с ее щеки.
Я протянул руку и смахнул влагу.
– Кто это сделал? – повторил я более мягко, хотя ярость все еще кипела во мне.
Диана подняла на меня взгляд.
– Мой отец, – прошептала она.
Твою мать.
– Ди, нужно что-то с этим делать. Мама знает? Надо это прекратить.
– Остановись, ты обещал никому не говорить, – она протянула руки и сжала мои бицепсы. – Мама знает, она тоже не гнушается рукоприкладством. Если хоть кто-то из взрослых прознает, меня отправят в детдом! Ты должен молчать, умоляю.
Я смотрел в ее огромные зеленые глаза и пытался придумать, что сделать, чтобы это прекратить.
– Я хочу поговорить с твоими родителями.
– Нет, это исключено, – категорично ответила она. – Ты просто забудешь о том, что видел. Я окончу школу и вырвусь из-под их гнета. Конец истории.
– И еще 2 года терпеть побои? Это твой выбор?
– У меня нет выбора, Саш.
Ее обреченный голос разбил мне сердце. Я знал ее всего сутки, но она уже глубоко проникла мне под кожу.
Я нежно обнял и прижал ее голову к своей груди.
– Мы что-нибудь придумаем, мелкая, обещаю.
– Не называй меня так. Это бесит, – глухо сказала она в мою грудь.
Я усмехнулся.
– Ну, ты ведь совсем маленькая, как мне еще тебя называть?
– По имени.
– Буду называть тебя малышка, – я уткнулся носом в ее макушку и почувствовал запах сигаретного дыма. – У тебя ведь нет аллергии на табак?
– Нет, – выдохнула она. – Просто ненавижу этот запах. Казалось бы, что он уже должен был въесться в мои ноздри и поры, но нет, я все еще реагирую, если чувствую его. Кстати, – она сделала глубокий вдох в мою кофту, – от тебя пахнет порошком и жвачкой, но не сигаретами.
– Да. Я же обещал бросить курить, вот и держусь.
Она выпуталась из моих объятий.
– Это похвально. Спасибо за поддержку, но на этом мы закончим наш сентиментальный момент. Извини, что разрыдалась.
– Никогда не извиняйся за свои слезы. Скажи… – я осекся, – твой отец, он… ну, он только бьет тебя или… – я не знал, как можно закончить это предложение так, чтобы это было аккуратно и корректно.
Диана поняла, о чем я.
– Только бьет. И тебе действительно нужно забыть об этом.
– Да как я могу об этом забыть?! – снова взорвался я. – У тебя такие синяки и это только то, что я увидел, а что там, – я указал на ее тело, – остается страшной загадкой. Твою мать, ты такая крошечная, что он может убить тебя одним ударом в какой-то момент.
– Тс-с, – шикнула она, оглядываясь по сторонам, – незачем так орать. Со мной все будет в порядке. Я живу с этим почти все свою жизнь, проживу и еще.
– Меня, блять, поражает с каким спокойствием ты это заявляешь. Сегодня после школы я иду с тобой и разговариваю с твоей семьей.
– НЕТ! – яростно выплюнула она. – Оставь меня в покое. Ты мне не нянька. Если ты увидел мои синяки и секундную слабость, то это не значит, что мне нужна твоя жалость или помощь, ясно?
Я закинул еще одну пластинку в рот, потому что все это утро – охренительный стресс, который мне хочется перекурить.
– Ну, очень жаль, что тебе это не нужно, потому что я все равно это сделаю.
– Упрямый баран, – психанула она и пошла в сторону школы.
***
Все последующее время в школе мы оба были в глубокой задумчивости.
Диана, по всей видимости, думала, как от меня избавиться.
А я думал, что сказать ее родителям-уродам.
Диана постоянно одергивала водолазку на уровне ключиц и морщилась, поэтому на второй перемене я не выдержал, и вытолкав ее в пустую раздевалку для парней, спросил:
– Что у тебя там? – я указал на уровень ключиц.
Она фыркнула.
– Бегу и падаю тебе рассказывать и показывать.
– Я и сам могу посмотреть. Но не хочу причинять тебе еще больше боли, пока мы будем бороться. Что. У. Тебя. Там? – произнес я свой вопрос снова.
Она покраснела от смущения или гнева, я не знаю точно, но все-таки послушалась и оттянула ворот водолазки.
И мне открылась рваная рана на ее ключице. Она частично уже покрылась грубой корочкой, но была относительно свежей.
– Черт побери. Это вообще как?
Я протянул было руку, но остановился.
Что я могу сделать? Полапать ее рану? Идиот.
Диана опустила взгляд в пол.
– Насмотрелся? Доволен? – безэмоционально спросила она.
– Как он это сделал? – пораженно спросил я, игнорируя ее саркастичные вопросы.
– Пряжкой от ремня.
Я сглотнул.
Сам я был нихрена не послушным ребенком, но мама никогда меня и пальцем не тронула, а тут пряжкой от ремня.
– За что?
Она подняла взгляд.
– А разве это важно?
– Мне все важно, что связано с тобой, малышка.
Она выдохнула и призналась.
– За то, что пришла домой без пива.
Твою мать.
Так орущий пьянчуга – это ее отец?
Меня осенила еще одна мысль.
Пока она получала ремнем, я стоял внизу как истукан, абсолютно не подозревая, что с ней происходило внутри.
– Ты хотя бы обрабатывала эту рану? Выглядит хреново.
Она пожала плечами и отпустила ворот.
– У меня дома нет даже пластыря, я просто промыла ее водой.
Я выругался.
– Идем, – я не знал, где на ее теле нет синяков, поэтому аккуратно подтолкнул ее за талию в тренерскую. Там точно есть аптечка.
– Что ты делаешь?! – возмущалась и упиралась она. – А если нас застукают.
– Я закрою дверь на замок. Максимум, что подумают, что мы с тобой целовались тут.
– Физрук может вызвать родителей в школу.
Я закрыл за нами дверь.
– Он мой тренер по футболу. Я с ним договорюсь. Снимай водолазку.
– Ну уж дудки, – она скрестила руки на груди. – Я не буду перед тобой раздеваться.
Я развел руками.
– А какие еще у тебя варианты? Зеркала тут нет, а без него рану тебе не видно. Обещаю не пялиться.
Тут надо было скрестить пальцы, потому что это большая, толстая ложь. Я не смог бы не пялиться на ее тело, даже если бы от этого зависела моя жизнь. В конце концов я подросток с бушующими гормонами. У меня стояк от одних ее ключиц. Но ей об этом знать, конечно же, не обязательно.
– Ладно, – буркнула она и осторожно потянула водолазку наверх.
То, что я увидел, не то что уронило мой стояк, член буквально забился внутрь от увиденного.
На ее теле не было живого места. Каждый участок кожи был всех оттенков желтого, фиолетового и кроваво-красного.
– Твою мать, – выдохнул я,
