Пипец!
Сейчас разрыдаюсь с горя.
Прикусываю губу, чтобы не выдать мысли в слух, иначе поругаемся, и молча достаю все, что необходимо.
– Маш, чего глухую-то разыгрываешь? Слышишь, что говорю? – не угоманивается Вадим.
– Слышу, но готовить не буду, – озвучиваю свое решение, развернувшись к разошедшемуся мужчине.
Ну надо же как Кравцова взъел отказ, даже про обожаемый футбол забыл! Когда бы такое было?
Хоть красным фломастером дату на календаре обводи.
– Ну ты же себе ужин готовить будешь? – решает задавить меня аргументами Вадим. – Так и нам заодно.
Вот только зря старается. Я скорее на диету сяду, чем стану теперь готовить. Терпеть не могу, когда меня на публику отчитывают. Еще и по фиг пойми какому поводу.
– Неа, чай только попью, – выдаю с улыбкой, от которой уже скулы сводит, и ухожу в ванную.
В последние недели Вадим зачастил вот с такими посиделками. То друзья с работы, то друзья со школы, то сокурсники, то хорошие клиенты.
Господи, когда они уже кончатся?
Я дома не чувствую себя хозяйкой, не могу расслабиться и заняться тем, что хочу я, потому что практически всегда делаю, что хочет Вадим.
А сегодня всё. Батарейки сели, электричество кончилось и мое желание прогибаться тоже где-то потерялось.
Баста!
Хочет есть – пусть идет и готовит. Хоть сам, хоть на пару с Мельниковым. Вон, как в битве поваров. Мне не жалко.
Главное, от меня пусть отстанут.
Повозмущавшись и мысленно проговорив все свои претензии, выдыхаю и выхожу из ванной, чтобы сразу упереться носом в широкую грудь Кравцова.
– Значит, ты моих друзей не уважаешь? – выдает пьяное чудо, нависая сверху.
И, судя по внешнему виду, плохой устойчивости на ногах и сильно заплетающемуся языку, за пятнадцать минут он успел приговорить еще как минимум бутылку.
– Вадим, отстань от меня, пожалуйста, – решаю прекратить намечающуюся ссору, ну, что с пьяного дурака взять? – пришел с другом, вот и иди, отдыхай с другом. И я тоже хочу отдохнуть.
– От чего отдохнуть? – летит ехидное в ответ. – От того, что на жопе весь день сидишь? Где ты устала? Задницей перед мужиками крутить?
Кравцов распаляется все больше, и я не придумываю ничего лучше, чем шмыгнуть в ванную и запереть за собой дверь.
– А-ну открой! – летит бешеный вопль, а следом раздаются два удара кулаком по деревянному полотну. – Кому сказал?!
Слава богу, дверь из цельного дерева, а не картонная, как теперь любят ставить.
Опускаюсь на пол и, прислонившись затылком к стене, прикрываю глаза.
Отдохнула в субботу, нечего сказать.
***
Ужасно хочется принять душ. По-хорошему, я бы и в ванну часа на два занырнула, раз мне такую шикарную возможность предоставили, но боязно.
Вдруг Вадим опять про котлеты вспомнит и все-таки придет выламывать дверь? А тут я, голая и без еды.
Нет уж, перетерплю. Хотя…
Да гори оно всё.
Мало того, что голодная, так еще и немытой оставаться?
Ни за что.
Перевешиваю раскрытое на всякий случай полотенце на перекладину, прислушиваюсь к нестройным воплям Кравцова с Мельниковым, убеждаюсь, что те вновь увлеклись матчем и во всю чихвостят «кривоногих» футболистов, и потихоньку начинаю раздеваться.
Под лейку заскакиваю, чувствуя себя зайцем в стане волков. Даже воду не особо регулирую, главное, чтоб не ледяная и не кипяток, остальное – стерпится.
Дожила.
В собственной квартире дергаюсь больше, чем на госэкзаменах в университете.
Нет уж, фиговая это практика, и пора ее исправлять, расставляя приоритеты.
Еще неизвестно, на что Вадим сподобится, когда до состояния полного нестояния дойдет. А вдруг до рукоприкладства?
Агрессию он проявил впервые, не отрицаю, но звоночек-то тревожный. И сильно. Повторения не хотелось бы, однозначно, потому как не понравилось.
