И я оценила. Мне вдруг стало легко и хорошо. Я решила, что не стану мучить себя мыслями о будущем, как это было с Энрике, а просто буду наслаждаться сегодняшним днем.
Прошло четыре дня. В руках у меня был новенький загранпаспорт и два авиабилета во Францию. Почему два билета? Может, это мои фантазии, но у меня такое ощущение, что Андрей специально сделал так, чтобы я получила оба билета и у меня не было выбора, иначе он сам не сможет улететь. Мне хочется верить, что это так.
Всю ту неделю, что оставалась до нашей поездки, я не встречалась с Царевым, потому что он был постоянно в разъездах и помимо съемок и интервью в Москве успел слетать в Питер и Минск по делам, связанным с его детской футбольной школой.
Вспомнив о школе, я невольно задумалась и о прежней семье Андрея. О его жене и сынишке, который тренируется в его школе. Мне почему-то очень захотелось познакомиться с ним.
В квартире Андрея я видела на фото симпатичного коренастого мальчишку с каштановыми волосами и мелкими веснушками на аккуратном прямом, как у отца, носу.
А что касается бывшей жены, то мне со свойственным, наверное, всем женщинам желанием знать все наверняка хотелось убедиться, что она на самом деле бывшая.
Но поскольку спрашивать о таком у него лично я не хотела, а лазить по документам в поисках штампа в паспорте я вообще считала недопустимым, то мне оставалось держать свою любознательность при себе до того момента, пока не представится возможность узнать все без морального надрыва.
Поэтому про сынишку думать было гораздо приятнее. Это все-таки его плоть от плоти…
Я продолжала представлять себе, как выглядит и ведет себя Царев-младший, когда смотрела по телевизору репортаж из Питера, в котором Андрей рассказывал про свою школу и отвечал на вопросы корреспондента о том, каким он был в детстве.
– В школе у меня была репутация драчуна, – говорил Андрей. – Хотя справедливости ради хочу сказать, что сражался я всегда за правое дело, но, увы, мое благородство не ценилось директорами школ, в которых я учился, поэтому я сменил пять школ. Теперь, спустя столько времени, смешно смотреть, как в каждой из пяти висит такая доска почета, посвященная мне, любимому, на которой написано, что я был чуть ли не лучшим учеником школы, примером для подражания. Было очень смешно, когда я видел в новостях, как моя учительница географии, которая в свое время таскала меня за ухо, со слезами говорит: «Андрюшенька был прекрасным мальчиком, любознательным, прилежным, не помню, чтобы кто-нибудь из моих учеников любил географию…» – Он засмеялся. – Вот клянусь вам, что половину уроков географии я попросту прогулял. А еще я был жутко самостоятельный. Так вот, помню, что настоял тогда, чтобы меня привели в СДЮШОР, и пытался настоять на том, чтобы я ездил туда один! Мне казалось: что такое пять остановок на троллейбусе и подземный переход для такого взрослого мужика, как я! Но мама почему-то была против, и меня стал возить туда дедушка. Я пытался тогда делать вид, что все-таки еду один, словно я не с ним…
Репортаж кончился, а в душе у меня осталось теплое ощущение того, что по телевизору выступал Андрей Царев – Король, а я видела в нем Андрея Царева – парня, мужчину, человека… В моей душе теплыми волнами разливалось умиление. И с этим парнем, мужчиной, человеком мне все сильнее хотелось сесть в самолет и улететь, а куда – неважно.
Посадку на самолет объявили пятнадцать минут назад, а я стою со своим красным чемоданом, полным брендового тряпья, и перебираю глазами толпу людей, человека за человеком, как Золушка перебирает перемешанное мачехой зерно в блюде, в поисках статной фигуры моего Короля. Безрезультатно.
Меня «терзают смутные сомненья», начиная с того, что Андрей передумал ехать со мной или вообще не думал ехать со мной, и заканчивая тем, что его сбила машина или зарезал маньяк-фанат…
Я старалась не вспоминать о предательстве Энрике в аэропорту Сент-Джонса, но эти мысли, как въевшаяся в психику фобия, заставляли мое сердце подпрыгивать, словно пинг-понговый шарик.
Наконец, я увидела в толпе знакомое лицо, спрятанное под большой козырек белой бейсболки, на котором, однако, красовался лейбл «Real».
«Ага! – облегченно вздохнув, подумала я, вспоминая слова самого же Андрея: „зайка спрятался за кустик, а ушки-то торчат!“»
Андрей, запыхавшись, подошел ко мне и чмокнул в щечку.
– Прости, солнце, что опоздал! Я с одного самолета на другой бежал. Вылет из Питера задержали, я думал – все! – опоздаю к тебе.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – капризно упрекнула его я.
– Все только начинается! – весело сказал он и, подхватив мой чемоданчик в одну руку, а меня (☺) – в другую, заторопился к пункту приема багажа.
Время перед вылетом мы весело провели в дьюти фри, в котором постоянно хочется купить что-то ненужное, но пахнущее хорошо, и за распитием кофеобразного напитка с пирожнообразной закуской.
Сев в самолет, я деловито заявила:
– Так, давай подготовимся к возможным интервью и подумаем, как наиболее выгодно отразить твою заинтересованность благотворительностью.
– Ты уверена, что весь полет хочешь изображать моего пиар-агента? – прищурившись, спросил Андрей.
– Что значит «изображать»? – обиделась я. – Меня начинают напрягать твои подколки по этому поводу! Если тебе не нужны мои услуги, то так и скажи, а веселить тебя я не намерена!
– О, о, о! – Андрей вытянул вперед ладони. – Только не обижайся! Я не хотел тебя обидеть. Конечно же, я нуждаюсь в тебе, и даже больше, чем может показаться! – Он вглядывался в мой теплеющий взгляд – Давай все обсудим, согласен, это важно! – сказал Царев. Он смотрел на меня с покорностью школьника перед учительницей химии, у которой в руках пробирка с серной кислотой.
Это меня простимулировало.
– Итак, – деловым тоном начала я. – Что это будет за аукцион? С какими проблемами средства, полученные от него, помогут справиться несчастным детям?
Он прыснул и тут же огреб мой чрезвичайно неодобрительный взгляд.
– Средства от него должны пойти на строительство перехода для редких вислоухих, мохноногих ежиков.
– ?!!©#:*^!!!!
– Да это правда! Клянусь! – уверял Царев. – В Германии, под Лейпцигом, в лесу водятся какие-то суперредкие вислоухие и мохноногие ежики и там собрались строить магистраль. А у этих ежиков есть какая-то тропа, по которой они привыкли ходить на водопой, и если дорогу построят так, как задумали, – поперек их тропы, то бедные животные очень расстроятся…
Я молча отвернулась к иллюминатору.
Андрей покопался в сумке и достал проспект, посвященный проблеме несчастных ежей. Я пробежала его глазами и засмеялась.
