от его кожи, пахнущей лосьоном и бергамотом, и чем-то ещё, не поддающимся определению, но в то же время невыразимо притягательным. Затаив дыхание наблюдаю, как он откусывает от ягоды половину и слизывает с губ сладковатый сок.
Отвлекаюсь, когда Сахаров спрашивает:
— Может шампанского, девочки?
— Я бы выпила, — поднимает руку Лера. — Особенно, если оно тоже из холодильника.
Раздумываю над тем, стоит ли пить на такой жаре, но вытащив из сумки-холодильника бутылку с пивом для Марка, Ник достает еще одну — темно-зеленую, которая тут же запотевает от резкого перепада температуры. Тяжелые капли конденсата заманчиво скользят по высокому горлышку, и я капитулирую. Киваю, подтверждая, что от шампанского тоже не откажусь.
— Я взяла с собой бокалы, чтобы не пить из пластиковые стаканчиков, — хвастается Лера и встает, чтобы отправиться за ними в тамбур одной из палаток.
Марк доедает клубнику и ловко открывает пивную бутылку, ударив краешком металлической крышки по углу темно-синего туристического ящика, стоящего позади. С нескрываемым наслаждением отпивает несколько больших глотков. Засмотревшись на то, как при глотании скользит вверх-вниз его кадык, поддеваю, не скрывая легкого ехидства:
— Запивать клубнику пивом — это вообще законно?
Нестеров задумывается на миг, видимо, пытаясь решить, стоит ли ему реагировать на колкость ответной шпилькой, а потом переводит на меня взгляд:
— Вполне. Особенно светлым. Иногда вещи, кажущиеся абсолютно несочетаемыми на первый взгляд, в действительности отлично дополняют друг друга.
Озорная искорка, на мгновение мелькнувшая в зелени его прищуренных от солнца глаз, говорит о том, что сказанное имеет подтекст. Некий двойной смысл, касающийся меня и его. И Марк усугубляет ситуацию, предложив:
— Хочешь?
Он протягивает мне бутылку, чтобы я могла убедиться в его правоте, а я почему-то смущаюсь, представив, что коснусь губами стеклянного горлышка, которого только что касался губами он. Японцы называют это «косвенным поцелуем». К лицу внезапно приливает жар, и я качаю головой, оказываясь от перспективы целовать Нестерова, даже таким образом.
Ситуацию спасают вернувшаяся с бокалами Лерка и Сахаров, шумно открывший шампанское, с шипением стекающее белой пеной на горячий сухой песок.
— Давайте выпьем за начало приятного отдыха, — торжественно провозглашает Дубинина, подставляя бокалы к пенящемуся горлышку, пока золотистое содержимое бутылки заполняет прозрачный хрусталь. — За то, чтобы мы успели загореть, отдохнуть и набраться сил для новых свершений!
С загадочной полуулыбкой беру протянутый бокал за тонкую ножку. Касаюсь краешком полного фужера Лерки. Мужчины присоединяются к тосту с глуховатым звоном пивных бутылок.
Марк усмехается негромко, а потом легко и неожиданно возвращает мне недавнюю колкость:
— Я бы не налегал на шампанское, милая, чтобы это не закончилось как в прошлый раз.
Еле удерживаюсь от того, чтобы не подавиться шипучим напитком от подобной наглости. И вообще от того, что Нестеров смеет упоминать о том вечере. Смеет так дерзко выводить меня из равновесия одной фразой, оставшейся загадкой для всех присутствующих, кроме нас двоих. Так, словно между нами есть некая, крайне интригующая и пикантная тайна.
Мысленно чертыхаюсь и от этого на левом плече снова возникает мой невидимый собеседник в солнечных очках-клабмастерах и плавках Версаче, принтованых узором Барокко.
«Так она же действительно есть, Милашечка, — злорадно хихикает он, разводя руками. — И еще какая пикантная. Но ты была права, ему ни капли не стыдно».
— Не надейся, — отвечаю я Нестерову с елейной улыбкой, хотя внутри все бурлит от гнева настолько, что хочется загнуть что-нибудь неподобающе-нецензурное.
И все же, незаданный вопрос о том, чем же закончился этот таинственный «прошлый раз», повисает в воздухе. Делаю пару больших глотков шампанского, пытаясь привести потревоженные чувства в подобие нормы.
«Так здорово, когда кто-то для разнообразия смущает тебя, Милашечка, — умиляется чертенок. — И то, что этим кем-то раз за разом становится именно Маркуша, наводит меня на определенные выводы».
— Пойду прогуляюсь вдоль берега, — заявляю я, и пока никто из присутствующих не навязался составить компанию, резко встаю и надеваю шляпку.
Успеваю заметить, что уголки губ Нестерова дрогнули в подобии улыбки. Он знает, что вывел меня из себя, сделал это умышленно и, кажется, вполне доволен собой. И это злит меня еще больше.
Едва отойдя от лагеря, срываюсь и шиплю на чертенка:
— Держи свои выводы при себе, понял?
«А чего ты так кипятишься-то? — недоумевает он. — Между прочим, я предупреждал, что тебе не стоит ехать, так что теперь — пожинай плоды собственного безрассудства и самонадеянности».
— Значит, твои предупреждения оказались недостаточно убедительны, — отпиваю из бокала, предусмотрительно взятого с собой. — Понятия не имею, чего Нестеров добивается, но в любом случае не собираюсь ему уступать.
«Разберись для начала с тем, чего хочешь ты сама, дорогуша, — советует чертенок, до того потешно шевеля носом-рыльцем, что я не могу на него обижаться. — И, если тебе хочется заполучить Сахарова — так действуй, а не отвлекайся на Нестерова. Что с тобой происходит? Я тебя не узнаю?»
Если бы я еще знала ответ на этот вопрос. Само присутствие Марка рядом вызывает замешательство и смятение. Заставляет заливаться краской, ускоряет сердцебиение, сбивает с толку. В голове, словно разноцветные бабочки, запертые в трехлитровой банке, мечутся противоречивые мысли. Все еще боюсь его. Все еще интуитивно хочу избегать.
— Я сама себя не узнаю рядом с ним, — признаюсь, чувствуя, как приятно мелкий песок щекочет босые ноги во время ходьбы, а ветер развевает полы легкого платья, позволяя ткани ласкать кожу. — И мне это не нравится. Я привыкла сама вгонять всех в краску и смятение, а не наоборот и сейчас чувствую себя не в своей тарелке.
После признания собственной растерянности становится немного легче. Сажусь прямо на песок. В метре от меня волны одна за одной с пеной накатывают на берег и с шелестом отступают обратно, оставляя на темной от воды суше осколки ракушек и обрывки изумрудных водорослей. Так же отступает и моя злость, оставляя за собой замешательство и беспокойство, успевшие закрасться в душу и никак не желающие оттуда уходить.
«Понимаешь ведь, что Нестеров не тот, с кем тебе стоит меряться силой? Не тот, кому стоит бросать вызов? К нему ведь применимы всякие модные словечки вроде «абьюзер», «газлайтер» и «манипулятор»? — осторожно спрашивает чертенок.
Он пустым взглядом смотрит на морскую гладь вместе со мной. И я рада, что он рядом. Что помогает разложить собственные мысли по полочкам, предостерегает и дает свои несуразные и очевидные советы.
Отвечаю тихо:
— Понимаю.
А чертенок, тем временем, продолжает, с непривычной для него серьезностью:
«Помимо того, что Нестеров старше, он сильнее, опытнее и умнее тебя, Милашечка. Он видит тебя насквозь и просчитывает все твои ходы
