разозленная его совершенно бесцеремонным и беззаботным поведением, несусь следом, ловя по пути взгляд Гели, все ещё маячившей в коридоре.
«Я разберусь» — вывожу беззвучно.
— Ты же не собираешься тут мыться? — складываю руки на груди и ловлю ответный взгляд в зеркале.
— Просто ищу место, — демонстрирует он бутылку с гелем для душа. Тем самым.
Эвкалипт. Эффект бани.
А я думала он не любитель париться.
— Но места нет, — хмыкает псевдо-парень. — Видимо, фильмы не врут, — кивает на засилие косметических средств на раковине и ванной.
— Геля завтра часть увезет, тогда и разложишься, — все больше раздражаясь, говорю я. — И не надо трогать мои вещи.
Делаю шаг вперёд, отодвигаю Вову плечом и ставлю на место то, что он уже пытался сдвинуть.
— Окей, — легко соглашается он. — Остальные вещи мне тоже разложить завтра?
Поднимаю взгляд вверх и снова встречаюсь с насмешливым взглядом в отражении. Вова стал сзади. Очень близко.
— Да, лучше завтра, — твердо говорю я.
А теперь вали.
— Тогда… может, ещё порепетируем? — запускает руку мне в волосы и отодвигает их в сторону, проходясь пальцами по голой шее.
Он ненастоящий парень, но настоящий засранец.
* * *
— Ты точно съезжаешь не насовсем? — я оглядываю пять сумок на полу в коридоре и шестую в руках Ангелинки и начинаю слегка паниковать.
Утро началось не с завтрака.
— Улики, улики! — эмоционально всплескивает руками подруга, сметая содержимое шкафа в огромный баул. Господи, сколько в ней кофе? — Как раз повод разобрать барахло!
— Мне кажется, ты взялась за дело чересчур рьяно.
Потираю глаза, давлю зевок и поправляю скрутившиеся шорты с кактусом. Откуда в этой женщине столько энергии? Я после выходных чувствую себя просто размазанной по земле асфальтоукладчиком, еле встала по будильнику. А Геля работала без выходных, да ещё и подскочила спозаранку, чтобы сделать то, что за нее, как хорошая подруга, должна была сделать я.
— Кто бы говорил! — передразнивает меня Геля.
Она останавливается и поворачивается ко мне лицом. Сумка падает к ее ногам.
— Обещай, что не натворишь глупостей, пока меня не будет! — тычет в меня пальцем, пытаясь придать веса своим указаниям.
Блин, ну мы же вчера уже обсудили все это. Раз двадцать. Что опять?
— Глупостей это типа «сломаешь мой телек», «забудешь покормить Яшу» или… — пытаюсь все перевести в шутку.
— Или! Господи, — закатывает она глаза. — Дай мозгов этой женщине и брома ей в чай.
— Что ты начинаешь, — возмущённо цокаю я. — Я же выгнала его вчера, ты сама видела.
— Это потому что в тебе плескалась не полная бутылка вина, и я вовремя пришла.
А что будет завтра? Самогонка твоего бати, темная комната, тесный диван, — Геля чеканит слова, словно выбивает мне на плече лилию.
Клеймо позора. Хотя я и согрешить толком не успела. Да даже и не собиралась!
Так я убеждаю себя сегодня все утро, хотя сладковатый привкус вина осел горьковатым послевкусием на губах, как напоминание: было.
Репетиция.
— Я постелю ему на полу! — заявляю твердо.
— Ну да, ну да, — Ангелина вновь принимается выметать вещи с полок прямо в раскрытую сумку у ног.
— И вообще, что ты так за мою добродетель радеешь? Ещё недавно мне сама говорила…
— Ида, есть большая разница между «проветриться» и пасть на дно, — философски заявляет подруга.
— Так не он же мне платит!
— От перемены мест слагаемых… — последние вещи утрамбовываются в спортивную сумку уже рукой. — А ещё ты подозрительно топишь за эту идею, — вскидывает на меня пронзительный взгляд. — Не нравится мне. Может все же остаться?
— Я уже сказала, что ты съехала, — складываю руки на груди и прислоняюсь к стене.
— Ну въеду обратно!
Представляю, какое шоу устроит мама, если подумает, что мы живём втроём.
Ангелина никогда ей особо не нравилась. Маме вообще слишком красивые люди не нравятся, считает, что таким не достается мозгов, а это единственное, что она уважает в человеке. Не во мне, конечно. Ее дочь никогда не будет слишком умной, разумной, самостоятельной… Повезло Галке — выскочила замуж, нарожала — все, мамину гиперопеку с себя сняла. Я же выбрала слишком тернистый путь.
— Я ценю твою поддержку… — начинаю я.
— «Но сейчас видеть тебя здесь не очень-то и хочу», да? — подкалывает Геля.
— Словно мысли мои читаешь, — расплываюсь в неподдельной улыбке.
Родственные души бывают заключены в очень красивую упаковку, чтобы мама там не говорила.
— Так, все, — хлопает по коленям подруга и выпрямляется. — Место твоему хахалю освободила, можете раскладываться. В комнате все ценное попрятала под замок, трусы уже увезла. Что ещё, что ещё? — похлопывает пальцами по губам. — Туфли!
— Когда ты трусы успела вывезти? — цепляюсь за интригующий факт.
— А тебе скажи, тоже захочется! — кряхтя, Геля опускается на четвереньки и открывает нижнее отделение прихожки. — Черт, что-то их тут до хрена, — слышится приглушенное из недр полки.
— Скажешь девчонкам, что это приданое. А если ещё и поделишься с ними…
— Ещё чего! Туфли — это святое! Я с большим удовольствием с ними трусами поделюсь, — доставая очередные убийственные каблуки, ворчит подруга. — О, а я их искала! — радостно вопит она, прижимая к груди синие лодочки. — Самые удобные туфли в мире!
И страшные. С потертыми мысками и наполовину стертыми набойками. Но Ангелина смотрит на них с такой любовью, что не приходится сомневаться: она этих недостатков не видит. С мужиками у нее такое почему-то не прокатывает.
— Тебе хотя бы выделят спальное место, или мне терзаться угрызениями совести, что я обрекла тебя на ночевку на прикроватном коврике у Аньки?
— У нее отличный широкий диван, она разрешила поспать с ней. Но ты все равно терзайся угрызениями, это полезно, — улыбается Геля, выставляя дюжину туфель в ряд на полу.
Наши соседки по студенческой общаге снимают крутую трешку на четверых и уже успели превратить ее в настоящую коммуналку с бесконечным проходным двором, прибивающимися время от времени парнями
