- Ну что ж, господа, - нараспев проговорил Эдуард Альбертович, начиная медленно расхаживать по аудитории, с интересом, цепко и оценивающе разглядывая доставшихся ему студентов, - Я знаю, что философию вам уже преподавали, но совершенно не знаю как, поэтому мы с вами снова обратимся к истокам. Итак…
Он прошёл немного вглубь между рядами, заставляя всех с первых парт, обернуться, включая меня. Молча вырвал из рук опешившей Регины телефон и положил его на край стола, сопроводив это действо выразительным предупреждающим взглядом. В кабинете мгновенно повисла гробовая тишина, природу которой сразу объяснить мне было сложно. То, что делал этот новый преподаватель с точки зрения логики было возмутительно, но он делал это с такой подавляющей уверенностью, что сомневаться в его праве просто в голову не приходило. Весь курс онемел и притих, ожидая, что дальше.
А Регина, рядом с которой он стоял, и вовсе воззрилась на него как на бога. Будто вырвав трубку из рук, он её не пристыдил, а честь оказал. Он снисходительно улыбнулся ей в ответ и прошел обратно к доске.
- …Начинаем нашу первую лекцию под названием «что такое философия», - продолжил тем же глубоким, внятным голосом Савицкий, обернулся к залу, внезапно подмигнул, - Тема сама по себе достаточно смешная…
И все разом заулыбались, словно он был дирижером, подавшим оркестру знак.
- И по сути своей это будет лишь небольшое предуведомление к нашему курсу лекций и семинарским занятиям…
И все разом расслабились. Атмосфера в аудитории потеплела на пару градусов, на галерке послышался шепот. Эдуард Альбертович сощурился, разглядывая, кто это там рискнул подать голос, и снова воцарилась полная тишина.
- Почему эта тема смешная? – продолжил Савицкий своим вибрирующим, отдающим в грудине голосом, - Потому общего однозначного ответа на то, что такое философия – не существует.
Он широко мазнул взглядом по аудитории и…неожиданно поставил точку на мне. Какая-то секунда, но мы четко смотрели друг другу в глаза, и я заметила, что его удивительно синие…
Дыхание сперло, кровь прилила к щекам. Растерялась…
Он отвернулся и продолжил лекцию, а я уже не слышала ничего из-за шума, стоявшего в ушах. Нервно фыркнула, опуская глаза в раскрытую тетрадь, и начала бездумно выводить на полях какие-то закорючки. Лишь иногда вскользь поглядывала на нового преподавателя. Украдкой рассматривала его.
Возраст? Мне сложно понять. Может быть ровесник моей матери… Худощавый, но широкоплечий - рубашка так красиво обтягивала его торс. Высокий, излучающий что-то неуловимое мужское, с идеально симметричным, будто не природой созданным лицом, аккуратной щетиной-бородой, каштановыми волосами, доходящими почти до плеч, с вальяжной и в тоже время отточенной походкой, четкими, уверенными движениями, давящей аурой уверенности в себе, позволяющей ему легко удерживать внимание всего курса.
- …Есть у неё одна определяющая черта, - вещал Эдуард Альбертович, присев на край преподавательского стола, от чего серые брюки красиво обтянули его бедро, - Философия часто воспринимается как синоним человеческого разума. Когда-то её так и понимали. Если человек разумен, то он обязательно философствует…
С галерки послышались смешки, полетели оборванные шутки, многие примерили это на себя.
- …Почему так? – лишь на полтона поменял голос Савицкий, и все опять заворожённо замолчали, - Предположим, что разум появляется у человека тогда, когда он отделяется от природы…
Я слушала его также внимательно как все и невольно погружалась в тот мир, дверь в который он сегодня для нас лишь приоткрывал. В какой-то момент перестала прятать взгляд, подперла ладонью щеку и ловила каждое его движение, мимику, улыбку. Мне было действительно интересно.
И даже то, что жизнь моя – полное дерьмо, и особенно сейчас, как-то отошло на второй план.
Ровно до перерыва.
Потому что в перерыве мне захотелось пописать, и я, пребывающая после первой половины лекции в каком-то странном убаюканном состоянии и совсем забыв, что выходить одной в коридор и вообще куда-нибудь мне не стоит, пошла в туалет.
