хочешь.
— Да.
— Славно, — кивает и резко выходит из комнаты.
Я собираюсь по минимуму. Многое здесь оставить придется. От благовоний и моих ненужных вещей пусть сам избавляется.
У меня выходит рюкзак и туго набитая спортивная сумка.
Выхожу из дома.
Ночь, но светлая… Наверное, от снега. Все кругом белое, свет как будто исходит от самой земли, освещая пространство. Машина рычит мотором.
Мужчина курит на крыльце, привалившись к перилам.
Обхожу его, сжав зубы, и направляюсь к машине.
Спину между лопаток жжет пристальным взглядом мужчины.
— А попрощаться? — прилетает издевательски.
— Чао.
— Ну-ну. Легкой тебе дороги, Белка! — смеется.
Я не понимаю его острого и темного веселья.
Ничего не понимаю, пока…
Пока не перевожу взгляд на колеса машины.
Они спущены.
Все. Не могу поверить своим глазам! Нет, я просто не могу поверить. Было все нормально.
Оббегаю машину кругом, разглядываю.
Порезаны.
Жестоко порезаны на лоскуты.
Смотрю на это издевательство и с трудом сдерживаю эмоции.
На плечо тяжелым гнетом опускается ладонь мужчины.
Пальцы сжимают плечо тисками.
— Ты остаешься, Белка. До выяснения всех обстоятельств.
Как вам настрой нашего здоровяка? :) Не сбежать Белочке... Ох, что будет!
Ника
Моя машина.
Мою машину испортили! На ободах же не поеду.
Во мне зреет ярое возмущение, которому просто не хватает места внутри. Терпеть не могу, когда портят мои вещи. Без спроса берут и… портят.
Плюс портят шанс на мирное урегулирование, а я ведь просто была готова раствориться без следа и забыть. Но теперь пути назад нет.
Моя машина… Подержанная, конечно, но добротная, не подводила меня еще ни разу. Запасных колес у меня при себе нет.
Я бросаю еще один взгляд на изувеченное имущество и глотаю ярость. Однажды я видела, как батя в приступе ярости избил провинившегося охранника телескопической дубинкой. Они под запретом, но когда эти запреты останавливали. У отца — та самая, специализированная, очень мощная в действии. Я тогда была еще очень мелкой и не особо понимала, почему всегда папа, по большей части, довольно спокойный, вдруг так сильно разошелся, и отлупил охранника. Позднее я узнала, что он сильно провинился, но все равно считала, что такое жестокое наказание несоизмеримо с повинностью. Однако сейчас я бы сама с удовольствием прошлась такой же дубинкой по бугаю, чтобы сбить с его лица спесивую ухмылку превосходства.
Порезал колеса.
Я все еще не могу поверить!
Ладонь мужчины перемещается с плеча на спину, надавливает между лопаток.
— Вернись в дом.
— Зачем? — огрызаюсь нервно. — Ты же против моего нахождения в этом доме…
— Конечно. Я не рад незваным гостям. Тем более не рад термитам. Но только ты того самого Арбузяна видела.
— Аматуняна.
— Да мне плевать. Вот как раз и расскажешь, кто, как выглядит, где познакомилась, как нашла объект недвижимости. В базах его быть не могло, — рассуждает спокойно.
Я цепляю взглядом его светлые, белые волосы. Точно полярный медведь. Рожа свирепая. Взгляд пробирает до мурашек. Отталкивающий тип с мощной энергетикой. Хочется создать между нами как можно больше расстояния, что я и делаю.
Но в направлении, противоположном дому.
— Куда пошла? — роняет удивленно.
— Вперед.
— А дальше?
— Дорога до города прямая, насколько я помню. Пару небольших поворотов не в счет! — добавляю.
Снег под ногами поскрипывает. Значит, мороз поднимается. А до города… Даже представить страшно. Но разве я сейчас думаю тем местом, которое за логику отвечает? Нет! Если бы я тем самым местом думала, сидела бы сейчас в тепле золотой клетки, изредка замазывая синяки тональником. Но в тепле же… А насчет всего остального — ну, бывает… Живут же другие, терпят. И не такое терпят, а я…
Упрямая ослиная задница!
Нечто совершенно неподвластное мной движет. Такое, что я сама от себя в шоке и закрываю глаза: дурааааа… Дурач, что творишь?
Но эти мысли слишком тихие, едва слышные.
Намерение уйти как можно дальше заставляет меня выйти за пределы ворот и по тропинке направиться к дороге, ведущей в город.
Вслед прилетает негромкий, но емкий мат.
И больше ничего.
Первый километр я вышагиваю бодро, весело, с намерением!
Второй километр тоже еще довольно сносно пролетает.
На третьем километре у меня начинает отваливаться кончик носа. Я прячу его за воротником пуховика, и ткань быстро намокает от дыхания через рот. Намокает, промерзает, мерзкое ощущение.
От дыхания в воздух поднимается пар, ноги гудят. Куртка потная, противная, уши под тонкой шапкой стынут, ведь я схватила первую попавшуюся, а она — сезоном весна-лето.
Еще и писать хочется.
Аааа…
Господи, только не сейчас!
Я не хочу писать. Я потом пописаю.
Но мочевой пузырь не хочет писать потом, ему хочется быть опорожненным именно сейчас.
И чем больше усилий я прилагаю, чтобы игнорировать эти позывы, тем мучительнее становится желание.
До каменной рези.
Оглядываюсь.
Нужно спуститься с дороги, на обочину, а там довольно круто и полно сугробов.
Мне, что, в сугроб голой задницей нырять или присесть на обочине? А вдруг машина…
Да плевать, я сколько иду пешком, еще никого не встретила.
Быстро сделаю.
Раз-два и готово…
Боже, как я жалею, что у меня нет члена: с ним и мой рот смотрелся бы уместно, и даже рыжие волосы с конопатым носом. Отрастила бы себе бороду, и все. Рост, член и борода — и ты уже не страшненькая девочка, которую всю жизнь дразнили, а крутой мэн.
Пальцы в тонких перчатках не в состоянии справиться с туго завязанным узлом на брюках. Я в приливе эмоций туго завязала. На два узла, блин!
Ааа… Стаскиваю перчатку, пытаясь развязать пальцами. Не выходит. Да что же такое, я сейчас в штаны написаю…
Так, спокойно… У меня в рюкзаке должен быть маникюрный набор. Там ножницы… Срежу узелок.
Сбрасываю рюкзак, шарюсь по нему и плачу от разочарования: нет!
Я его на столе оставила.
Бугай меня напугал, вывел из равновесия. Я действовала в условиях экстремального бегства и хоть постоянно держу в уме список самых необходимых вещей, в спешке не положила в рюкзак набор с ножницами.
Дергаю узел с бессилием, ничего.
— Да помоги же ты, господи! Твою мать. Ты там сидишь и потешаешься, что ли? А?
Разозлившись, наклоняюсь за снегом и, скомкав его в шар, запускаю в пустоту. Выпускаю с криком всю злость и обиду.
— Ааааааа!
В этот момент по ногам ползут