мой сын.
Эдуард хватает меня за руку и распахивает дверь.
Навстречу шагает тёмная фигура. Свет уличных фонарей лишь очерчивает широкие плечи.
Следом я слышу запах, от которого разом сладко и дурно.
Муж падает на пол.
Отступаю на шаг и он протискивается в проем.
Сафонов.
— Ненавижу, когда меня обманывают, — он потирает руку. — Надеюсь, хотя бы в этом ты не была замешана.
Я так растеряна, что думаю только о том, почему Сафонов не задействовал секьюрити. Но вскоре нахожу ответ в его кривящихся губах.
Олигарх ненавидит Эдуарда. Он приехал лично ему навалять.
Я могла бы радоваться, если бы не понимала…
Сафонов делает ещё один шаг в мою сторону.
— Твой муж пообещал мне ночь с тобой.
Я молча смотрю на то как Эдуард катается по полу, зажимая нос, а Сафонов размазывает его кровь по костяшкам пальцев.
Эдуард смотрит поверх прижатых к лицу ладоней.
— Куда собрался? — звучит насмешливый голос олигарха.
Сафонов рядом с моим мужем сейчас выглядит как великан.
Олигарх прислоняется к дверному косяку, и я отмечаю, как плотно сидит на его плечах костюм. Да. Этому мужчине я точно не смогу сопротивляться.
Поговаривают, когда Сафонова выставил из дома отец, он не нашел ничего лучше, чем прибиться к криминалу. И весьма, судя по всему, в этом преуспел.
Замашки у него до сих пор бандитские.
— Условия сделки остаются неизменными, — Сафонов встает в полоборота и лампы, укрепленные над пожарным выходом, подсвечивают его хищный профиль.
Я чувствую, как сердце начинает чаще биться в груди. Мне это ясно как божий день: про Валерия Сафонова не врали. Он действительно берет все, что хочет и делает так, как считает нужным.
Вздергиваю подбородок. Не знаю как, но я намерена ответить отказом. Я заставлю его запомнить, что Эльвира Айдарова не пойдет на такое никогда. Эдуард не смог из меня выбить покорности за четыре года.
— Но… — бросаю взгляд на мужа и кажется понимаю то, о чем он хочет сказать — о пожарном выходе обычно никто из гостей не знает.
Сафонов хлопает себя по карману, где, как я видела, у него лежит телефон.
— Ты очевидно считаешь себя слишком умным, — с этими словами он наклоняется, единым движением хватает мужа за полы пиджака и ставит Эдуарда на ноги. Прямо к стене.
Вот это сила! Недаром одно-единственное прикосновение Сафонова напомнило мне о наручниках.
Эдуард пытается что-то говорить. Я вижу, что у него разбит не только нос, но и верхняя губа.
— Я… Она…
Чуть отступаю и приглядываюсь к Сафонову. Интересно, что будет, если сказать правду?
Но хищная улыбка олигарха убеждает: сейчас он видит в муже только врага, а я ведь для него тоже плохая. Сафонов не пощадит меня, не станет спасать сына.
— Она больна! — наконец выдыхает Эдуард.
Оборачиваюсь к мужу и отмечаю как сильно он побледнел. Слизняк. Стоило ему только столкнуться с настоящей силой, как он разом растерял весь свой облик зверя.
Теперь мне становится еще более неприятно от того, что я жила с ним. Ведь муж меня сейчас позорит.
— Интересно, ради чего ты решился рискнуть шкурой? — Сафонов с вызовом смотрит.
— Живот… у нее… мало ли аппендицит… а?
Сафонов толкает мужа к стене, оборачивается, и я снова встречаюсь с его бесстыжим, раздевающим взглядом. От олигарха тянет нотками одеколона, смешанными с запахом сильного мужского тела.
Не знаю, почему он на меня так действует, но ноги немного начинают подкашиваться.
— Не выглядит больной, — вдруг отмечает он.
— А вы доктор? — не остаюсь в долгу.
Сафонов снова смотрит мне в декольте, а я ощущаю как к лицу приливает кровь.
Может, это то самое подходящее время для пощечины?
— Справедливо, — выдает олигарх. — У меня есть доктор как раз для таких случаев.
Он оборачивается и делает знак кому-то.
Теперь мои глаза уже привыкли к темноте и я вижу, что на улице сгрудились секьюрити. Да что же Сафонов за человек такой, что всюду таскает за собой целый отряд охраны?
И тут мой взгляд неожиданно падает на его шею — на кожу падает свет фонаря, пока Сафонов смотрит на улицу.
Сначала я вижу это, а потом два хорошо затянувшихся рубца чуть пониже ключицы. Это шрамы. Школьницей я работала волонтером при больнице — могу такое понять.
Олигарх оборачивается и замечает меня.
Предпочитаю потупиться, но уже понимаю, что взгляд у меня вышел слишком интимный.
Я чувствую, что щеки опять покрываются краской. Ты же замужняя женщина, Эльвира! Глазеть на мужчин, тем более таких, в моем положении неправильно.
Сафонов усмехается и поправляет воротник.
— Я думал, что умру тогда, — бросает он и разворачивается, делает кому-то знак.
А тем временем подаюсь следом, я хотела бы услышать ответ, что это было: разгульная жизнь или же рука моего мужа?
— И я очень благодарен докторам, — говорит олигарх. — Осталась возможность отомстить врагам.
Я выдыхаю. Да он помешан на мести!
Сафонов оборачивается ко мне, должно быть, заметив, что я замешкалась, хватает под локоть.
— Эй, Дима! — обращается к охраннику. — Пальто!
Стою у самого выхода и только тут понимаю: у меня вырывается облачко пара изо рта. Я не была на улице наверное месяц, с тех пор как муж забрал сына, у меня пропала необходимость где-либо бывать. Частично из-за угроз Эдуарда, частично потому что было уже все равно.
Мой дом и офис все это разом доставшийся мне в наследство отель.
Теперь я вижу как сильно за это время изменилась погода. Я думала только про сына и даже не отметила того, что листья облетели.
Дождь хлещет
