покрывало? Нет, дорогая, — не уступлю.
Усаживаюсь обратно на плед.
— И что изменится завтра?
— Нас заберут отсюда. Я подам сигнал через свою сахасрару в сахасрару моего помощника Мишу. И он нас найдет, принесет одежду и как только мы выйдем на дорогу, пересядем в машину.
— Передавай этот сигнал сейчас, — какая нафиг сахасрара?!
— Не могу раньше десяти утра.
— Почему?
— Потому что наши сахасрары сейчас закрыты.
— Так раскрой.
— Не получится. Давай бухать, Васька, сосаться и отвечать на неудобные вопросы.
— А что будет утром?
— А утром ты ничего не вспомнишь или сделаешь вид, что ничего не помнишь. Иди сюда, белочка моя, — притягивает меня к себе.
А впрочем, куда я сейчас пойду, даже если украду плед? Утром ведь можно действительно сделать вид, что я ничего не помню. Хотя это вряд ли, учитывая, как в очередной раз Петя присосался к моим губам.
— Итак, вопрос номер один, — протягивает мне бутылку с виски. — Ответишь — не буду покушаться на твою честь, когда ты заснешь. Когда у тебя был последний секс?
— Восьмого марта, — не раздумывая, отвечаю я и отпиваю виски.
— Хм… — задумчиво произносит Соболев. — А я был уверен, что давненько. А тут пять месяцев назад. Ну, не так уж и плохо.
— Восьмого марта две тысячи четвертого, а не две тысячи десятого, — зачем я это сказала?!
Затяжное, просто нереально затяжное молчание. А вообще-то, почему мне должно быть за это стыдно?
— Ты… секс в календаре отмечала? Типа, как праздник?
— Нет, просто хорошо запомнила. Девятого марта я застукала мужа, трахающего мою подружку, — снова отпиваю виски, морщась от того, как он обжег мне горло.
— Вот тебе и подружка. Охренеть… шесть лет. Беру свои слова обратно, Василиса Петровна. Я покусусь на тебя спящую. Покушусь. Короче, ты поняла. Пососемся?
Каждый из нас совершенно точно вспомнил если не все, то почти все. Но, судя по слегка опухшему лицу Василисы, она сделает вид, что мы только бухали. В принципе, это весьма предсказуемо.
— Что-нибудь вспомнила?
— Не особо. Так… помню пили много и в карты играли. А ты?
— Тоже смутно. В голове только кто-то постоянно шепчет «шесть лет, шесть лет». Просто непозволительно много. Тебе так не кажется? В голове не укладывается как. Ну как так? — наигранно удивляюсь я, наблюдая за метаморфозами на лице Василисы. — Ну ладно, не переживай. Сегодня вечером начнем исправлять. К нашей свадьбе все наверстаем.
— Да пошел ты в жопу, — зло прошипела Вася, толкнув меня в плечо.
Откуда у нее столько сил при такой комплекции, остается загадкой. Развернулась и, прижав покрепче к себе пакет, направилась к пледу, виляя своей прекрасной задницей.
— Ну, Василисушка, не обижайся. Зато ты сразу все вспомнила, да, моя дорогая?
— Отвали, мой дорогой, — какая-то секунда и Василиса дернула с земли покрывало. Обернула им себя и, не смотря в мою сторону, шагнула от меня, явно намереваясь идти домой?
— Ты куда? — дергаю ее за руку.
— Домой.
— А я?
— Сиди жди здесь своего напарника по сахасрарам, а у меня собака и куры не кормленные.
— Я тебя не отпущу одну. Мало ли изнасилуют.
— Кто-то недавно сказал, что такую как я вряд ли изнасилуют, так что будь спокоен, Петя.
— Ну не изнасилуют, так треснут по башке за твой язык. Не отпущу тебя одну, даже не думай. И вообще, какая тебе разница от пары часов? Да и как ты пойдешь босиком? Это небезопасно.
— Буду смотреть себе под ноги. Пусти.
— Ведешь себя как обиженная девочка. Предсказуемо и глупо. Дальше что будет? Это все алкоголь, я не собираюсь с тобой спать. Давай все оставим, как есть и бла бла бла. Угадал?
— Угадал, — на удивление спокойно произносит она. — Либо ты делаешь дырки в пакете и надеваешь его на свою передницу вместе с задницей и идешь за мной, либо я иду одна. Считаю до десяти.
— Ты снова подавляешь во мне мужика. Скорее бы тебя трахнуть.
— По голове?
— А вот и не угадала. Только в пакете мне еще не хватало ходить, — приподнимаю его вверх. — Ты худее и меньше меня, давай меняться — мне плед, тебе — пакет.
— У меня так-то есть грудь, которую нужно прикрыть, а у тебя нет, так что тебе пакета хватит в самый раз. Дай сюда, тормоз, — вырывает из моих рук пакет и словно бешеная собака разрывает его полностью снизу.
— Ну так-то у меня тоже есть сиськи, Васенька. Я, может быть, стесняюсь. Это нечестно.
— Суй, — тоном строгой училки произносит она.
— Ты в меня только что плюнула. И да, стесняюсь спросить, куда и что мне суть. Сыть. Сувать. Совать. Дебильное слово.
— Суй свое тело в пакет.
— Мне кажется, у тебя по русскому тоже был тройбан. Причем натянутый.
— Суй ноги в пакет.
— Чувствуешь, что ты снова подавляешь мое мужское начало?
— Еще не начинала.
Натянул на себя пакет, обвел взглядом, ужаснулся и перевел взгляд на губастую ведьму. Ну наконец-то на ее лице видна едва заметная ухмылка. Всяко лучше, чем обиженная злюка.
— Я красивый?
— Ты похож на пропитого бомжа, а так сойдет.
— На себя посмотри, губ много, глаз мало.
— Посмотрю, когда приду домой, но я всяко получше, чем ты. Ты вообще хорошо видишь такими щелочками вместо глаз? — со всем ехидством в голосе произносит Вася.
— Ладно, мы оба красивые. А если серьёзно, я сильно опухший? — притрагиваюсь к векам — да, судя по всему, морда знатно опухла.
— На девять из десяти. Только фингала не хватает под глазом. И все бомжи примут тебя за местного.
— Ой, Васенька, какая же ты мстительная, девочка моя. И это всего лишь за то, что я напомнил, что у кого-то не было секса шесть лет.
— Хватит балаболить, Петя. Пойдем уже.
— Иду.
* * *
То ли из-за отсутствия обуви, то ли из-за не самого лучшего физического состояния, идем мы с Василисой медленно. И все бы ничего, даже собственный вид не тревожит из-за отсутствия людей, а вот то, что Вася хочет соскочить — бесит и конкретно напрягает. Шаг назад — десять вперед. Надо срочно забирать собаку и повод гулять по вечерам — идеальный. А потом и к бабке на юбилей с Васей заявлюсь и все. Покорю ее родню и обратно вместе в город на пмж.
— Василиса Петровна?
— Что?
— А ты вчера не сказала, сколько бабке твоей исполняется?
— Восемьдесят.
— Маловато, есть шанс прожить еще лет пятнадцать и трахать тебе мозги на пару с маменькой. А маме сколько, кстати?
— Пятьдесят
