Спешу к зеркалу и поправляю макияж — подводка смазалась, тушь поплыла. Женя прислоняется плечом к стене, наблюдает за процессом и сокрушается:
— Пипец, сестренка. Я урою придурка, когда он явится. За то, что такое с тобой сотворил.
— Он не знает ничего… — хриплю и вытираю рот. — И говорить с ним я буду сама. Не лезь.
— Нет уж, я влезу! — припечатывает он. — Потому что у меня не будет возможности тебе помогать. С финансами туго — кредиты, долги, проценты. Пусть берет ответственность, или я его за ноги подвешу.
Я закипаю от раздражения. Мы общаемся меньше часа, а я уже молюсь, чтобы Артем и его девушка приехали и разбавили компанию.
Мне хочется, чтобы Женя как можно скорее свалил обратно в свой Лондон…
Я плохая сестра. Но и на него рассчитывать не приходится.
***
Несмотря на главный праздник года, в клубе Артема немноголюдно — основной зал сдан под банкет, в нем грохочет музыка, мелькают разноцветные огни, мужчина в смокинге пытается развлекать гостей стендапом.
Мы проходим в ВИП-зону с небольшим, по-новогоднему сервированным столом и экраном на стене. Артем элегантно поддерживает под руку свою даму — милую улыбчивую блондинку, Женя от скуки клеится к официанткам — представляется Юджином, говорит на чистейшем английском, внезапно переходит на русский и, обольстительно улыбаясь, наслаждается их реакцией.
Опускаюсь на свободное место и беспрестанно оглядываюсь на часы — скоро одиннадцать, придет еще один гость, и у меня замирает сердце. Милые разговоры ни о чем проходят фоном и совершенно не волнуют. На экране начинается трансляция новогодних клипов и обратный отсчет, а я кусаю губу и гипнотизирую взглядом дверь.
Она раскрывается внезапно, словно от сквозняка, и в зал вваливается Харм. Душа уходит в пятки, а потом в груди расцветает радость — два гребаных месяца, казавшихся вечностью, прошли — он здесь, хоть и изрядно потрепан: черты лица стали резче и еще прекраснее, под глазами пролегли темные круги.
Женя продолжает блистательный монолог, рассчитанный на девушку Артема, на Харма никто не обращает внимания.
Тот стягивает куртку и шапочку, кладет их на кожаный диван и странно пялится на Женю. Мне стоит огромных усилий не вскочить и не броситься к нему на шею, но Харм скользит по мне незаинтересованным пустым взглядом, и я в недоумении оседаю обратно.
Что за?..
Женя замечает его, затыкается на полуслове и бледнеет.
— Давно не виделись, чувак. Как там Лондон? — Харм проходит к столу, повыше задирает рукава худи, падает на пустой стул и нагло смотрит на моего брата. На его левой руке — от запястья до локтя — белеет эластичный бинт. Я до последнего надеялась, что информаторы Никиаса ошиблись, но — увы…
Харм наконец вспоминает и обо мне — поднимает голову и как бы невзначай предлагает:
— А, Ника… Как насчет того, чтобы еще раз прокатиться на моем члене? — И скалится, как мудак.
Вспыхиваю и теряю дар речи, тщетно пытаясь понять правила игры. Что он творит?.. Извинившись, Артем спешно выводит свою девушку из зала и прикрывает дверь.
— Так это он, что ли??? — Женя заходится кашлем. — Это твой типа парень?
— Да, это Даня… — киваю, силясь врубиться в происходящее, но ничего не получается.
Харм улыбается еще шире, отпивает прямо из горлышка дорогое вино и вальяжно откидывается на спинку стула.
— Ты зачем с ним связалась?!! — орет брат. — Ты совсем с дуба рухнула, Ника?
— Да брось, чувак. Ну было и было… — Харм хватает со стола стопку салфеток, комкает и накрывает ими нос. — Танцы на столе, исполнение тупых желаний, конфетти у ЗАГСа, жаркий секс на комоде в прихожей… — С каждым его словом лицо Жени багровеет, а в моей груди разрастается дыра. — Потом я переметнулся к ее богатенькой подруге — она меня больше устраивала. Но Ника все равно меня простила. — Он оборачивается и подмигивает мне. — Ведь я такой о*уенный, да? Осталось обрюхатить ее и бросить, и тогда она шагнет с крыши. Спасибо за действенный рецепт, чувак.
