— Ты не можешь оставить меня?
— Это значит «нет». Ты уже должна была понять, что я всегда получаю то, что хочу, так что ты могла бы также сказать мне.
— Высокомерный придурок, — бормочу я себе под нос.
— Я это слышал. И я не высокомерный, я целеустремлен. Высокомерие проистекает из ложных убеждений, которых у меня нет.
Это правда. Джонатан относится к тому типу людей, которые никогда ничего не начинают, если уже не знают конечного результата.
— Я жду, Аврора.
— Разве у тебя нет работы?
— У тебя тоже работа, и твоя подруга с черным поясом, должно быть, организует поисковую группу, но ты не собираешься уходить. Это твой последний шанс свободно разгласить информацию, прежде чем я прибегну к своим методам.
— И что это за методы? Отшлепаешь меня?
— Не в твоей нынешней ситуации, но я возьму это на заметку для следующего раза.
— Ты невозможен, ты знал об этом?
— Это не ответ на мой вопрос. Ты тратишь впустую наше время.
— У меня все болит, ясно?
Он делает паузу, но выражение его лица остается пустым, даже отсутствующим.
— Хах.
Хах?
Не знаю, чего я ожидала, но «хах» не то.
— Насколько у тебя болит?
— Достаточно, чтобы я не могла пошевелиться.
— Тебе следует обратиться к врачу?
— Нет. Все не так плохо.
— Тогда в чем ты нуждаешься?
— Отдыхай, Джонатан. Когда-нибудь слышал об этом слове, или оно стерто из твоего словаря трудоголиков?
— Очень забавно.
Его лицо застыло в этом снобистском состоянии, а это значит, что он совсем не находит это забавным.
Он стягивает одеяло с моего тела, и я вскрикиваю, когда он обхватывает меня своими сильными руками за спину и поднимает. Комната теряет равновесие, когда он без усилий несет меня в свадебном стиле.
Возникает смутное воспоминание о том, что мы были в таком же положении раньше. Он тоже сделал это вчера?
Были ли те слова, которые пришли мне на ум, его словами?
Должно быть, мне все это мерещится. В конце концов, это Джонатан. Он не чувствует... совсем. Даже если и чувствует, он так хорошо овладел искусством обмана, что никто не видит за его невозмутимым фасадом.
Я вздрагиваю, но учащенное сердцебиение застает меня врасплох еще больше.
— Джонатан? Что ты делаешь?
— Нахожу решение.
Он направляется в ванную, и я мельком вижу нас в зеркале. Я, совершенно голая и маленькая в его объятиях. Он, одетый в костюм и выглядящий как король, судя по его фамилии.
Мои волосы растрепаны, а глаза слегка припухли со сна. Я не только выгляжу трахнутой, но и как будто наслаждалась каждой секундой этого.
Джонатан осторожно опускает меня в ванну, и я вздрагиваю, когда моя тазовая кость касается холодной поверхности.
Его внимание переключается на меня при звуке, который я издаю.
— Потерпи немного.
— Это твой ответ на все?
— Ты должна вытерпеть это, чтобы пройти через это, Аврора. Вот как это работает.
Интересная философия, но…
— Это не значит, что это пройдет, ты же знаешь.
— Вот почему ты должна терпеть и действовать. Это не имеет значения, если ты только терпишь. Во всяком случае, это повредит тебе в долгосрочной перспективе.
Он слегка поворачивает кран, пробует воду на пальцах и позволяет ей наполнить ванну. И меня.
Мои мышцы немного расслабляются, когда прохладная вода ослабляет боль между ног и в заднице.
Он тянется через мою голову к бесчисленным средствам для ванны и достает то, которое уже было здесь, когда я переехала.
— Я использую яблочный. — я указываю на бутылку рядом с ним.
— Всегда есть возражения. — он качает головой, хотя подчиняется и наливает гель для душа с ароматом яблока.
Затем в тревожной тишине он наблюдает, как вода наполняет ванну и пузырьки покрывают меня до самых грудей.
Я ерзаю под его пристальным взглядом. Хотя я хорошо справляюсь с тишиной, я мусор, когда дело доходит до Джонатана. Учитывая его скрытный характер, всегда кажется, что он что-то сообщает молчанием.
