Открывай! Чего медлишь?
– Это нечестно. Я тебе ничего не купила в ответ.
– Ты подарила мне незабываемые дни. И ночи, – выдавливает из себя улыбку сердцееда.
– Ладно. Кхм… Что здесь?
– Не помню. Сама смотри…
В коробке – шикарное кутюрное платье, которое уместнее бы смотрелось, наверное, на красной дорожке, чем в ресторане, но ему пофигу. Туфельки к нему, сумочка. Целый пакет какой-то дорогущей косметики, белье и чулки. Но, главное… Маня открывает коробочку и вскидывает на него взгляд.
– Я сказал, что сапфиры холодные, но они один черт подойдут тебе лучше, чем все другие камни. Давай примерим?
– Я их не возьму.
– Только не начинай, пожалуйста.
– Нет. Извини, я не могу! Это…
– …это подарок на память обо мне. Не хочешь брать – выброси в окно.
Брага почему-то злится. Отходит. Он же старался. Он выбирал. Сам! Впервые в жизни, между прочим. Потому что правда захотелось… остаться в ее памяти? Да. Наверное.
– Выбросить такую красоту я не могу тем более, – вздыхает Маня.
– Тогда тебе остается взять ее и носить.
– Куда? – смеется та. – Я не бываю в местах, где такой обвес будет выглядеть хоть отдаленно уместно.
– Можешь надеть комплект сегодня. Для меня.
– Ладно, – замечает тихонько. – А потом… Мало ли, правда? Может, мне когда-нибудь дадут Нобелевку. Вот там-то я и заблистаю.
Впрочем, заблистала Маня в тот же вечер. Стоило Браге увидеть ее при параде, как ему тут же расхотелось куда-то идти. Просто чтобы никто на нее не смотрел. Только он. Чах бы над своей Манюней, как тот Кощей над златом. Жаль недолго ему осталось… То ли чахнуть, то ли в кои веки нормально жить.
– Ты красавица, Марфа.
– Спасибо. Ты тоже весьма… кхм… симпатичен в этом костюме. Даже как будто моложе.
– А без костюма, что, у меня песок из задницы сыпался?
– Почему сразу песок?! А вообще, в такой гололед, это, знаешь ли, было бы удобно. Ты впереди, я за тобой, по посыпанному… Красота.
– Маня!
– А я что? Попробовал бы ты идти на таких каблучищах!
Брага все-таки смеется. Подхватывает Марфу на руки и, как истинный джентльмен, дальше несет ее на руках.
Рука укладывается на Манину задницу, аккурат, когда она отцепляет электроды от головы Юрки. Марфа стискивает зубы. Осторожно прижимает обезьянку к груди и оборачивается, ласково поглаживая ту по шерстке.
– А я и не знал, что ты, Манечка, уже вышла с больничного.
– Сегодня первый день. Здравствуйте, Эдуард Сергеевич. У вас ко мне какое-то дело?
– Скорее новости! Отличные, надо сказать.
– Да что вы?
Маня отходит, возвращает Юрку к семье. В высокую клетку, которая занимает чуть ли не половину лаборатории.
– Угу. Касательно твоего исследования.
– М-м-м, – тянет Марфа и отходит к крану, чтобы вымыть руки. Валевский навязчиво шагает за ней. Становится прямо за спиной, так что Маня в висящем над раковиной зеркале видит его маслянистые глазки…
– У меня появилась возможность профинансировать твое исследование! – снова касается бедра. Маню передергивает. Она смотрит, как вода вместе с мыльной пеной бежит по рукам, и думает о том, что было бы неплохо вымыться полностью. Особенно после такого. Или затолкать под холодный душ Валевского, чтобы тот немного остыл.
– Вы хотите сказать, у университета?
– Что? – Эдуард Сергеевич ощупывает взглядом Манино декольте.
– У университета появились деньги на мое исследование.
– У меня, у университета… Не суть. Предлагаю обсудить детали за ужином.
– Зачем? Мы все прекрасно можем обсудить и здесь. Хотя я, в общем-то, в курсе нюансов.
– Опять ершишься? А я, между прочим, каждый раз тебе навстречу иду! Ужом выворачиваюсь, чтобы добиться финансирования. – Валевский хоть и пытается сохранить лицо, получается у него это плохо. Он шипит, как кобра, так что слюни летят. Маня брезгливо морщится.
– Мне кажется, вы несколько преувеличиваете, Эдуард Сергеевич. В данном случае деньги на исследование выделил мой друг. По моей же просьбе.
– Какой еще друг?
– Как какой? Марат Панаев, конечно. Вы что, не в курсе, кто взялся нас финансировать?
– Я не в курсе, что вы знакомы с Маратом Маратовичем!
– Ах, это. Марат лучший друг моего молодого человека. И, знаете, он обещал ко мне как-нибудь зайти, посмотреть, так сказать, куда уходят его деньги. В общем, это я к чему? Вы бы руки убрали. Не дай бог он как-то неправильно все поймет… – Валевского будто током бьет. Он весь краснеет, белеет и буквально отскакивает от Марфы. – Так что вы хотели обсудить?
– Финансовую отчетность!
– А что, у Аллы Дмитриевны изменились полномочия? Я думала, за отчетность у нас она отвечает. Вот так и уходи на больничный. – Маня косит под дурочку, невинно хлопая глазками. Старый козел, конечно же, понимает, что она не всерьез. Другое дело, что теперь ему нечего ей противопоставить. Все, как и тысячи, миллионы лет назад, до зубовного скрежета банально. Наврав о своей дружбе с Панаевым, она заимела более сильного и перспективного покровителя. И Валевский, будучи человеком разумным, очень хорошо понимает, чем это ему грозит. А потому убирается куда подальше.
Марфа оседает на стул. В клетке шумят обезьяны. Кто-то ломится в дверь. Все как всегда. И не так…
– Марфа Игоревна… Марфа Игоревна! Можно?
– Ох, конечно, заходите, Данил… Извините, я что-то крепко задумалась.
– Вы сказали, что у вас будет время обсудить мою дипломную.
Маня сверяется с часиками. До тренировки по фехтованию у нее как раз полтора часа.
– Конечно-конечно. Я даже сделала пометки… Та-а-ак. Куда же я засунула распечатку?
Марфа всеми силами пытается сконцентрироваться на беседе со студентом. Она хочет вернуться в тихую безмятежность прежней жизни, но в ее голове царит какой-то нескончаемый шум. А мысли… мысли то и дело утекают к Брагину. К дням, что они провели вместе, но чаще всего – к их расставанию. Маня думала, что у них будет, по крайней мере, еще один день в воскресенье. Но Арс, с сожалением констатировав, что ему нужно подготовиться к собранию акционеров, начал собираться практически сразу же после завтрака. На этом все у них и закончилось. Марфа лишь поддакнула, мол, да, ей тоже не мешало бы освежить в памяти текст лекции. А после еще