Точно: он под наркотой и совершенно невменяем — рассказывает моему старшему брату всю мою подноготную, и я должна его заткнуть. Прямо сейчас.
— Эй, Харм! — Я открываю рот, чтобы сказать, что в одном из пунктов он таки ошибся, и я уже залетела, но Женя под столом больно давит на мою ногу тяжеленным ботинком:
— Ты не поняла? Это же брат той суки! Молчи! Ничего не говори этому выродку!
В мозгах воцаряется пустота, пальцы немеют, я чувствую приближение обморока.
…Та девушка на фото — Маша. А ее несчастный младший брат… это… Даня. Вот откуда потрясающее сходство. Судорожно выстраиваю логические цепочки и, чтобы остаться в сознании, снова и снова, до синяков, щипаю тонкую кожу на руке.
Она была бедной, раздавленной, несчастной… Мой брат плохо с ней обошелся, и она умерла. А теперь Харм, тот самый мальчик, что захлебывался кровью от горя… он…
— Ну что? Вот я тебе и отомстил, чувак. — Харм весело смеется. — Твой папаша сел, твоя сестра потеряла все: статус, дом, деньги, подругу, парня, и осталась одна. Ты тоже в Лондоне долго не протянешь — скоро заложишь свои часики… — Он швыряет окровавленные салфетки на пол, подается вперед, прищуривается и шипит: — Я же обещал, что свалю тебя? Получай. Жри, сука. Не благодари.
Он резко отодвигает стул, встает, забирает одежду и, хлопнув дверью, выходит.
От шока колышутся стены, уплывает пол, взрывается мозг.
Танцы на столе… Исполнение желаний… Конфетти… Секс в прихожей… Все это проделывал мой брат с его сестрой, а Харм воссоздал и испытал на мне все детали адского плана?..
Как только он появился в поле зрения, мой мир начал рушиться. Отец в тюрьме. Разлад с подругой. Расставание с парнем. Нищета. Одиночество. Тупик.
Весь кошмар случился со мной с его легкой руки!
«…I wanna become Harm for you…» — его тату не имеет ничего общего с романтикой. Это манифест маньяка.
Ему было плевать на всех — он не видел ничего, кроме мести. Играл людьми. Ломал их. Шел по головам.
«Сволочь, ты просчитался только в одном. Меня ты не сломал!..»
Я вскакиваю и, сшибая стулья, выбегаю в темный коридор. Нагоняю ублюдка у холла, хватаю за рукав и резко разворачиваю — он держит под носом окровавленный платок и усмехается:
— На этом все. Могу напоследок накурить, хорошенько ублажить или признаться в любви. Или от чего ты там еще тащишься?
Я размахиваюсь и бью его кулаком по смазливой роже.
Вкладываю в удар всю боль, отчаяние и гнев, но слышу хруст своих костяшек. Он отшатывается, трет скулу и сплевывает на пол кровь.
— Чтоб ты сдох, подонок! — шепчу я, но он остается безмятежным:
— Я как раз работаю над этим.
Глава 35
Он уходит, но ноги несут меня за ним — по темному холлу, по обледенелым ступеням, по рыхлому снегу… Не обернувшись, он скрывается за углом, и вокруг и внутри меня воцаряется пустота.
Рука горит от удара, глаза жгут слезы, в висках разгорается мигрень.
Он лишил меня всего, разрушил привычный уклад вещей и стал центром мира — болезненно, невыносимо ярким. Он столько раз заставлял меня верить в лучшее и отнимал эту веру. Он унизил меня, втоптал в грязь и просто ушел…
Я покачиваюсь под порывами ледяного ветра и реву навзрыд.
Невозможно жить без надежды. Невозможно даже сделать вдох…
Снег падает с мутного неба, тонкая ткань в мелкий цветочек липнет к коже, но холода я не чувствую — только боль. Обжигающую боль в груди и ноющую — в костяшках.
Я обещала ему простить все, что бы он ни сделал, и сейчас как никогда близка к этому.
Мой брат оказался чудовищем — он не раскаивается, не признает вины и не считает свой поступок ужасным. Отец сделал все, чтобы брат не понес ответственности за преступление, попутно сломав жизнь человеку, честно исполнявшему свой долг.
У них были деньги и власть, но не было сострадания, совести и чести.
Им всегда было плевать даже на меня…