И обычно это не очень хорошо. Молчание Джонатана это тот тип, который должен держать вас в напряжении.
— Ты можешь идти. Не обязательно продолжать наблюдать за мной.
Он не двигается и ничего не говорит. Он остается на краю ванны, скрестив руки на груди, и пристально изучает меня, будто читает воображаемые слова с моего лица.
Запугивание Джонатана Кинга не знает границ. Словно он был рожден, чтобы играть роль ублюдка без души.
Тот факт, что его эмоции заперты в хранилище или, что еще хуже, их вообще не существует, делает его непредсказуемым.
Ни за что на свете не понять, о чем он думает, и я думаю, что именно это превращает меня в этот сбитый с толку комок всякий раз, когда он рядом.
Несмотря на то, что я избегаю головоломок, нельзя отрицать, как сильно я люблю их разгадывать.
Мысль о том, чтобы погрузить пальцы во что-то и разобраться во всем этом, наполняет меня приливом адреналина.
Мысль о том, что я никогда не смогу сделать этого с Джонатаном, вот что бросает меня в бесконечный круг без выхода.
— У тебя есть работа, верно? — бормочу я.
— Это может подождать.
— Ты только что сказал, что работа может подождать? Разве это не похоже на богохульство в твоем руководстве по работе с богом?
Он приподнимает бровь, вероятно, из-за моего саркастического тона, но никак это не комментирует.
— Эта работа принадлежит мне. А не наоборот.
— Хочешь сказать мне, что можешь перестать работать завтра, если захочешь?
— Я мог бы, но не стану. Нет никакого удовольствия в том, чтобы слоняться без дела, когда ты можешь использовать эти часы для продуктивной работы.
— Больше похоже на разрушение, — бормочу я себе под нос.
— Если тебе есть что сказать, скажи это вслух. Прячась, ты кажешься трусихой, а ты не трусиха, Аврора.
От его слов у меня по спине пробегает дрожь гордости. Не то чтобы мне нужно, чтобы Джонатан говорил мне, что я не трусиха, но тот факт, что он, вероятно, всегда так думал обо мне, кое о чем говорит. Понятия не имею, что именно, но это так.
Он протягивает руку к моему лицу, и я напрягаюсь. Он собирается погладить меня по щеке?
Теперь, когда я думаю об этом, Джонатан почти не касается моего лица — если вообще касается. Единственный раз, когда он сделал это, был раньше, когда он проверил мою температуру. Он также никогда не пытался поцеловать меня. Не то чтобы я бы отнесла Джонатана к эмоциональному типу людей, которые могли бы это сделать, но...
Почему я вообще думаю об этом? Для начала, стеснение в груди, потому что он ушел прошлой ночью. А теперь тот факт, что он не прикоснулся к моему лицу и не поцеловал меня?
Вместо того чтобы прикоснуться ко мне, Джонатан протягивает руку мне за спину и закрывает кран. Мой желудок сжимается от чего-то, отличного от облегчения.
Он снимает пиджак и вешает его на вешалку для полотенец, затем расстегивает манжеты рубашки и закатывает рукава, обнажая свои подтянутые руки с мужскими венами.
К тому времени, как он присаживается рядом со мной, я наблюдаю за ним, как за инопланетянином.
— Что ты делаешь?
Он опускает руку в пузырящуюся воду прямо между моих ног, словно точно знает, где это находится.
Его сильные пальцы хватают мое ноющее бедро и растирают длинными кругами с нежностью, на которую я никогда не думала, что Джонатан способен.
Мои мышцы расслабляются с каждой секундой, и его прикосновения становятся все более успокаивающими, даже приятными. Моя голова лежит на краю ванны, и глаза закрываются.
Мои ноги раздвигаются сами по себе, чем больше Джонатан массирует внутреннюю поверхность бедер, его пальцы медленно приближаются к моей чувствительной сердцевине, но не касаются.
Низкий стон наполняет воздух, и я с ужасом понимаю, что он мой. Я впиваюсь зубами в подушечку нижней губы, чтобы больше не издавать ни звука.
