— Ненависть — это не конструктивное чувство, Мира. — звучит в моей голове голосом Нюры.
Присаживаюсь на лавочку, набираю бабэну.
— Анна Сергеевна слушает. — отвечает очень строго.
Меня всегда улыбает эта её фразочка.
— Привет, ба, это я.
— Здравствуй, Мирослава.
— Как у тебя дела? Как здоровье? Какие новости в деревне? — накидываю темы потрещать, пинаю камушки.
— Всё хорошо. Я здорова. И не собираю сплетни, Мира. — Как всегда, отбривает Нюра.
Молчим. Странное дело, она меня вырастила. У меня никого нет ближе неё. Но говорить нам всегда не о чем.
— А я Ёлку потеряла. Форточку забыла закрыть. — жалуюсь.
— Вернётся. Она столько ест, что кроме тебя, её никто не прокормит.
Снова улыбаюсь. Как всегда, чётко и по делу.
— Ты в Москве?
Не пронесло, надеялась, не спросит.
— Да, ба, я в Москве.
— Зачем, Мира? — в голосе Нюры появляются стальные нотки.
Она догадывается про мою связь с Семёновым, но подробностей не знает. Её бы удар хватил, расскажи я ей всё.
— Я тут по работе, ба.
Это же правда, почти.
— Даня, твою работу зовут? Тебе не надоело унижаться?
Я молчу, противно. Потому что Нюра права. Но она никогда не спрашивала так в лоб, всегда обтекаемо, но с неизменным осуждением. А сейчас вот прям так бах, как удар под дых.
— Не надо, ба, давай не будем об этом.
Зажмуриваюсь, как жалко я звучу.
— Он женится через месяц! После свадьбы тоже будешь к нему «работать» ездить? — шипит бабэна. — Позор на мою седую голову. Не такой я тебя растила! Бабка его Надежда вчера на «пяточке» приглашениями хвасталась. Белые с золотым тиснением, красивые. Всё некогда мне! А ты подумай, стоит оно того? Жизнь себе ломать из-за мужика?!
Скинула. Женится? Я сижу в таком шоке, что не могу шелохнуться. Я бы решила, что это шутка, но Нюра слишком серьёзная и не собирает сплетни. Она никогда ничем со мной не делится, а если делиться, значит, инфа стопроцентная.
Семёнов женится. По голым ногам бегут мурахи, дальше по шее куда-то в волосы, противно. Ёжусь, чешу затылок.
Даня женится. Всё к этому и шло. В последнее время мы практически перестали видеться, последний секс был полгода назад. Всё правильно, пусть женится. Должны же мы развязаться когда-нибудь? Сколько можно? Но почему-то это неожиданно больно.
Я практически никогда не плачу. Нюра учила, что слезами, горю не поможешь, и смысла реветь нет. Даже в детстве редко плакала, но сейчас реву. Тихо не получается. И на меня начинают оборачиваться мамочки с колясками. Как стыдно.
Вскакиваю, мне хочется спрятаться. Но я не понимаю где? В этом городе я словно без кожи. Везде мне плохо и нигде нет места. Нащупываю в кармане ключи от квартиры. Где ещё я смогу прореветься? Объесться шоколадом и проблеваться так, чтоб меня никто не видел? Забегаю в подъезд, двери лифта почти закрываются, но я успеваю заскочить.
Из носа течёт, всхлипываю, вытираясь рукой. Тычу пальцем в кнопку этажа, рядом кто-то тоже нажимает четвёрку. Поднимаю глаза, на меня в упор пялится вчерашний полиглот. Выглядит шокированным. Представляю, как я выгляжу. Да по фигу.
Лифт останавливается на этаже. Вылетаю из кабины как ужаленная.
— Мира! — зовёт меня франт.
Да отстань ты от меня! Херово мне, не до тебя!
Отпираю квартиру, захлопываю прямо пред носом парня. Сползаю по стене и вою.
Ну, почему всё так плохо? Ёлка сбежала, Семёнов женится, денег вечно нет, у Риты скоро годовщина. И с ней снова, будет творится ад, я боюсь этой даты не меньше её. Потому что лекарства от смерти нет! И я очень боюсь её потерять, единственную настоящую подругу, родную душу.
Реву в голос, тушь щиплет глаза, зрение замыливается, вытираюсь своей футболкой. В дверь звонят. Ну, кого там ещё принесло?
На пороге стоит франт с моей кошкой в руках. От удивления замолкаю, всхлипнув, начинаю икать.