Я на сто процентов не из тех женщин, которые веруют, что «раз бьет, значит, любит». По мне, раз бьет, значит статьи 111, 112, 115 и 116 УК РФ, и ни шагу в сторону. Быть грушей для мудака желания нет.
Как по мне, нормальный мужик самоутверждаться за бабий счет не станет. Ему это даже в голову не придет.
Вода помогает снять напряжение, и борт ванны перешагиваю уже вполне успокоившись. Переодеваюсь в спортивный костюм и, осмотревшись, вновь усаживаюсь на пол. Он теплый, да и забираться на стиральную машину, где скопилась всякая мелочевка, которую еще придется расставлять по полкам, лень.
Шестидневная рабочая неделя и неожиданная встреча, выбившая из колеи похлеще вечернего выступления Кравцова, дают о себе знать. Тело просит отдыха, вот только в маленьком помещении ноги особо не вытянешь.
Сгибаю колени и, сложив руки на груди, облокачиваюсь на запертую дверь. Негромкое гудение вентилятора на вытяжке действует получше гипноза, и я сама не замечаю, как мысли перескакивают в прошлое.
В спорткомитет при администрации я устроилась сразу после университета, где, кстати, училась на юриста, на должность младшего специалиста из разряда «подай-принеси».
Да и как устроилась, по знакомству.
Мамуля договорилась. Она у меня дама пробивная. Умеет налаживать нужные связи. Вот так в двадцать один год я стала «крутой леди».
Смешно вспоминать, но я действительно чувствовала себя умницей, особенно, когда спустя десять месяцев занимаемую мною должность сократили, а меня нет. Перевели доп-единицей в отдел Соколова, как ценный резерв, которым нельзя разбрасываться.
Ух, как же я в те времена понервничала на пару с мамой. Зато батька не унывал, посмеивался в усы и всё твердил:
– Не ссы, Марусь, если что, тебя Палыч к своей Люське в салон устроит. Будете ногти с ней на пару делать. Она, Палыч говорит, бабки лопатой гребет за свои художества.
– Юристка ногти делать? Обалдел? Дима, иди на диван и не отсвечивай, – взвивалась бешеной кошкой маман и выгоняла отца в гостиную.
А я улыбалась и продолжала работать. Да и сейчас тружусь все там же.
С Соколовым рабочие отношения сложились сразу и вполне прекрасные. Я с полуслова понимала, что он хочет получить и выполняла, а он никогда не выпячивал свой статус начальника, отчитывал за косяки пусть редко, но всегда наедине, зато на планерках неизменно хвалил, да и прикрывал постоянно, если умудрялась проспать или нужно было свинтить к врачу или по делам.
Классный мужик, и семьянин, каких мало. За шесть лет совместной работы успела перезнакомиться и с женой Людочкой, и с Пашкой, старшим сыном, и с Витьком, младшим.
К работе на соревнованиях Егор Саныч стал привлекать меня не сразу. Только года через полтора, когда уволилась Светлана. Вначале занималась лишь списками, положениями, приказами и прочей бумажной волокитой, в которой разбиралась. Потом стала ходить на те мероприятия, куда не получалось у Нины, сменившей Светлану.
Но это было редкостью, что, несомненно, радовало. В отличие от меня, Ниночка к боксу питала весьма теплые чувства, если не сказать больше. Или, скорее, к боксерам. По этим фактурным мальчикам у нас почти половина девчонок в городе вздыхала и до сих пор вздыхает, мечтая обратить на себя внимание.
– О смотри, боксеры идут, – не раз слышала, проходя мимо стаек красоток, подмечающих объекты обожания почти за километр.
– Оооо-мааай-гоооот, какие они классные, – неслось ото всюду.
Я же закатывала глаза и лишь усмехалась, потому что, как бы Саныч ни старался продвигать в молодежные массы футбол и баскетбол, поднять популярность этих видов спорта до уровня бокса не получалось.
Футболистов, как и прежде, считали кривоногими, а баскетболистов – долговязыми переростками.
Султанова и двух его друзей, Чернова и Тищенко, я знала лишь по документам, как и еще порядка двадцати-тридцати спортсменов, которых из раза в раз вносила с списки участников мероприятий различного уровня.
Хотя, нет, Чернова немного знала в лицо. Помнила по школе. Он учился старше на пару-тройку лет, но, кажется, ушел после девятого класса. Просто все время где-то мелькал на периферии, а потом раз, и пропал.
