нужно… Блядь, она без меня тоже не живет… Блядь… Кто-нибудь, запишите! Переведите мне с русского на русский, что это значит… Боже… Переведите мне, мать вашу, что это значит!
Одну ночь… Только одну ночь… Я в том охреневшем состоянии, когда этого сразу и много, и мало.
Не ждал ничего, но… Реальность постепенно растворяется, и мы оказываемся в прошлом. В одной точке, на гребне самой высокой волны, без всяких «до» и «после». В моменте, где Соня Богданова безраздельно моя.
Я не думаю ни минуты. Без промедления накрываю ее хрупкое дрожащее тело своим с одной целью – слиться в единое целое. Нас простреливает током, но эти ощущения настолько желанны, что не способны вызвать промедление.
Соня издает много звуков, вздохов и стонов. Я же, проживая чрезмерное количество обрушившихся на организм эмоций, какое-то время консервирую все внутри себя и не выдаю вообще ничего. Никаких отличительных реакций.
Соня… Моя Соня… Она… Со мной… Моя…
Блядь… Это так охуительно невероятно!
Я сплю… Я точно сплю. Обдолбанный какими-то спасительными препаратами, генерирую альтернативную реальность. Но как же эта иллюзия натуральна!
Вжимаюсь в Сонино тело плотнее, вдыхаю на полную ее запах, грею в густом и сладком дыхании онемевшие губы, заново знакомлюсь с нежностью божественной плоти, пока внутри от переизбытка эмоций не происходит взрыв. Он и провоцирует стремительное и аномальное деление клеток в организме. Вся моя выдержка рассыпается в прах. Все, что натаскало за эти полгода, смывается.
Я больше не чувствую себя многовековым стариком.
Я снова обычный пацан. Влюбленный до потери, мать вашу, пульса.
– Соня… Блядь… Девочка моя… Блядь… Моя…
Толкаюсь ближе к ней, но не спешу. Трусь о ее губы губами, осторожно раздвигаю, медленно пробираюсь между ними, трепетно и методично исследую… Все действия, будто это наш первый и последний раз. Будто? Да, по сути, при нынешних исходных, так и есть.
Блядь…
«Только на одну ночь… Только на одну, Саш!..»
Несмотря ни на что, Соня чувствует то же, что и я… Она так же, как и я, умирает от любви?
Я готов дать ей все, чтобы облегчить эту агонию и наполнить ее тело жизнью. Но взять я собираюсь тоже все. Все, что можно.
Любовь – потребность.
Самая глубинная. Самая фундаментальная. И самая, мать вашу, непреодолимая.
От любви нет лекарств. Когда от нее ломает, можно лишь увеличивать дозы. И при этом нереально насытиться впрок. После этой ночи зависимость только усилится. Я это понимаю. Но ни себе, ни тем более Соне отказать в этом временном счастье не способен.
– До смерти, малыш… И после нее тоже…
После этой клятвы, будто бы рухнув с обрыва, проникаю в ее горячий рот языком. И снова застываю.
Я целую Соню… Я целую… Блядь, я снова ее целую…
Даю себе волю зависнуть в этом мгновении и пропустить по долбаным крупицам каждое ощущение, которое это, мать вашу, волшебство дарит моему организму сквозь натужно качающее кровь сердце. Этот жгучий энергетический поток – словно подача тока. Один бешеный разряд, и я воскрес. Электричество разлетается по венам. Прорывает все плотины. Сносит пульс. Раздувает мышцы. Наполняет меня такой свирепой мощью, что кажется, не человеком перерождаюсь, а каким-то высшим существом.
Тело пылает нестерпимо.
Огненная кровь, замкнув первый цикл оборота, скапливается и начинает бурлить во всех стратегических местах – в висках, в ушах, на шее, в груди, на запястьях, в паху… Рвет вены и кожу яростно.
Мы оба живы. Живы. Есть. На Соню тоже работает. На нее, мать вашу, тоже работает эта любовь. Все еще работает… Боже… Блядь...
Ускоренно и громко втягиваем через ноздри воздух. Одновременно с этим с лихорадочной дрожью усиливаем хватку. Вот она – та самая смертельная сцепка. Без крови не оторваться теперь.
Едва я осознаю процесс, когда наши вкусы смешиваются в один реактив, следует новый химический взрыв. Языки после заглушенных стонов одномоментно приходят в движение.
Мы ведь точно знаем, что делать. Знаем, как друг друга ласкать. Знаем, как исступленно любить.
Думал, что вымахал, возмужал, очерствел... Да просто забыл за ненадобностью. Но все эти предположения на хрен слетают, когда начинаются конкретные действия. Предохранители выбивает на старте. Сдержанно, зрело и благородно не получается.
Сасная Соня – сасные влажные поцелуи.
Губы затягиваем, кусаем, посасываем. Толкаемся языками, бьемся, сплетаемся. Ртами крест-накрест – это сейчас, блядь, тоже как клятва. С низким мычанием замираем. Мгновение, и по-новой на ускорение идем. Вздохи все громче. Стоны все ярче. Причмокивание все звонче.
Потому что ни тормозов, ни стыда, ни запретов не существует. Существует лишь неудержимая жажда, заправленная таким, сука, зверским голодом, что сохранять какие-либо рамки – шансов нет изначально.
– Соня… Сонька… Солнышко… – бомблю в рваных паузах, которые предназначены на экстренное поглощение кислорода. – Моя… Моя девочка…
– Не говори… Хватит… Ах-х-х-х… Х-х-х… Ах-х-х… Молчи… Ах-х-х-х… Х-х-х…
Так охренительно сладко и так оглушительно громко задыхается, что кажется, будто над ней кто-то микрофон закрепил. Мы в порно. Но, блядь, какими бы ни были действия с любовью, даже завязка у этого порева – душевный отрыв.
– Не буду молчать, – заявляю, фиксируя пальцами ее подбородок. Жестко сжимая, жадно прохожусь по распухшим губам языком. – Раз пришла, буду говорить все.
– Саша… Только эту ночь… – пытается напомнить.
– Я скучал… Сука, Сонь, я так скучал… – разбиваю это признание мучительными стонами, и все равно то, что пережил, они не передают. Не передают ни хрена! – Ты моя девочка… Моя сладкая… Моя… – долблю с отличительным убеждением. – Навсегда, Сонь! Поняла меня? Пока человечество к хуям не уничтожит эту ебаную планету… И даже тогда… Если вдруг останется какой-то жалкий клочок суши, я там, сука, вдоль и поперек все вскопаю, лишь бы только найти тебя! Ты это, блядь, понимаешь?! И под долбаной водой, если она вдруг накроет все материки и острова, жить научусь, Сонь! Слышишь меня? Тебя, блядь, поездки в Киев удивляют? – сам не могу определить, спрашиваю я или все-таки, констатируя, изумляюсь сам. – Пиздец, да ты меня ни хрена не знаешь, что ли?! Я стану перерождаться и искать тебя по свету столько, сколько будет нужно! – не ору, потому как не хватает дыхания. Но даже приглушенно высекаю по струнам знатно. Мы и до этого дрожали как ненормальные, а сейчас… Трясемся оба на максимум. Впору скидывать кожу, которая за пару минут вдруг стала слишком тонкой и уязвимой. Износилась, спадает волнами. – Буду
