хочу, чтобы ты круглосуточно думала обо мне.
Как будто может быть иначе.
— Весьма эгоистично, — рассматриваю я легкий гаджет с набором иконок на экране, а Никита берет пакет, складывает туда коробки и ноут.
Я бросаю взгляд на стол, где теперь идеальная чистота и три внушительные стопки писем. Но меня снова отвлекает касание.
Никита скрещивает наши пальцы и выводит меня в коридор. И хоть бы на миг в моем сознании вспыхнул протест. Нет, я рада. Я хочу идти за ним. Более того, все тело немеет в нетерпении, во рту скапливается слюна, которой я вскоре покрою один очень занимательный предмет.
На мое высказывание об эгоизме Никита отвечает только в своей спальне.
Сегодня я старалась избегать соблазна к ней приближаться, но очень хотела сюда попасть. Иногда даже мечты, таких как я, сбываются.
— Эгоистично. Но я тоже буду думать о тебе постоянно. Хочу видеть твои фото у себя в ленте, — закрывает он замок на двери, и я заканчиваю лицезреть обстановку.
Все перед глазами плывет в туманной дымке, и только его лицо выделяется ярким пятном.
Вот и все.
Пара секунд.
Пара вздохов.
Шаг к друг другу. Так близко-близко. Чтобы не осталось ни миллиметра между нами. Чтобы губы рассказали друг другу, как скучали. Чтобы руки не мешкали, а избавляли жадные до похоти тела от лишнего.
И феерия, когда часы ожидания выливаются в два грязных стона, стоит половым органам найти тот самый контакт. Влажный, до безумия необходимый.
— Значит, ВатсАпп? И что мне надо делать? — спрашиваю, чувствуя себя полной дурой. Наверное, именно такой выгляжу в глазах Никиты. Хотя, судя по взгляду, он думает не о том, как научить меня отправлять сообщения. А как оттрахать. И то, что после короткой вспышки похоти мы лежали минут десять оглушенные, его не волнует. Да и с чего бы. Член уже готов. Да и во мне тлеет желание. И зажечь его способна лишь одна спичка. Толстая такая, горделиво покачивающаяся в такт мерному дыханию.
— Просто набираешь мне сообщение, ну или лучше фотографируешь. Например, — он направляет на мою грудь гаджет и слепит вспышкой. Неприятный холодок по телу. Воспоминания о единственной в жизни фотосессии заполняют голову паникой, и я отбираю телефон. Довольно резво разбираюсь, и как найти фото, и как его уничтожить.
— Ты чего?
— Не надо меня снимать, ладно? — прошу, откладывая телефон. Сейчас у меня на примете гораздо более привлекательная игрушка.
— Я бы никогда никому тебя не показал, — говорит Никита довольно серьезно, и мне даже хочется ему поверить, но пока что я верю только в его желание. Вот оно да, твердо как никогда.
Толкаю Никиту на подушку и залезаю сверху.
— Не смотри так, Ален…
— Как же? — спрашиваю, скромно опустив глазки на самый нескромный предмет в этой комнате.
— Ну, допустим, ты смотришь: «хочу быть оттраханной». А я не уверен, что после прошлого марафона я смогу даже двигаться, — да, это было быстро, жарко, почти бездумно. Оргазм я ощутила вспышкой, а теперь хочу смаковать каждую отведенную мне секунду. Хочу его облизать, каждую выпуклую мышцу, каждую вену.
— Да тебе и двигаться не придется. Я все сделаю сама, — провожу руками по твердому прессу, выше, по груди, чувствуя, как сердце внутри заиграло ритм сальсы. И вот уже скоро этот ритм подхватят наши тела. Хочу, хочу этого.
— Блять, — только и выговаривает Никита, когда моя грудь оказывается в опасной близости от его лица. Столь же близко, как влажные складки от налитого кровью конца. Его пальцы тут же щипцами хватают мои соски и тянут, вызывая острое желание вскрикнуть. Но больше всего заводит сам Никита. Не его тело. Не его член. Он. Сам.
Несет беднягу. Зрачки, как у наркомана, расширены. Смотрит, даже не моргает. И лицо такое хищное-хищное, многообещающее и призывающее в то же время опомниться. А на хрена, собственно? Вот правда, ради чего мне сейчас блюсти что-то там? Или ради кого? Сейчас, здесь, за закрытыми дверьми мы можем придаваться разврату, какой только наша развращенная душа пожелает.
Думаю, сейчас Никита в рот соски возьмет. Мне нравится, как он это делает. Он их словно сожрать хочет. Но судя по движению, он собирается сделать нечто иное. Гораздо более интимное.
Сглатываю и облизываю пересохшие губы, когда Никита подтягивает меня к себе, руками удерживая бедра разведенными, так, что большие пальцы очень точечно касаются половых губ. Раскрывают их, поглаживают. А проворный язык тем временем находит то самое нервное окончание и болезненно его дразнит.
Медленные уколы кончика языка сменяются быстрыми, то подбрасывая чувства, то придавливая их. Но все меняется в тот момент, когда он затевает настоящий поцелуй, вынуждая меня закрывать себе рот рукой, чтобы не закричать в голос. Потому что нет ничего слаще, чем это постепенное нагнетание предоргазменной бури, когда все тело немеет. Когда сердце готово выпрыгнуть из груди, когда настолько грязное, пошлое движение языка по клитору создает вокруг меня буквально сакральную энергетику, что возносит меня на небеса.
Но и там я побыла недолго, потому что мое бессознательное тело обрушивается на кол, стоящий и ждущий своего часа. Оргазм все длится, пока внутри меня пульсирует готовый к скачке член, а я лишь на мгновение открываю глаза, чтобы посмотреть на психа, что облизывается, на одержимого, что касается моей груди, как самого желанного предмета.
Никита свел меня с ума руками, теперь очередь дать понять, что ничего лучше секса со мной он не испытывает. Да, да, я хочу этого. Хочу запомниться ему алыми парусами, недостижимой мечтой, я хочу уничтожить его, как уничтожит меня любовь к нему.
Поднимаюсь, опираясь на грудь, чуть наклоняюсь и захватываю одной рукой в плен шею Никиты. Асфиксия один из видов эротического удовольствия. Меня учили, как правильно использовать удушение, но практика впервые.
— Ты что…
— Молчи.
Вниз-вверх. Раз за разом. Впиваясь ногтями в его грудную клетку. Рыча, как дикая. И двигаясь, словно это гонка на выживание. И тело медленно, но начинает прошибать новым удовольствием. Постыдным. Грязным. Порочным. Где-то даже чуточку мерзким.
— Как я хочу услышать твой крик, — хрипло смеюсь на его слова, но глотаю его, когда Никита врезается в меня с силой, да так, что член ударяет ровно в матку. Я бы действительно закричала, если бы не два его пальца, вонзившиеся в мой рот.
— Соси. Давай, соси их как мой член. Тебе же нравится мой член? — выдыхает он, и я чуть сильнее сжимаю его горло. Но подчиняюсь
