умелыми хитрыми действиями кормлю сына. Ничего сложного, лишь театр одного актёра: изображаешь ложкой самолёт, обеспечивая звуковые спецэффекты для привлечения внимания, на подлёте ко рту малыша вовремя сама открываешь рот со звуком «А-а-а-м», а ребёнок рефлекторно повторяет за тобой. И тут остаётся, не мешкая, запихнуть ложку с пюре. Ловкость рук, и никакого мошенничества.
Скармливаю целую баночку. Подаю Ярику поильник с водичкой. Старшие позавтракав убегают играть в детскую.
— Ты волшебница? — Спрашивает Димка, глядя на пустую баночку в моей руке.
Пытается разрядить обстановку? Получается слабо.
Я лишь хмыкаю в ответ.
Кажется, всё, как всегда. Но в воздухе неуловимо что-то изменилось. Уже нет той лёгкости в общении. Нет любви, витающей в атмосфере.
Лишь гнетущее молчание…
Всё через силу…
Муж делает бутерброды с маслом и красной рыбкой для нас обоих. Разливает кофе… в две кружки. Одну ставит передо мной. Раскладывает для нас омлет.
И я не отказываюсь. Глупо в моей ситуации отказываться. Почему-то после предательства мужа меня не мучает совесть. Парадокс. Нет того нежного желания, сделать что-то приятное для любимого человека.
Оно испарилось. Внутри что-то умерло. Слёзы всё выжгли…
Словно опцию «нежность к мужу» отключили…
Есть не хочется. Но из упрямства запихиваю бутерброд и половину омлета, проталкивая их кофе.
Пусть Димка не думает, что из-за него у меня пропал аппетит.
Как только доедаю, собираю грязную посуду со стола и несу к посудомойке.
— Давай поговорим? — Тихо и нерешительно начинает Димыч.
Как же это на него не похоже. Он у меня прирождённый лидер, всегда уверен в себе. И это каждый раз читалось в движениях, голосе, поступках.
Ах, нет… уже не у меня.
Загрузив посуду после завтрака, разворачиваюсь к мужу.
— Давай поговорим. — Давлю его упрёком в глазах. — Какое оправдание своему предательству ты придумал?
Молчит…
— Удивительная у тебя подруга, Настёна. — Неожиданно с сарказмом выплёвывает муж. — С такими друзьями и врагов не надо.
И сейчас я уже не пытаюсь никого оправдать. Как-то резко мне стало всё равно.
— То есть Мила во всём виновата?
— Нет. Просто говорю «повезло» тебе очень с ней. — Выплёвывает Димка.
— Мне и с мужем «повезло», как выяснилось… — Тихо шепчу я.
— А как ты хотела, любимая жена? — Раздражается муж, пытаясь защититься. — Ты же совсем меня забросила. У тебя только дети в голове. Дети, готовка, уборка. А на меня времени не остаётся. Ты хоть помнишь, когда у нас в последний раз был секс? Нет? Я тоже не помню.
Меня в последнее время действительно немного унесло в семейные дела.
Сначала после родов нужно было дождаться, когда заживут разрывы. Потом бессонные ночи с коликами выматывали меня безбожно. И как вишенка на торте — режущиеся зубки пару недель назад.
Неужели так незаметно пролетели эти семь месяцев с рождения нашего младшего?
Ведь во время беременности в нашей интимной жизни запретов не было. Всё было замечательно. Мы с таким трепетом ждали очередного чуда…
И как я должна была вырулить из этой ситуации по-другому? Как? Я не понимаю…
— То есть во всём виновата я? — Хриплю я, сдерживая слёзы из последних сил, которые наполнили глаза, размыв любимый образ.
— Будь всё проклято! Нет! Прости! Я не это хотел сказать.
Мужчина делает шаг ко мне, в попытке привычно приобнять и успокоить, но, видя, как я закрываюсь от него, обняв себя руками, замирает.
— Настён, прости, это не должно было тебя коснуться. Я думал, что справлюсь с ситуацией. Не рассчитал. Мы всё решим, маленькая.
И его слова ножом полосуют моё раненное сердце.
— Как ты собрался это решить? — Предательская слеза всё же стекает по щеке.
— Мы что-нибудь придумаем. Эта женщина ничего для меня не значит. Не плачь, моя хорошая.
Боже, от его слов ещё хуже.
Я бы, возможно, смогла понять, если бы он влюбился без памяти в другую. Возможно… Со временем…
Но когда так… С ничего для него незначащей женщиной…
Это как клеймо бракованной для жены.
— Вот как. А может всё же тебе чего-то не хватало со мной в постели? Мы ведь рано поженились. По залёту. Я тебе досталась совсем девочкой. Наивной неумехой. Ты был и остаёшься моим единственным мужчиной. А с ней по-другому? Она опытнее? Умеет что-то такое, о чём я может и не знаю даже? Чего и представить не могу?
Муж шумно вздыхает. Закрывает глаза, мотая отрицательно головой.
— Но ведь почему-то ты пошёл к ней? Чего тебе со мной стало не хватать? Может мне стоит тоже кого-то найти? Разнообразить свою личную жизнь. Набраться чего-то нового. Ведь я зациклилась на тебе. Больше никого не замечала. Да и когда мне? С тремя детьми. Тут на себя забываешь в зеркало глянуть, не то что на других мужчин внимание обратить. Может в этом наша ошибка?
— Нет! Не смей так говорить!
— А как? — Не выдерживаю. Голос срывается. По щекам стекают слёзы. В груди фонтанирует обида. — Я пытаюсь тебя понять. Но у меня не получается. Как можно предать человека, которого любишь? Или больше не любишь?
Смотрю на него и боюсь услышать ответ. Потому что, если «нет» — это конец!
— Люблю! — Больным взглядом впивается в меня муж. — Больше всего на свете!
— Тогда почему?
— Я оступился. Думал, смогу вырулить на повороте. Но всё пошло юзом… занесло.
— То есть в следующий раз, если мне захочется от горя замутить или развеяться от проблем с кем-то другим, я тоже могу также оправдаться перед тобой?
— Нет!
— Почему?! В чём разница? Ты хоть понимаешь, что своим предательством дал мне «зелёный свет» поступать также, как ты?
— Нет! Ты всё переворачиваешь! Это разные вещи! Ты говоришь об осознанных поступках, а у меня так получилось не специально. Это была ошибка, о которой я очень сожалею. И мне жаль, что ты о ней узнала.
— Ммм… то есть, если бы не Мила, я бы так и оставалась единственной, кто не знает о твоей любовнице?
— Да чёрт же, нет! Нет никакой любовницы! Это было единожды! Сам не знаю, как так получилось. Но я разберусь. А ты не должна была об этом узнать, потому что мне не хотелось сделать тебе больно.
— Я видела вас вчера у ресторана.
Делаю глубокий вдох. Мне тяжело даётся наш разговор. Изнутри всю потряхивает. Мысли путаются.
— Это был деловой ужин. И с нами был мой заместитель. Просто он ушёл чуть раньше, а меня попросил подбросить Марину до дома.
— Марину… Не ври хоть себе, Дим. Слушать противно.
Делаю шаг в сторону выхода, но Димка не позволяет
