в слезах… Что он подумал об этом?
– Сегодня я впервые была там за последние восемнадцать лет, – тихо начинаю я. – Мне было сложно туда заходить. Там остались вещи моей мамы.
Ладонь Вадима замирает на моём плече, и я понимаю, что он внимательно слушает меня.
– Моя мама умерла восемнадцать лет назад, и после этого мы с отцом больше не приезжали сюда. Папа просто не мог… А недавно и его не стало.
Сначала я слышу тихий вздох Вадима, а потом его неуверенные слова.
– Я тоже потерял близких.
Замираю и молчу, боясь его спугнуть.
Ну же! Говори со мной! Пожалуйста!
Снова вздох. Объятья мужчины становятся крепче.
– Моя жена… И сын… Они погибли восемь лет назад.
Вадим
Воспоминания… Воспоминания, которые я так тщательно гнал от себя последние годы, вдруг просачиваются под кожу… Болезненно сдавливают сердце, грудную клетку… Лишают кислорода. И мне приходится приложить усилия, чтобы не показать Саше то, что я до сих пор испытываю.
Боль.
Опустошение.
Отчаяние.
Гнев.
Моему сыну было всего лишь пять…
Саша немного отстраняется от меня, чтобы заглянуть в моё лицо самым жалостливым взглядом.
– Мне очень жаль, – тихо говорит она, продолжая смотреть на меня как на побитую собаку.
– Я уже это пережил, – выдавливаю из себя заведомую ложь. – Просто хотел сказать, что знаю, каково это – терять.
Замолкаю. Наверняка уже сказал лишнего. Зачем этой девушке моя история? Мы же прекрасно проводим время вместе без всякой чуши в виде горьких откровений.
Зажмуриваюсь. Воспоминания заполняют мою голову яркими образами жены и маленького сына.
– Я вижу, что тебе больно, – очень-очень тихо говорит Саша. – Если поделиться этой болью, может стать легче.
Она дрожит. Наверное, оттого, что это сказала. Наверняка считает, что я вновь закроюсь от неё. Выставлю за дверь. И я должен так сделать. Однако уже не могу.
– Я вернулся в посёлок после службы в очень горячих точках, – начинаю рассказывать неожиданно даже для самого себя. – Мне тогда было двадцать пять. Я решил, что достаточно уже войны… Захотел обзавестись семьёй… И встретил Аню. Она приехала в наш посёлок на лето к своей бабушке. И она была так молода… Мы поженились в конце лета, и Аня сразу забеременела. Всё было хорошо, не считая того, что она не хотела жить в деревне. И мы даже уезжали ненадолго в город… Правда, вскоре вернулись обратно. Потому что я не мог жить там, где слишком много шума. Отголоски войны, понимаешь?
Саша молча кивает. Боится даже голос подать, чтобы ненароком не прервать мои дурацкие откровения.
Я заставляю себя продолжить говорить, чтобы поскорее закончить со всем этим. И, несмотря на то, что каждое слово даётся очень тяжело, снова возвращаюсь к рассказу:
– После бесконечных споров и попыток договориться мы с Аней всё-таки нашли компромисс. Мы остались жить в деревне, но иногда она на время уезжала в город, чтобы навестить родителей. Так было и после рождения Алёшки. Она брала его с собой в город максимум на неделю. И всего два раза в год. С этим я мог смириться.
Вздыхаю.
Лучше бы я никогда не отпускал их.
Надолго замолкаю, вновь утопая в воспоминаниях. Саша нежно гладит меня по груди, так и не решаясь ничего сказать. Я крепко обнимаю её, целую в висок.
Можно было бы просто трахнуть эту девушку, чтобы покончить с разговорами. Но у меня сейчас даже не встанет.
– В то… наше последнее лето… – хрипло говорю я, – в посёлке нарисовался бизнесмен Андреев. Построил дом. Открыл магазин. И начал ухлёстывать за моей женой.
Саша вздрагивает, но ничего не говорит.
– Я просил его не лезть к ней, но этот ублюдок не понимал ни моих слов, ни угроз. В посёлке буквально каждый знал, что в нашей семье начались проблемы. Поползли слухи, что Аня отвечает ему взаимностью. Я отказывался верить. Ведь мы так любили друг друга…
Твою мать! Любили, да?! Теперь я отказываюсь верить в это чувство! Это лишь грёбаное слово из шести букв!
– Она в очередной раз уехала в город, забрав с собой Лёшку. И на этот раз они отсутствовали намного больше недели. Того мудака Андреева в это время тоже не было в посёлке. И вернулись они в один день…
Вновь зажмуриваюсь и хрипло продолжаю:
– Мы с Аней поругались тогда очень жёстко. Она собрала вещи, пока меня не было дома. За ней приехал этот ублюдок. Я как раз подъезжал к дому и успел увидеть, как Аня с сыном на руках села в его машину. Поехал за ними. Андреев явно вез её не в свой дом в посёлке. Они выехали на трассу и помчали с такой скоростью, что я на своём пикапе быстро отстал. Я даже не видел, как произошла авария… Помню, как услышал хлопок и увидел столб дыма вдалеке…
И помню, как что-то внутри меня оборвалось в тот момент. Помню, как ярость заполнила сердце, заполняя образовавшуюся там пустоту. Ведь злиться намного лучше, чем умирать от скорби.
– Машина Андреева была так изувечена, что ни у кого из троих не было шансов выжить, – заставляю себя широко открыть глаза. – Только вот этого ублюдка каким-то образом выкинуло из-за руля, и он выжил… Сука!.. Я хотел его добить там же, на дороге. Но сначала попытался оживить своего мёртвого ребёнка. Потому что отказывался верить в то, что его уже нет…
Громко сглатываю. Глаза начинает противно пощипывать.
– Потом приехала полиция, скорая… – продолжаю тусклым голосом. – Очевидцы заявили, что я пытался убить Андреева. Сам я к тому моменту вообще уже ничего не соображал… Да, я хотел его убить. Под руку попался какой-то камень, и я хотел проломить череп этому ублюдку. Меня схватили, надели наручники. Но я продолжал рваться к Андрееву, даже когда его погрузили в скорую. И поклялся самому себе, что всё равно убью этого подонка. Андреев это знал. И добился того, что суд запретил мне приближаться к нему на расстояние ближе, чем сто метров… Когда я вернулся, сходил на могилы жены и сына, а потом сразу покинул посёлок. Прибрёл к реке, нашёл твой пустующий дом. Поселился в нём на время. Отремонтировал его… Не собирался здесь надолго оставаться. Думал, достану оружие и пущу пулю в лоб Андрееву. Но так и не сделал этого…
Саша всхлипывает. Смотрю на её мокрые от слёз щёки. Провожу по ним пальцами.
– Я не хотел тебя расстроить.
Всё. Хватит. И так сказал то, чего говорить
