глаз, и поворачивает замок с угрожающим щелчком.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, по-прежнему встречаясь с его взглядом через зеркало. Мне кажется, что если я повернусь и посмотрю на него, это сделает все реальным.
— Тебе было весело?
Его глубокий голос пронизан абсолютной властью. Что-то в нем заставляет меня повиноваться. Он идет ко мне, и с каждым его шагом пульс бешено бьется в моих венах.
Будь смелой. Сопротивляйся, говорю я себе.
— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
— Это хорошо, — отвечает он, и его голос такой хриплый, что почти мурлычет. Он касается моей коже, и между ног у меня становится влажно.
Я не могу сказать, в каком он сейчас настроении. В его взгляде — гром и молния, но его энергия не горячая, как я ожидала. Нет, он спокойно смертоносен, как Декстер со скальпелем (прим. перев. Декстер — главный герой телешоу, судебный аналитик полицейского управления Майами), и это гораздо страшнее.
— Почему? — На этот раз в моем голосе звучит мелкая дрожь.
Он подходит и встает прямо за мной. Зеркало подчеркивает, насколько он больше меня, его тело нависает над моим сзади, достаточно широкое и сильное, чтобы полностью обхватить меня и заставить исчезнуть.
— Потому что сейчас моя очередь веселиться, — отвечает он, его голос на октаву ниже, чем обычно. — А ты не получишь от этого никакого удовольствия.
Он хватает меня за горло и притягивает к своей груди. Я вскрикиваю, испуганная и удивленная. Приподнимаюсь на цыпочки, чтобы попытаться ослабить его хватку на моей шее, но он держит крепко, а его вторая рука ложится на мой живот. Он прижимает меня к себе, заключая в свои объятия.
— Ты явилась на мой бой, — рычит он, зарываясь ртом в мои волосы.
— Я не знала, — защищаясь, говорю я. — Я была там только в качестве девушки для ринга.
Рука, лежащая на моем животе, перемещается к груди и грубо сжимает ее пальцами, заставляя меня вскрикнуть. Он резко дергает мой сосок, заставляя меня стонать. Я хочу верить, что это только из-за боли от все еще чувствительного пирсинга, но моя киска пульсирует от его прикосновений.
— Ты оделась как шлюха, — говорит он, сильнее сжимая мое горло. — Ты дефилировала перед сотнями мужчин, которые смотрели на тебя так, будто ты собиралась стать их следующей трапезой.
Он отпускает мою грудь и грубо наклоняет меня над раковиной, другой рукой перебирая мои волосы. Мое сердце бьется в ушах, наполовину от паники, наполовину от возбуждения. Возбуждение бурлит на поверхности. Я получаю от него ответную реакцию, как и хотела.
Я все еще не могу поверить в то, что происходит сейчас. Его руки на моей заднице, он берет подол моих шорт и засовывает их между бедер, пока они не сбиваются в кучу и моя задница не выставляется напоказ.
— Ты позволила им увидеть эту задницу, — он снова проводит рукой по моим волосам и использует свой захват, чтобы контролировать меня. Я не могу оглянуться и посмотреть, но я чувствую, как он ласкает мою задницу, прежде чем его рука шлепает меня.
От неожиданности я задыхаюсь, но он не ждет, пока я адаптируюсь. Его рука опускается еще два, три, четыре раза, чередуя левое и правое бедра, пока мои колени не подгибаются.
Он опускает руку ниже моих бедер и грубо притягивает меня к себе.
— Если ты еще раз отодвинешь свою задницу от меня, я не остановлюсь, пока ты не истечешь кровью.
Мой позвоночник напрягается, когда я чувствую, как что-то деревянное и плоское касается моей ягодицы, поглаживая меня от одного бедра к другому. Его присутствие угрожающе. Я не знаю, что это, но знаю, что это не то, что мне понравится.
Я пытаюсь сделать что-то отчаянное.
— Никс…
После того как я долгое время не использовал это прозвище, оно кажется чужим на моем языке, и в то же время оно кажется мне очень знакомым. Как будто я должна была произносить его каждый день на протяжении последних шести лет.
Деревянный инструмент отходит от моей кожи и спустя мгновение с силой шлепается обратно на мою задницу. Мой рот раскрывается в беззвучном крике, который прерывается еще одним ударом, приходящимся по другой ягодице.
Он использует мои волосы, чтобы прижать мое лицо к поверхности рядом с раковиной, и наклоняется надо мной.
— Не называй меня так. — Он говорит. — Никогда больше не называй меня так.
Он кладет то, что держал в руках — кажется, деревянную ложку или лопатку — мне на спину и гладит рукой мои ягодицы, ласка обманчиво нежная, когда он вбирает в себя мою разгоряченную кожу.
Его рот дышит напротив моего уха.
— Я шлепну тебя еще десять раз, а ты будешь считать. Если ты пропустишь хоть один раз, я начну сначала.
Он выпрямляется, берет деревянную лопатку и опускает ее мне на ягодицу, лишая дыхания, как и в первый раз.
— Нет? — Он хмыкает, довольный звук доносится из глубины его груди. Он получает от этого удовольствие, ублюдок. — Видимо, ты не хочешь, чтобы это прекратилось.
— О-один, — заикаюсь я.
— Слишком поздно, — говорит он и снова шлепает меня лопаткой.
— Один, — говорю я, на этот раз. Я едва успеваю произнести это слово, как лопатка снова опускается. — Два.
Я вскрикиваю, когда раздается следующий удар, моя задница болит. Счет его ударов вызывает у меня дежавю, возвращая меня к отсчету времени до нокаута.
— Три.
— Тебе понравилось?
— Ч-что? — спрашиваю я. — Четыре.
— То, как он пялился на тебя. То, как он пялился на твое тело, словно оно принадлежало ему. — Он рычит, эмоции окрашивают его слова.
Лопатка опускается еще дважды, и на этот раз я кричу.
— Пять… шесть.
Моя задница горит так болезненно, что, кажется, я не смогу сидеть неделю, но я чувствую себя как провод под напряжением. Возбуждение бурлит в моих венах, голова кружится. От его собственнического тона у меня сжимается живот, а из киски сочится влага.
Еще один шлепок.
— Семь. — Я задыхаюсь.
— Ответь мне, Сикстайн.
Он не должен был позволять или иметь право так произносить мое имя. Как будто оно принадлежит только его губам, только ему, вертится на языке с решимостью и властью надо мной, на которую он никогда не претендовал.
Я даже не могу вспомнить, о чем был его вопрос, поэтому молчу. Должно быть, он воспринимает мое молчание как согласие, потому что я вижу, как его глаза вспыхивают в периферии моих.
— Ты позволяешь кому-то смотреть на себя? Ты позволяешь им прикасаться к тебе? — я вздрагиваю от
