чего хочу. Буду делать это до тех пор, пока ты не почувствуешь себя в безопасности, чтобы сделать следующий шаг, или пока тебе не надоест это, и ты не скажешь мне, чтобы я отвалил. Не нужно нервничать рядом со мной. Я самый непредсказуемый человек, которого ты когда-либо встречала. То, что я хочу от тебя, не изменится, если ты скажешь что-то не то. Моё желание в отношении тебя останется неизменным, даже если ты наберёшь вес, подстрижёшь волосы или решишь стать вегетарианкой. Оно не изменится, даже если ты скажешь, что больше никогда не желаешь меня видеть, и мы разойдёмся в разные стороны. Я выполню твою просьбу, но это не заставит меня перестать хотеть тебя. Но ты должна знать... — Кейдж колеблется. — Ты должна знать, что я не очень хороший человек.
Я заключена в его объятия. Моё сердце бьётся, как молот о наковальню. Мне кажется, что пол ушёл у меня из-под ног, или что я падаю в свободном падении сквозь пространство, и всё это из-за слов Кейджа, его запаха и тёплого, сильного тела, прижатого ко мне.
Если и когда он поцелует меня, я воспламенюсь.
— Плохой парень никогда не предупредит женщину, которую он хочет, о том, что он плохой.
Разочарованный моим замечанием, Кейдж качает головой.
— Это не гипербола. Это правда.
— Я тебе не верю.
— А стоило бы.
— А если я скажу, что мне всё равно?
— Тогда я бы сказал, что ты ведёшь себя глупо.
Мы смотрим друг на друга, стоя нос к носу. У обоих дыхание сбивчивое. Достаточно слегка наклонить шею, чтобы его губы оказались на моих.
Внезапно я хочу этого так сильно, что у меня перехватывает дыхание.
— Ты обещал, что никогда не причинишь мне вреда. Ты говорил мне правду?
Кейдж отвечает незамедлительно.
— Да.
— Значит, то, что ты плохой... это касается только других людей?
Кейдж мгновение молча борется с собой, его брови сведены вместе, он выглядит таким красивым, что это причиняет боль.
— Это связано с моей работой. Моим образом жизни. Моей жизнью.
— Иными словами ты преступник.
И снова он отвечает мгновенно.
— Да.
Если моё сердце будет биться ещё быстрее, я упаду замертво.
— Насколько преступник?
— Самый большой. Самый плохой. Наихудший из всех.
— Какая-то бессмыслица. Какой преступник будет ходить и рекламировать, что он злодей?
Его голос становится жёстким.
— Такой, которому нужно, чтобы женщина, которую он хочет, понимала, во что она ввязывается.
Я еле сдерживаю смешок, смущённая и расстроенная.
— Так теперь ты пытаешься меня отпугнуть?
— Пытаюсь просветить тебя.
— Могу я узнать, почему?
Его голос становится грубым.
— Потому что как только ты окажешься в моей постели, ты принадлежишь мне. И всё. Как только ты станешь моей, я никуда тебя уже не отпущу. Даже если ты попросишь меня об этом.
Мы пристально смотрим друг на друга. Через мгновение я говорю:
— Ого. У нас с тобой даже ещё первого свидания не было.
Кейдж рычит:
— Я такой, какой есть. То единственное плохое, что я не делаю, – я не лгу. Я никогда не буду тебе врать, даже если знаю, что тебе это чертовски не понравится.
Кейдж взволнован, я это ясно вижу. Он взволнован и раздражён, он вот-вот взорвётся.
Но это не пугает меня. Наоборот, интригует до чертиков. Как и всё, что он сказал.
Вся та хренова туча бабла, которую я выложила за курс терапии... какая пустая трата денег.
— Ладно. Допустим, я принимаю то, что ты мне говоришь. Допустим, мы будем двигаться дальше, исходя из того, что я знаю, что ты в списке непослушных у Санты, — произношу я.
Кейдж вздыхает, закрывая глаза.
— Всё гораздо хуже, черт возьми.
— Прошу, прекрати ругаться на меня. Вообще-то я пытаюсь кое-что сказать.
Кейдж открывает глаза и смотрит на меня, взгляд его при этом пылает. В его стиснутой челюсти, словно сумасшедший, дёргается мускул.
Очарованная этой непокорной мышцей, я провожу по ней кончиком пальца.
Кейдж замирает от моего прикосновения, настолько, что кажется, будто он перестал дышать.
Я тихо признаюсь:
— Всю свою жизнь я была пай-девочкой. Я принимала только правильные решения. Не делала глупостей или каких-либо дикостей. Даже будучи ребёнком, я чётко следовала всем правилам. Но всё это не защитило меня от худшего из того, что могла предложить мне жизнь. То, что я была хорошей, не уберегло меня от боли, депрессии и желания поскорее покончить с собой, чтобы избавиться от боли.
— То, что ты достаточно честна, чтобы рассказать мне о том, что ты только что и сделала... Полагаю, это должно заставить меня бояться, но вместо этого я чувствую себя в большей безопасности. Это заставляет меня доверять тебе. Потому что правда всегда намного сложнее, чем красивая обёртка. Я предпочту уродливую правду, чем красивую ложь.
— Поэтому давай просто пойдём на наше свидание, как два нормальных человека. Давай просто насладимся обществом друг друга. После этого мы будем проживать по одному дню за раз. По часу за раз, если понадобится. Нет необходимости решать всё сегодня вечером. Хорошо?
Кейдж смотрит на меня в напряжённом молчании в течение долгого момента. Я могу проследить по взгляду, как в его мозгу крутятся шестерёнки. Затем он неохотно кивает, как будто согласие продолжать встречаться со мной противоречит его здравому смыслу.
И от этого я чувствую себя с ним в большей безопасности.
Никто, будучи плохим, не будет ставить благополучие другого человека выше своего собственного.
Нарциссы и психопаты так не поступают.
Чувствуя себя смелой, я снова обхватываю его плечи руками и прижимаюсь к нему, словно кошка.
— Итак... тот поцелуй, о котором ты упоминал ранее в телефонном разговоре.
Его взгляд воспламеняется. Кейдж скрежещет зубами и ничего не говорит.
Я улыбаюсь ему, точно зная, как повлияли на него мои слова, чувствуя пьянящий прилив сил от мысли, что что-то настолько незначительное может выбить у такого, как он, почву из-под ног.
— Если я правильно помню, ты сказал, что я должна прямо попросить тебя о том, чего хочу.
Кейдж прикрывает глаза. Он выдыхает, делая это очень медленно. В его груди грохочет звук, напоминающий рёв дикого медведя.
— Это то, о чём ты просишь? — грохочущим голосом произносит Кейдж.
Я делаю вид, что задумалась на мгновение, поджав губы.
— Я не знаю. Разве?
Его глаза становятся чёрными.
