мои губы, лопается едва зажившая ранка в уголке, и боль ушибленной и потревоженной скулы невероятным образом смешивается с наслаждением.
Ощущения такие острые, оглушающие и желанные, что я прямо сейчас готова сойти с ума.
Чёрт, как же сильно я его хочу.
Такого неоднозначного, безумного и импульсивного.
Я жмусь к Гиллу ещё сильней, словно между наши телами остался хотя бы миллиметр свободного пространства. Мне жарко, дыхания не хватает, а внутри в буквальном смысле разливается раскалённая до бела лава.
— А… спросить… где… спальня… я… могу?
— Вверх по лестнице и… направо…
Гилл снова меня целует и одновременно с этим подхватывает на руки. Разворачивает нас к проходу. Мне жутко хочется его поторопить и рассмеяться от собственной нетерпеливости. Не представляю, как он умудряется не навернуться на лестнице со мною на руках, то впиваясь в мои губы, то в кожу шеи. Рамки с фотографиями на стене наверняка теперь висят криво.
Дверь громко ударяется о стену, когда Гилл её пинает. А следом он бросает меня на кровать и расстёгивает джинсы. Его пьяные от страсти глаза завораживают, но я умудряюсь самостоятельно стянуть с себя лифчик. Хочу кожа к коже. Чтобы ничего…
Мысль улетучивается, когда горячие пальцы, задевая кожу ногтями, рвано тянут вниз последний кусок ткани, оставшийся на мне.
А затем я проваливаюсь глубже в матрас от веса накрывшего меня тела.
Боже, это что-то невероятное…
Гилл опускает ругательство мне в губы, целует глубоко и отчаянно. Я оплетаю ногами его бёдра. От снедающего нутро желания всё внутри дрожит. Я извиваюсь и скребу ногтями кожу его спины. Гилл снова ругается:
— Проклятье, Сабрина. — Он думает секунду и рычит: — Ладно, твоя взяла — к дьяволу осторожность.
Ещё секунда, и резкий рывок наполняет меня, стремительно растягивает и вынуждает задохнуться от ощущений. Не болезненных, нет. Этой привилегии, к сожалению или к счастью, меня лишили. Нет, ощущения, ошеломляющие своей новизной и гармоничностью.
Именно к этому приводит обоюдная страсть.
Гилл ловит мой взгляд, его лицо напряженно, в серых глазах сквозит беспокойство на фоне снедающего его изнутри желания.
Чёрт, он сейчас красивее, чем когда-либо был до этого момента.
Я коротко киваю и закрываю глаза, когда он склоняется, чтобы поцеловать меня.
А затем Гилл начинает двигаться во мне, и это… Это не передать словами.
Мы не в состоянии перестать целоваться, хотя нам едва хватает дыхания. Легче и вовсе задохнуться, чем оторваться от желанных губ. Сплетаемся телами так, что не понятно, где мои руки, а где его. Кожа горячая и липкая от пота. Звуки, которые я улавливаю сквозь шум в ушах, опьяняют ещё сильней. Словно это возможно. Рванный стук сердца напротив собственного — добивает окончательно.
Я буквально умираю, потому что через некоторое время меня рвёт на части электрический разряд ошеломляющего наслаждения.
Даже не представляю, сколько времени мне требуется, чтобы воскреснуть, окутанной сладкой негой.
Именно в этот момент Гилл, чертыхаясь, догоняет меня и обессиленно наваливается всем телом.
Мы, наконец, можем восстановить дыхание, жадно глотая горячий воздух. Без шуток, но сейчас мне хочется обнять весь мир. Ощущаю себя до невозможности свободной и до самых небес окрылённой.
Спустя некоторое время Гилл приподнимается на локтях и заглядывает мне в глаза. Я его опережаю с усмешкой:
— Испортишь ведь.
Он тоже усмехается и качает головой:
— Просто хочу сказать, ведьма, что у меня от тебя крышу сносит.
— Всё дело в колдовстве, замешанном на крови, — выразительно веду я бровями и слизываю кровь с уголка своих губ.
Мы оба тихо смеёмся.
А почему бы и не веселиться, пока нами владеет эйфория, которая может исчезнуть в любой момент.
Я выхожу из крохотной ванной комнаты и возвращаюсь в спальню ведьмы. Её самой здесь уже нет. Поднимаю с пола джинсы и, одеваясь, оглядываю обстановку, на которую ранее не обратил никакого внимания. Что понятно.
Стены с обоями с рисунком мяча и биты оклеены плакатами с изображением монстров из популярных аниме-мультфильмов. Их компанию разбавляют привычные постеры из фильмов ужасов. Я хмыкаю, замечая ещё и уродливые игрушки, разбросанные то тут, то там.
Подхожу к высокому и широкому шкафу, полки которого ломятся от количества книг. Дайте угадаю, они все в жанре ужасов? Приглядываюсь и понимаю, что ошибся — не все. В личной библиотеке любительницы ужастиков присутствуют и книги из классики. В том числе русской и польской.
Точно, тогда в библиотеке ведьма изучала биографию Толстого.
Иду дальше и на письменном столе обнаруживаю раскрытый блокнот, заметки в котором привлекают моё внимание.
«Согласно представлениям некоторых религий (в том числе христианства), одержимость — состояние, в котором человек подчинён одному или нескольким демонам или бесам, дьяволу».
Слово «дьявол» подчёркнуто жирной линией, от него тянется нарисованная стрелка к другой заметке: «Главный герой не осознаёт, что одержим, потому что дьявол искусно играет с его разумом?»
Похоже, кто-то пишет книгу?
Я отчего-то улыбаюсь, откладываю блокнот и иду вниз.
Сворачиваю сразу на кухню, потому что слышу, как хлопают дверцы шкафчиков. На Сабрине домашние шорты и широкая майка, её волосы влажно блестят после душа, а тёплые носки, благодаря которым она скользит по плитке, перемещаясь, добавляют её образу сексуальный уют. Если такой есть.
В общем, я снова её хочу.
Но от меня не укрывается то, как напрягаются её плечи, когда она понимает, что на кухне больше не одна.
Я гашу в себе неуместный голод и замечаю свои вещи аккуратно сложенными на одном из стульев. Пока я натягиваю на себя футболку, Сабрина вежливо интересуется:
— Чай или кофе?
— А горячего благодарного поцелуя великолепному любовнику в меню нет?
— Нет, но я могу заглянуть в кладовую и найти там пинок под зад.
Я тихо смеюсь и подхожу к ней ближе:
— Спасибо, обойдусь.
Хочу обнять её со спины, собрать губами с голого плечика капельки воды, сбежавшие с волос, но ведьма разворачивается ко мне лицом, а в её руках огромная кружка с кофе. Сабрина неловко мне улыбается, избегая смотреть в глаза, и предлагает:
— Давай всё же обработаем твою руку.
Я предпочёл бы, чтобы она снова обработала меня. Но, похоже, у кого-то появились угрызения совести. Жалеет? Или не понравилось? Может, я всё же сделал ей больно, не сумев сдержаться?
— Сабрина…
— Да, я сама этого хотела, но давай не будем это обсуждать. Мне… неловко, если сможешь понять.
Я кретин, знаю. Но то, что, возможно, она прямо сейчас призналась в том, что её первый нормальный секс был