К сожалению, до женского дойти так и не удалось, потому как, стоило свернуть в конце коридора в темный предбанник к уборным, как кто- то схватил меня сзади, с размаху зажимая потной, пропитанной табаком ладонью рот, и рывком затащил в мужской.
Сердце испуганно трепыхнулось в груди, скатываясь к нитевидному пульсу. Окатило ватной волной. Я попыталась вырваться или хотя бы от души лягнуть Жарова ногой, но удар вышел смазанным и вызвал у Андрея лишь смех. - Давай, Реут, дверь держи.
- Ок, - Стас облокотился спиной о дверное полотно и чуть склонил голову, с липким любопытством наблюдая за мной и Жаровым, который, поволок меня в дальнюю кабинку у окна, служащую уборщице чем-то вроде подсобки.
- Ну что, Лерка, поболтаем? Или сразу к делу, а?
- Отвали, придурок, что ты доебался до меня! – зарычала, когда он наконец убрал руку с моего лица и толкнул к крашенной грязной стене.
- А то ты не знаешь, что, - хмыкнул Андрей, наступая.
Попятилась от него, задела помойное ведро, с железным лязгом опрокинувшееся на кафель, чуть не потеряла равновесие и вжалась в стену. Лёгкие разъедала противная вонь общественного туалета - смесь сырости, хлорки и какой-то кислятины. А в мозг проникал страх, становящийся почти животным по мере приближения Андрея.
Страх, который ни за что нельзя этим придуркам показывать.
- Ну и что ты делать собрался? – попыталась изобразить снисходительную улыбку, но мышцы лица – будто после инсульта, не слушались, и вышел лишь жалкий оскал загнанного в угол зверька, - Изнасилуешь меня что ли? Ну давай, Жаров, это статья. Даже твой папочка не отмажет.
- И зачем же мне тебя насиловать, Конева, если ты сама у меня с радостью отсосешь? - Андрей уперся ладонью в стену у меня над головой, наклонился и боднул лбом, заставив от него отшатнуться.
Сзади раздался масляный смех Реутова, которому, похоже, надоело быть лишь наблюдателем и он, схватив стоявшую в углу старую швабру, подпер ей дверь и тоже подошел ко мне.
- Нам двоим, Лерчик, - обступил с другой стороны, - Было у тебя когда-нибудь двое?
Парни снова заржали, а у меня вдоль позвоночника выступил холодный пот. Судорожно пыталась придумать выход из ситуации, метаясь взглядом от одного к другому, но его просто не было!
- У меня и одного не будет, идиоты, - прошипела, очень надеясь, что уверенно, - В меню «пососать» нет, извините, только оторвать могу.
- Ты смотри какая дерзкая, - фыркнул Стас и потрепал меня по голове словно собаку, лохматя отрастающую стрижку.
Ударила его по руке. Но ко мне уже тянулся Андрей с другой стороны.
- Весело-весело, Конева, но давай уже серьезно, а? Надоело за тобой бегать, - подцепив мой подбородок пальцами, резко повернул мне голову, заставляя глядеть ему глаза в глаза, - Расклад ведь простой, лохушка - стартаперша. Ты нам сосешь, а мы, так и быть, не рассказываем никому твои шалости в даркнете с попыткой продать целку какому-то иностранному херу, да? И тебе хорошо, и нам неплохо, и мамашка твоя на весь универ благодаря такой дочурке не опозорится, да? Даже целкой останешься. Огонь же…
- А я бы трахнул…- с сожалением протянул Стас, - Андрюх, давай трахнем, а?
Покрутила перед его носом фак, так и смотря в глаза Андрею.
- Да не, зачем девочку портить, да, Конева? – обманчиво ласково протянул Жаров и провел большим пальцем по моей нижней губе, оттягивая её вниз, - Или ты не девочка? Напиздела? – карие глаза вцепились в моё лицо двумя рыболовными крючками.
Сглотнула вкус его кожи, дернулась в бессмысленной попытке вырваться, в уголках глаз стремительно начали набухать слёзы. Такая беспомощность накрыла, что тело оцепенело.
Ну что я могу им сделать? Что???
Когда я выставляла то объявление, я не совсем не думала о возможных последствиях.
Вообще не думала, блять…!!!
Ссора с матерью из-за в миллионный раз сдохшего опеля, нравоучения бабушки о том, что в мои годы она уже всё сама…
