два. Почти твоя ровесница.
— Все-таки ты стервочка, — ровняюсь наконец с Василисой, как только мы выходим на дорогу.
— Да, есть такое.
— Что подарим бабке на юбилей? — останавливается и переводит на меня взгляд. Хочет улыбнуться, зараза такая, но держится. — Понял, яд, который не обнаружат после нескольких часов. Будет сделано, Василиса Петровна. Так, стоп, — перевожу взгляд на охрененную горку. — Мы здесь не ехали. Я бы точно запомнил эту горку.
— Потому что мы по ней спускались, Петя. Не тормози, а?
— Ты снова подавляешь во мне мужика.
— Иди уже, и под ноги смотри.
Есть! Вот есть на свете справедливость! Никогда не думал, что буду так радоваться тому, что Василиса проколет ногу. Как бы бульдозер не храбрился, сейчас ей сложно оставаться «мужиком». Не орет как типичная баба, но по говорящему лицу видно, что ей больно.
— А говорила, что у меня щелки вместо глаз. Вот и ответ у кого глаз меньше, Василиса Петровна. Давай к папочке на ручки.
— Сейчас не время для шуток, Петя!
— Так и я не шучу. Вон на то бревнышко тебя посажу, — указываю взглядом на лес. — Каку из пятки вытащу и отпущу тебя с Богом.
— Я сама в состоянии доскакать на одной ноге.
— Так я могу другую покалечить, чтобы ты уже была обыкновенной, нуждающейся в мужике бабой. Все, цыц! — прикладываю палец к ее губам и тут же поднимаю на руки. — Поить тебя, что ли, всю жизнь вискарем, чтобы ты была милой?
— Я больше пить с тобой не буду. И не надейся.
— Это был риторический вопрос. Я сказал цыц.
Приподнимаю ее ногу. Ну что за женщина такая, даже не вскрикнула с огромным куском стекла в ноге? Чувствую на себе взгляд Василисы. Определенно хочет что-то сказать, но, на удивление, после неоднократного «цыц» — держится. Вот только взглядом прожигает так, что становится не по себе. Тянусь к ее лицу и провожу пальцами по глазам.
— Так вообще-то покойникам закрывают глаза, — укоризненно отмечает Василиса.
— Ты им сейчас станешь, если не захлопнешь варежку.
Аккуратно достаю из кожи стекло и, убедившись, что там ничего не осталось — залипаю на ее ступнях. Вот какие пятки, такой и характер.
— Почему ты так смотришь? Что там такое?
— Все херово. У тебя пятки, как у моего покойного деда. Я тебе пемзу подарю на следующее свидание.
— Ну ты и скотина. Хотя, все к лучшему, может, ты наконец-то отвалишь от меня с такими-то ступнями, — пытается вырвать ногу.
— Главное, что коленки красивые. А пятки шлифанем. Нет, пемза тут не справится. Пилу… я подарю тебе пилу. В смысле пилку. Не переживай, неделя и буду тебя в пятки целовать. Сиди тут смирно, я сейчас вернусь.
Вот удивительное дело — сидела смирно все время, пока я не вернулся обратно. Грустная. Загруженная. Не надо. Вот не надо было ляпать про пятки и этот шестилетний застой. Какая бы с виду Вася бульдозерная ни была, глубоко в душе она типичная девочка. Сажусь на корточки и прикладываю к ее ноге подорожник. Усмехаюсь, понимая, что это становится уже традицией.
— При всем желании, на горку я тебя не смогу поднять на руках. Максимум до середины. Потом все равно надо будет делать перерыв. Давай подождем здесь? — вместо ответа Василиса качает головой. — Чего молчишь?
— Ты говорил мне «цыц», вот я и заткнулась. Я домой хочу.
— А меня хочешь? — вот на хрена я сейчас это спрашиваю?! — Я тебе как минимум нравлюсь, ну чего ты заднюю включаешь?
— Я хочу домой и пить. Это надо быть полностью отмороженной, чтобы сейчас думать о сексе, даже если ты мне нравишься.
— Даже если, — повторяю за ней. — Ты обязана уже в меня влюбиться. Давай на ручки, надорви мне спину, красопетовна.
— Прекрати, — пытается вырваться, но я вполне удачно гружу ее на плечо.
— Ой, фу, меня сейчас вырвет.
— А я спину надорву, будем дальше мериться пиписьками?
— Ну так поставь меня, я сама.
— Цыц!
Какая там, к чертям собачьим, половина горки? Я выдохся уже через секунд тридцать. Еще и башка о себе дает знать. Когда увидел знакомую машину, кажется, издал вопль облегчения. Ну ты ж моя прелесть.
— Я же говорил надо немного подождать. Опирайся на здоровую ногу, — аккуратно ставлю Василису на землю. — Еще раз будешь мне перечить, женщина?
— Как он узнал, где мы?! — вместо благодарности еще и возмущение.
— Я же сказал — я передаю сигнал через космос в чужую сахасрару. Она уже открыта. Вот Миша и здесь. А сейчас я тебе передаю сигнал — садись в машину и снова цыц. Стопэ, Миша, — показываю жестом руки Медведеву заткнуться, как только он выходит из машины.
* * *
— Не смотри на меня так, это мама.
В очередной раз пытаюсь угомонить лающего Тошу, не узнающего меня в маске. Лай настолько громкий, что, кажется, недавно прошедшая головная боль вновь возвращается на круги своя. А я, не взирая на этот звук, продолжаю с усилием тереть пятки пемзой. Да, это было дико обидно. Хотя, надо признать, справедливо. Неудовлетворенная результатом, вынимаю ноги из тазика и выливаю воду. Хотя, так все равно лучше.
Убираю маску с лица и иду принимать душ. Уложив красиво волосы, я четко для себя решила, что несмотря на то, что Соболев важная шишка при деньгах, я хочу продолжить то, что мы начали вчера, но уже на трезвую голову.
Не припомню, когда последний раз так ждала наступления вечера. Соболев вернулся в поселок только в начале восьмого. Я же как самая настоящая девочка, включив музыку в соцсети, все это время наводила красоту и подбирала наряд. Такой, чтобы было не очень понятно, что я для чего-то готовлюсь.
19:12
«Ну что, красопета, как насчет нарушения твоего полового покоя?:)»
Ну какой же гаденыш!
19:13
«Я уже в кровати с мигренью, так что нарушай чей-нибудь другой половой покой. Спокойной ночи»
19:13
«У меня тоже голова все еще бо-бо, давай лечить вместе?»
19:14
«Сладких снов»
Подождала до приличия еще час и, захватив из дома повод в виде трехлитровой банки домашнего томатного сока от похмелья, направилась к Петиному дому. Заливистый Светин смех я услышала еще до того, как подошла к его калитке. Медленно шагаю вперед и застываю, смотря на то, как она играет с собакой, попутно о чем-то говоря с Петей.
Я знаю, что Света не любит собак. Все, что от нее можно услышать в их сторону, так это то, что они воняют псиной. Она — типичная кошатница. А сейчас счастливая
