в курсе.
– Зачем задавали вопросы?
– Потому что в ответах кроится гораздо больше, чем мы говорим по буквам.
– Какие люди, – послышалось сбоку. И мне снова стало плохо.
Ну почему тут нет Стаса.
– Здравствуй, Ян, – улыбчиво подошел Григорий Иванович, а я заметила, как лицо того самого Яна, имя которого я даже не спросила, потому что было не особо интересно, исказилось в приступе почти смеха и какого-то пренебрежения.
И стало все ясно после того, как отец Стаса подал кисть для рукопожатия, а тот демонстративно засунул свои в карманы посмотрев на протянутую со смехом.
– Где твой сын. Оставил свою красивую невесту в стороне и ушел. Разве так можно поступать с леди? Или он пошел по твоим стопам даже в этом?
– Ну ты что, мы бережем нашу Алису и в обиду не даем никому, – залебезил этот уж. – Куда же нам без матери замечательной внучки.
Резко поворачиваю голову в сторону этого подонка, не веря, что он это сказал. Сволочь такая.
– Внучка? Так вы еще и мама? – обратился ко мне этот мужчина и мне не понравилось то, что я увидела в его глазах.
Это был большой интерес. Слишком большой.
– Простите, мне нужно отойти.
Сбегаю подальше от суеты, заплутав в каких-то коридорах и останавливаюсь только когда ноги устают от высоких каблуков, а легкие начинает колоть.
Здесь не слышно музыки и фальшивого смеха. Только отдаленный шум странного праздника странных людей.
Большое окно выходит на двор, и я вижу другое крыло этого дома построенного буквой «П».
Далековато меня занесло. Но и уходить туда вновь не хочу.
Наблюдая за толпой, пропитанной духом богатства и лицемерия, не замечаю, как ко мне приближается он.
– Я тебя искал. Что ты здесь делаешь?
– Прячусь. Пытаюсь понять, как люди могут жить вот так. Вроде бы вечный праздник, но ни одного счастливого человека я тут так и не встретила. Только если хозяева этого дома.
– Они все просто родились тут. Выросли в этой среде. Кто-то успевает уловить себя и не отпускать, кто-то сразу теряется и растворяется в богатстве, став клоном одного из родителей или сразу двух.
– А ты? Потерялся или стал как они?
– Потерялся, но не стал ими. Боишься того, как много во мне осталось человеческого?
– Нет. Просто боюсь.
– Не стоит.
– Твой отец ходит и рассказывает налево направо о ребенке нашем с тобой. Представляет любимую внучку.
– Что? Кому он это говорил?
– Я слышала, как одному здоровенному мужику. Но полагаю, что многим уже успел растрепать, пока я убегала подальше.
– Вот же… Какому мужику? Опиши его, попробую понять.
– Ну он такой с длинными волосами и шрам на лице. Ян зовут.
– Я понял. Это Мор. Партнер отца, они несколько лет сотрудничают.
– Значит это ничего?
– Не сказал бы. Этого человека боится весь город в прямом смысле.
– Он что бандит?
– Это конечно не знаменитые девяностые, но он с законом говорит на «ты», как и с его обратной стороной.
– Боже.
– Насколько я знаю, они по-прежнему сотрудничают и…
– Ну не знаю, он твоему отцу даже руку не подал. И откровенно это показал, что не желает к нему прикасаться.
– В его духе.
– Так зачем весь спектакль с невестой?
– Алис, давай потом поговорим об этом. Я пока что и сам ничего не знаю.
– Ладно. Пойдем обратно.
Беру под локоть Стаса и молча выходим из этого лабиринта.
Дальше вечер перетекал из смеха в лирический концерт. Балет. Выглядело эффектно, и хозяева могут собой гордиться. Эта часть мне понравилась больше всего. Но я постоянно смотрела на время. Которое приближалось к десяти.
– Если хочешь позвони матери, – шепнул Стас, доедая десерт.
– Не хочу. Вдруг спят уже. Ты ведь не против что мама останется на ночь?
– Конечно нет. О чем речь.
– Спасибо.
Вновь заиграла красивая медленная композиция и мне была предложена рука.
– Стас…
– Ты ведь мне не откажешь? – спросил не потому, что я обязана. В этом вопросе было что-то другое. Еле уловимое и больное.
Я не отказала не потому, что была обязана. Я пошла потому что хотела этого сама.
Шаг за шагом. Рука в руке. Плечом к плечу. И по кругу.
Не вальс. Не танго. Мы в едином ритме. Оставаясь наедине. Нарушая образовавшийся хрустальный мир только дыханием и стуком пульса…
Тук-тук… тук-тук…
Он ставит музыку и заставляет меня танцевать, рассыпая битое стекло из моей любви и моих надежд. И я танцую. Истекая кровью изнутри, танцую, потому что хочу пропитаться этой болью навсегда… Чтобы потом суметь уйти окончательно, когда он прогонит меня из своей жизни.
Это кричит моя душа. Потому что так и будет. Потому что в его жизни есть место только для Кати. И хотя бы этому я рада. Это уже много.
Возвращаемся в итоге сразу после нашего танца.
Но не доезжаем до дома, как Стасу звонят и говорят, что его мать в больнице и там что-то очень серьезное.
– Отвезем Алису и сразу в клинику, – говорит водителю.
– Нет, сразу в клинику. Не теряй время, я подожду. Сейчас маме напишу сообщение что задержусь немного.
Он смотрит на меня решая, как поступить и кивнув хлопает по сидению мужчины за рулем, а на светофоре мы сворачиваем в другую сторону.
В больнице провели много времени. Стас как вошел в палату, долго не выходил. Я сидела в кресле под дверью и ждала.
Ждала… ждала и решила посмотреть, что там происходит, потому что мой мозг рисовал картинки, которые меня пугать начинали.
Там было темно. Точнее приглушенный свет и писк приборов. Его мама по-прежнему красивая, но с синяками на теле, которые виднелись на открытых участках тела ужасали.
Стас сидел рядом с ней в кресле и склонив голову к ладони, уперевшись о боковушку локтем не шевелился.
Я думала он спал. Но пройдя немного в сторону заметила открытые пустые глаза.
Настолько пустые, что испугалась.
– Стас? – голос был еле слышен и больше похож на хрип.
Мужчина не реагировал вообще. А я терялась в своих страхах. Не знала, что делать вообще. Больница стала фобией для меня за последний год, куда попадать не хотелось совсем. Но я стояла тут рядом с ним в эту секунду зная, что должна находиться тут сейчас.
Медленно подошла к нему и положила ладонь на его плечо. Лишь тогда он среагировал и прикоснулся колючей щекой моей кисти, зажав ее.
Я увидела его ранимым. Таким, каким видела год назад. Тем летом, что принадлежало