— Я тут во дворе встретил твою Берёзку! В квартире запер, пока в банк ходил,— показывает на дверь напротив моей. — Убежала, наверное? — натянуто улыбается вчерашний знакомец.
— Ёлку!
Вытягиваю кошку у него из рук. Она неожиданно протестует, цепляется и сильно царапает его за шею.
Он дёргается, закрывает кадык ладонью. На пальцах кровь.
Да что за день такой?
Прячусь за дверью, глубоко дышу, уткнувшись в тёплый кошачий бок.
Ёлка осуждающе закатывает глаза. Конечно, я неправа, что так резко её дёрнула, и она поцарапала этого парня.
Он её нашёл, вернул, ещё и пострадал за это. Ну, получилось так! Что мне теперь сделать-то? Извиниться?
Визуалы можно посмотреть в моей группе в ВК.
Глава 4.
Михаил
Просыпаюсь потому, что хочу есть. В животе урчит так громко, как кошка Миры вчера. Не кошка, а паровоз. Вообще-то, я равнодушен к животным, но этот меховой рупор вчера меня улыбнул.
Лежу на спине, рассматриваю трещины на потолке. И квартира с таким ремонтом стоит тридцать пять тысяч в месяц. Удивительная страна. Меня давно достали съёмные квартиры, хочется уже своего угла. Чтоб ощущение дома было, а не ночлежки. Знать бы ещё в какой стране мой дом.
В дверь звонят. На часах полдвенадцатого знатно я выспался. Влезаю в шорты, босиком шлёпаю к двери.
На пороге вчерашняя борзота. Сегодня, слава богу, без кошки.
— Доброе утро, а я тебе тут шарлотку принесла к завтраку. — трещит.— Спасибо тебе, за кошку.
— Привет. — хриплю спросонья, — Эм, пожалуйста, как там Берёзка? — машинально касаюсь шеи, царапина пощипывает, не обработал вчера.
— Ёлка. — поправляет меня девчонка, — Чёрт, у тебя царапина воспалилась. Мой косяк, зря я её вчера так дёрнула. Извини, я вчера была слегка не в себе.
Я заметил, просто это сложно было не заметить. Она же ревела, так что меня мурашами обсыпало, я ещё минут пять стоял у закрытой двери, не понимая, что мне делать.
— Принимается. Отдашь мне пирог? — протягиваю руки, пахнет очень вкусно. Мой желудок снова громко урчит.
— Фак, извини, я не ел ещё.
Девчонка неожиданно весело смеётся. Заливисто, искренне. Я даже залипаю на секунду, такая она открытая сейчас. Отдаёт мне тарелку. Ароматная шарлотка посыпана пудрой и украшена малиной. Выглядит очень аппетитно.
Отступаю в сторону, взмахиваю рукой, приглашая зайти.
Она проходит, осматривается.
— Ничего себе какое ретро. — тянет девица, рассматривая обои в цветочек.
— Я не привередливый. — снял первое, что попалось.
Это правда, мне приходилось жить и в худших условиях.
— Позавтракаешь со мной?
Иду на кухню, моя соседка семенит рядом.
— Чаю выпью. Тебя как зовут-то?
Соседка приземляется попой на подоконник.
— Михаил. Тут два стула. — киваю на табуретки.
— Ага, Миша значит. А я Мирослава. — ёрзает, устраиваясь удобней.
Утреннее солнце светит ей в спину. Рассматриваю. Сегодня её красные волосы собраны в две улитки на макушке. Жёлтый сарафан, кеды. На шее крестик, смарт-часы на левой. Кожа чистая без татуировок. Но я почему-то уверен, что у неё есть татушка. Хоть одна, но должна быть.
— Красивое имя Мирослава.
Лезу в холодильник, достаю продукты для омлета. Наливаю чайник. На столе миска с фруктами. Мирослава тянется, берёт мандарин, ещё два. Перекатывает в ладони.
— Твоё тоже ничего. У тебя акцент ты не местный?
Жарю омлет, режу зелень.
— Как сказать я родился в России, в пять лет переехал в Америку.
— Твоя семья переехала?
Вздыхаю. Нет, моя семья меня кинула. Зачем я вообще объясняю? Я её знаю сутки, и то не знаю.
Оборачиваюсь, залипаю, моя челюсть буквально падает на пол. Потому что Мирослава стоит у стола и жонглирует мандаринами.
Для меня это суперспособность, всегда мечтал научиться, но так и не смог.
Заметив, моё восхищение эта позёрка добавляет ещё пару мандаринов и устраивает настоящее шоу. Вставая то на одну, то на другую ногу.
